Штрафбат. Закарпатский гамбит - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Гайдук cтр.№ 26

Резидент Вербовщика в Мукачево, запаниковавший при известии об уничтоженной группе прикрытия Гергё Таллероши и, видимо, добитый нелепой гибелью своего связника, не мог не насторожиться, и он сейчас, даже помимо своей воли, отслеживает каждый шаг, каждое движение мукачевских чекистов. И появление вдруг в Мукачево целой группы столичных чекистов не может не вызвать у него подозрения, причем вполне естественного подозрения. И где гарантия, что он не закроется наглухо в своей скорлупке, выковырять из которой его будет просто невозможно.

Думая об этом, Карпухин скривился в вымученной усмешке. Знали бы там, на Лубянке, что «вверенный ему оперативный состав в Мукачево» состоит всего лишь из одного смершевца, которому для связи с Ужгородом придан еще один смершевец – лейтенант Новиков! Не считая, конечно, «банды штрафников-уголовников», за которой уже началась охота по линии того же НКВД.

...

ЗАПИСКА ПО «ВЧ»

«Срочно!

Абакумову, Смирнову.

Не вижу оснований для усиления оперативного состава в Мукачево московскими оперативниками. Появление их в городе может вызвать ненужные нам слухи и кривотолки, что может сорвать операцию.

За специалистов по наружному наблюдению – спасибо.

Карпухин».

Список избачей и кооператоров , отверточников, писак и писальщиков , скокарей, стекольщиков, слесарей и сонников , чеграшей и портяночников , переданный Тукалиным Андрею Бокше, читали и перечитывали всем колхозом, вслух, с развернутыми для каждой личности в отдельности комментариями, за которые любой лагерный кум не пожалел бы ящика водки. Но более всего Бокшу заинтересовал бывший одесский гетман Аврам Салмаш, поимевший из-за венгерской фамилии кличку Мадьяр. О Мадьяре Бокша был наслышан еще в Одессе, когда тот коцапил и бомбил лохов на улочках, прилегавших к портовой части города, однако познакомиться с ним пришлось на зоне в «Сиблаге», когда уже авторитетному на ту пору зэку по кличке Боцман пришлось самолично разбираться с молодым шакальем и блатной шушерой, которая вдруг ни с того ни с сего замутила гурьевскую кашу и всем базаром навалилась на очередной этап, среди которых был и Мадьяр, загремевший вместе со своим колхозом на лесоповал.

Он тогда спас Салмаша от верной смерти, и Мадьяр не забывал об этом даже тогда, когда зона признала его законником, авторитетным человеком, под которым уже ходила добрая половина зоны. К тому же они оба были коренными одесситами, и им было что вспомнить и о чем поговорить.

Расстались они накануне войны, когда началась очередная пертурбация заключенных и Мадьяра отправили этапом куда-то еще дальше на Север. И вдруг на тебе – Мукачево! Салмаш Аврам Адамович, кличка Мадьяр. Судя по коротенькой приписке Тукалина, местный авторитет, возможно, даже пахан. Освобожден из заключения по истечении срока наказания, в Мукачево живет с некоей Вандой, полячкой по происхождению, родители которой осели в Закарпатье еще в девятнадцатом веке. По данным окружного управления НКВД, Мадьяр ведет «вполне советский образ жизни», однако доподлинно известно, что он паханит на всех воровских сходках, являясь там третейским судьей.

И еще одна пометка, сделанная рукой Тукалина. Доподлинно известно, что в годы войны Ванда содержала притон из местных девиц польского, румынского, венгерского и украинского происхождения. Но при всем при этом никто ничего плохого о ней сказать не может. По крайней мере, не хамела по отношению к соседям по улице, хотя и пользовалась благосклонностью господ офицеров.

– Надо же, пахан и паханка! – заржал Крест, который также хорошо знал Мадьяра по «Сиблагу». – Как говорится, гора с горой не сходятся, а хер с лаптем всегда встретятся.

– Это уж точно, – отозвался Бокша, размышляя, на кого из мукачевской братвы сделать ставку.

Само собой, для этой роли более всего подходил Мадьяр, однако с тех самых пор, как они расстались, столько всяко разной воды утекло, включая сюда и четыре года страшенной войны, когда ссучивались и не такие бугры, коноводы, а порой даже и законники, как Мадьяр. И что может случится, если вдруг он не пожелает признать старого корефана?

Судя по тому, насколько надежно и, видимо, прочно обосновался в Мукачево Мадьяр, это уже не прежний одесский гоп-стопник Аврам Салмаш, а признанный в городе, заматеревший авторитет, вкусивший прелести новой, почти легальной жизни. А зная по зоне нравы и повадки тамошних оперов и лагерного кума, он не исключал и того, что Мадьяр мог в какой-то момент ссучиться , и это позволяло ему столь комфортно жить в Мукачево.

Впрочем, сам себя осадил Бокша, это уже домыслы загодя паникующего верхушечника , который уж вроде бы и майдан держать напрягся и в то же время с параши из-за поноса оторваться не может.

– Словно поняв сомнения и мысли своего командира, подал голос Мося:

– Что, командир, сомневаешься насчет Мадьяра?

– Угадал, – не очень-то охотно буркнул Андрей, краем глаза покосившись на Мосю. Этот офицер , которому уже давным-давно пора было бы присвоить генеральское звание, также неплохо знал Мадьяра и мог бы сказать свое слово относительно того, мог ли Мадьяр ссучиться за эти годы или все-таки остался тем самым вором-законником, которым показал себя в «Сиблаге». – А что, хочешь что-то сказать? Ты же, кажется, еще до войны его знал по одесским катранам?

– Ну, положим, не только по катранам, – пожал плечами Мося, с которым еще не рассчиталась по карточным долгам довоенная Одесса. – Случалось пару раз, что он меня и от курносой спасал, когда раздетые до кальсон биндюжники за финки хватались. И могу за него мазу тянуть со всей ответственностью.

– Ты хоть понимаешь, насколько всё это серьезно? – подал голос Шайтан. – Я тоже кое-кого из мукачевской братвы по зоне знаю и даже мог бы кое с кем сельпо подломить, но чтобы за кого-то из них мазу держать…

И он отрицательно качнул головой.

– Слушай, Мося, – раздался с нар голос немногословного Волка. – Я хоть и уважаю тебя и за тебя на любом сходняке готов мазу держать, но тут-то мы знаем друг дружку как облупленные и знаем, кто что стоит. А этот Мадьяр…

Он замолчал было, сказав свое слово, однако не удержался, чтобы не завершить свой короткий монолог веским, как ему, видимо, казалось доводом:

– Да и с чего, спрашивается, он в этих местах ошивается? Где, скажите, та Одесса и где, скажите, это сраное Мукачево?

Шесть пар глаз уставились на Мосейчука, однако он стоял на своем:

– И все-таки я никогда не поверю тому, что Мадьяр мог бы ссучиться и ради жирного куска мяса да марьяны стал бы сдавать братву. Мадьяр – это в первую очередь законник, оттого, видать, его и паханить сюда призвали, чтобы порядок навести да отрицалам красные сопли подтереть.

Он покосился глазом на Креста, будто хотел сказать: «Ты-то чего молчишь? Ты же тоже хорошо знал Мадьяра?» – и негромко закончил:

– Я свое слово сказал, теперь вам решать.