— Аккуратно, ребята, — сказал Анисимов своим и медленно двинулся вперед. — Митрич, ежели чего, прикрывай огнем.
— Не шепчитесь там, а идите уж, — более добродушно сказали со стороны ящиков.
Все пошли вслед за старшим лейтенантом. Вспыхнул фонарик. Луч ударил по глазам красноармейцев, словно в них воткнули острые раскаленные иглы.
— Да свои мы, — простонал Кожевников, зажмурившись и чувствуя, как от боли потекли по щекам слезы, — не видишь, что ли. Не свети в лицо — глаза жжет.
— Похоже, и правда свои. — Фонарик мигнул и погас.
Они подошли к ящикам, возле которых было устроено что-то вроде секрета и находились на посту два бойца.
— Ясно, что не немцы, вон как отощали, — произнес второй солдат. — Пойдемте, хлопцы, к командиру отведу.
Их вели по петляющему коридору еще некоторое время, показавшееся Кожевникову вечностью, пока солдат не остановился и не осветил фонариком массивную металлическую дверь. Он легонько постучал, и тяжелая дверь со страшным скрипом стала открываться.
Полоска яркого света по мере открытия двери увеличивалась, и Кожевников прикрыл глаза.
— Что за стрельба? — спросил незнакомый низкий голос.
— Заминка вышла, товарищ комиссар, — ответил боец. — Чуть было своих товарищей не постреляли. За немчур приняли.
— Заходите.
— Вы не могли бы немного притушить свет? — попросил Кожевников.
— Да-да, конечно!
Они вошли в небольшое помещение. Свет в керосинках поубавили, и глазам стало не так больно. Воздух здесь был спертый, остро пахло потом, кислятиной. Зато оказалось тепло, что для продрогших в катакомбах бойцов сейчас было гораздо важнее.
Встретил их коренастый мужик в рваной солдатской гимнастерке. Возраст его определить было сложно из-за всклоченных волос и бороды.
— Батальонный комиссар Бортко, — представился он, — заместитель по политчасти.
— Старший лейтенант Анисимов и мои бойцы. Всего тринадцать человек, трое раненых, двое — тяжело. Пробираемся из катакомб северной части Цитадели. Немцы нас там зажали в тиски и обложили. На поверхность выбраться возможности не было. Вели диверсионную деятельность, ждали подмоги, но, исчерпав все силы, я принял решение искать выход из крепости.
Комиссар внимательно слушал Анисимова и кивал головой.
Пока старший лейтенант докладывал, Кожевников осмотрелся. В помещении находилось восемь человек. Облик их мало отличался от вида бойцов Анисимова — грязные, уставшие, изможденные. Трое были в гражданской одежде, остальные — в солдатской форме. Все они сидели на полу вдоль стен. Некоторые даже не повернули головы.
— Да, — сказал комиссар, когда Анисимов закончил доклад, — все понятно. Глупо, наверное, спрашивать у вас о ситуации в крепости.
Старший лейтенант развел руками, в том смысле, что «да, глупо».
— Мы нашли эти катакомбы случайно, — продолжил Бортко. — Пробирались с Корбинского, по дороге еще несколько человек к нам примкнули. Засели мы тут, похоже, крепко. К Бугу выйти невозможно. Есть вероятность, что имеется какой-то проход, но тут годами придется плутать. Через казарму на поверхность выйти нет шансов, слишком мало людей. Мы уже пытались. Посты охранения и прочее. Но есть и хорошая новость — германская дивизия ушла. В крепости в основном хозчасти теперь стоят да разная тыловая шушера.
— Товарищ комиссар, — спросил Анисимов, — что же нам делать?
— Попробуем пробиваться. Теперь нас больше, и боеприпасы, как я вижу, у вас есть. Надо уходить в леса. Устроим им партизанскую войну, пока наши не подойдут.
— Когда же они подойдут? — чуть не застонал Анисимов, у него тоже начинали сдавать нервы.
— Скоро. Иначе просто не может быть. И не кисните, вы боевой офицер. Располагайтесь, кое-что из провизии найдем, вода тоже есть, хотя ее немного. Раненых несите в соседний отсек Сейчас разведка вернется, и ими займутся.
Кожевников сначала не разглядел в этом помещении еще одну дверь. Там, как выяснилось, лежали раненые и умирающие.
— А у вас тут дети в катакомбах есть, товарищ комиссар? — спросил Кожевников.
— Какие дети? — Бортко посмотрел на него с недоумением.
— Да мы тут по пути к вам кое-что слышали, — проговорил старшина и запнулся, поняв, что его могут принять за сумасшедшего. К тому же Анисимов никак не прореагировал.
— Детей нет, — четко произнес Бортко, — а вот девушка одна имеется. Сейчас она из разведки вернется, я вас с ней познакомлю.
Тяжелая входная дверь растворилась, в проход протиснулся плечистый парень, а за ним внутрь проскользнула худенькая девчушка с коротко остриженными светлыми волосами и перемазанным копотью лицом и с немецким МП-40 на шее. Одета она была в армейскую гимнастерку и галифе.
Бортко что-то говорил Кожевникову, указывая на девушку, но старшина его уже не слышал. Все вокруг закружилось, завертелось в бешеном ритме, земля стала уходить из-под ног. Кожевников пошатнулся.
Глава 4
Матиас и Риммер со всех ног подбежали к подвалу, но к этому моменту все уже кончилось, стрельба прекратилась. Дым потихоньку рассеивался, пехотинцы с карабинами наперевес осторожно подходили к развороченному взрывами подвалу.
Глазам Хорна предстала ужасающая картина. Среди обломков кирпича и тлеющих досок валялось нечто, смахивающее на кучу набросанных как попало грязных тряпок. Матиас подошел ближе и остолбенел. Мертвый русский. Но не это оказалось самым жутким. Трупов за последние пару месяцев он повидал достаточно и, как это ни звучало страшно, попривык к таким зрелищам. Матиаса поразил вид тела. Мертвец был похож на животное. Всклоченная грязная борода, длинные спутанные космы седых волос, искаженное в злобной маске черное от копоти лицо. Крючковатые окоченевшие пальцы с обломанными посиневшими ногтями сжимали окровавленную саперную лопатку. Лохмотья, в которых с трудом угадывалась военная форма, свисали с тощего тела. Чуть поодаль лежал труп немецкого солдата.
Вид трупа вызывал тошноту, Матиас отошел подальше от этого места и присел на поваленное дерево. Рядом устроился Риммер, протянул сигарету. Хорн взял ее дрожащими пальцами и долго не мог прикурить.
— Такие-то дела, дружище, — первым заговорил Карл. — Звери они, настоящие звери.
Матиас ничего не ответил. Он молча глубоко вдыхал едкий дым. К ним подошел ефрейтор Гельц.
— Видали, что случилось? — спросил он, стрельнув у Карла сигарету.
— Еще бы, — скривился Риммер.
— Представляете, — как бы не слыша его, продолжил Гельц, — там несколько русских хотели прорваться из подвала. Ка-ак выпрыгнули, накинулись на патруль. Сначала они, правда, гранаты бросили, а только потом выскочили, но это неважно. Страшные, заросшие, как обезьяны. Хорошо еще, что гранатой никого не убило. И значит…