— Ну ладно, бабоньки, возьму грех на душу…
Некоторое время он сосредоточенно пил заправленный жженой корочкой кипяток с сахарином, потом покосился на предложенный ему белый сухарик и, вытерев ладонью проступившие на лысине капельки пота, вздохнул:
— Ну, бабоньки, за угощение благодарствую, только не обессудьте, у меня дело.
— Так говори, Иван Степаныч, говори, мы завсегда…
Участковый поставил стакан на стол и прокашлялся.
— Жилец от вас тут выехал…
— Это Егорыч, што ли? — женщины начали переглядываться.
— Ну да, выехал.
— Так, значитца, опознать требуется, нет ли тут кого похожего…
Женщины испуганно замерли, глядя, как освободивши на столе место, участковый неторопливо разложил целый веер фотокарточек, и только когда был положен последний снимок, посыпались несмелые вопросы:
— Иван Степаныч… Неужто с Егорычем что?.. Жалко ж…
— Ох, бабы, бабы… — участковый укоризненно покачал головой. — Конечно, народ вы жалостливый, но, опять же, непонятливый. Ну чего вы всполошились? Вы на карточки глядите. Тут все здоровые, красивые, вон и совсем молодые есть, а вы, эх…
— Ну, извини, Иван Степаныч, если чего, мы ж бестолковые, да и боязно…
— Да чего там, я понимаю… — участковый махнул рукой. — Глядите!
Женщины с неприкрытым интересом принялись рассматривать фотографии, и мгновенно недавний испуг сменился привычным гомоном:
— Не…
— Не он, бабы…
— Не он!
— Егорыч-то — старый тюхтяй, а тут эвон, образованный какой-то, в очках…
— Так и у Егорыча очки!
— Так рази ж такие? А тут вон, с защипкой!
— А молодой-то, молодой!
— Дак, вить, это ж Витек, племяш Егорыча! Он фотку показывал!
— Точно.
— Племяш, да, а он не похож, не…
— Да как не похож? Похож, только моложе ентот…
— Во-во, да где ж это видано, у нас старый жил, а там вдруг молодой заделался.
— А ты — похож, похож… Похож, как ты на артистку!
— А ну, бабы, тихо! — строго прикрикнул участковый, гася начинающуюся ссору в зародыше, и встал.
Потом косо напялил фуражку, поправил ее и только после этого сказал:
— Последний вопрос. Вещи у него были, как уезжал?
— Да какие там вещи! Так, чемодан…
— Ну, не скажи. Он, правда, старый, но хорош… Кожаный, сносу нет!
— А те, что Митька-сосед на вокзал возил?
— Ну да, купил он. Диван с полочкой и стол со шкапчиком, точно…
— Со шкафчиком — это хорошо… — Участковый принялся собирать фотографии.
— Так что случилось-то, Иван Степаныч? — задала вопрос одна из самых любопытных.
— Ну вот, опять за рыбу гроши… — милиционер аккуратно сложил фотографии в потертую дерматиновую сумку и разочарованно заключил: — Сами ж не признали никого. А раз так, не про него и речь… Ну все, прощевайте, бабоньки. Пойду пока…
Обведя строгим взглядом столпившихся вокруг женщин, он проверил, плотно ли застегнута сумка, и твердым шагом пошел к двери.
* * *
С улицы долетел пронзительный визг трамвая, сворачивавшего за угол, и начальник, скривившись как от зубной боли, отошел от окна. Вернувшись к столу, он грузно уселся и тяжело посмотрел на стоявшего перед ним капитана.
— Ну что, влипли мы с тобой, друг ситный, а?
— Да… — вздохнул капитан и переступил с ноги на ногу. — Кто б мог подумать…
— А началось-то все… — начальник сокрушенно покачал головой. — С обычной драки, мать их…
Капитан мгновенно сообразил, что же так угнетает хозяина кабинета, и, словно оправдываясь, заго ворил:
— Но как вы решили… Ну, что там, казалось бы… Оговорил с пьяни, и все! А не оставь вы его тогда тут, ой-ой, что могло б быть…
Капитан заметил, что после этих слов лицо начальника сразу просветлело, и уже совсем другим, бодрым голосом заключил:
— Зато теперь главное есть… Связь!
— Это ты верно… Теперь пахать и пахать… — начальник оживился и перешел на деловой тон. — Ладно! Что у тебя там?
— Докладываю, — капитан раскрыл папочку. — Установлено. Контакт у «цветочницы» с «дядей» регулярный. Трижды заявлялся к ней самолично с цветами, букетом.
— Стоп! — начальник дернулся и забарабанил пальцами по столу. — Это что ж получается? Он к ней с букетом, а она цветочки в витрину и ходи мимо, читай информацию… Так, что ли?
— Не замечено.
— Чего не замечено?
— Букетов этих в витрину не ставили. Проверено.
— А цветов? Россыпью? — начальник пристально посмотрел на капитана.
— Никак нет, — отвечая строго по уставу, капитан весь подобрался.
— Так уж и нет? — спрашивая, начальник даже привстал из-за стола.
— Ну, как сказать… — капитан стушевался. — Изменения в витрине есть, цветы ж, они, как это, вянут…
— То-то и оно! — начальник удовлетворенно вздохнул и сел на место. — Что дальше?
Капитан хотел было раскрыть папку, но, перехватив насмешливый взгляд хозяина кабинета, доложил по памяти:
— Информации из дома «племянника» по связи «дяди» с «цветочницей» нет.
— Что, служанка болтать перестала? — хмыкнул начальник.
— Да нет. Как сорока мелет, но про «цветочницу» ни словечка. Считаю, подозрительно…
Капитан подошел к столу на полшага и, чуть снизив голос, как бы конфиденциально предложил:
— А может, того, к «цветочнице» поближе?
— И думать не смей! — начальник строго глянул на подчиненного, как бы решая, напоминать или не напоминать, и в конце концов сказал: — Там задача одна — сидеть тихо и смотреть! И вообще, вокруг «цветочницы» на цирлах ходить и дышать в тряпочку, понял?
— Так точно, понял! Но тогда придется с другой стороны.
— С какой еще другой? — начальник подозрительно сощурился.
— Задумку имею, чтоб дом поплотнее контролировать. И зацепочка кое-какая есть…
— Это какая же? — заинтересовался начальник.
— Ухажера надо этой Стефе найти, и чтоб намерения серьезные…
— Ну ты, брат, даешь! Прям брачная контора ка кая-то… — начальник рассмеялся, немного подумал и неожиданно хлопнул ладонью по столу. — Ладно, согласен!
Настроение хозяина кабинета заметно улучшилось, и, воспользовавшись этим, капитан снова принялся развязывать папку. Такое стремление подчиненного влезть в документы не осталось без внимания, и начальник совсем уж благодушно спросил: