Под Баграмом - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Быков cтр.№ 4

Знаменитый перевал Саланг проходит по хребтам Гиндукуша на высоте 3 тысяч 600 метров у северной границы провинции Парван. Построен он в 50–60-е годы с помощью Советского Союза. Он позволил круглый год ездить через перевал, который раньше три четвёртых года был непреодолимым. Самая верхняя точка перевала Саланг — тоннель длиной более 2500 метров, пробитый в горном хребте. Преодоление и эксплуатация столь высокогорного перевала дело непростое. Нередки были случаи, когда автомашины сваливались в пропасть, или на нижний виток дорожного серпантина, либо машина с отказавшим мотором или тормозами катилась по дороге вниз, сталкиваясь с идущим вслед транспортом. Иногда перевал накрывали огромные снежные лавины, снося мосты, разрушая и покрывая многометровым слоем снега значительные участки дорожного полотна. Во время войны перевал эксплуатировался с огромными перегрузками. Однажды в результате сильной загазованности тоннеля от работавших двигателей массы машин погибло несколько десятков человек. Специальная служба следила за техническим состоянием дороги на перевале, вела ремонтно-восстановительные работы, следила за режимом движения, обеспечивающим вентиляцию (проветривание) тоннеля.

Как видим, трудности в преодолении Гиндукуша даже теперь, после постройки автодороги и тоннеля, велики. Можно представить, как всё это было раньше. Не случайно Гиндукуш в переводе означает «губящий индийца». Согласно преданиям, такое название горные хребты получили из-за гибели в снежных горах индийских купцов, возвращавшихся из Самарканда.

В большей или меньшей мере мы занимались всем тем, чем занималась местная милиция, вникали во все сферы её деятельности, помогали, подталкивали, были связующим звеном с советским командованием, выступали арбитрами в конфликтах между руководителями, возникавших на почве фракционных партийных амбиций и интересов.

Работа милиции (полиции) во всех странах схожа по своему содержанию. Для милиции Афганистана того периода требуется сделать существенную оговорку — вся её деятельность имела преимущественно военную окраску. Важнейшими задачами были оборона областного и уездных центров, сбор разведывательной информации о силах, планах мятежников, участие в проводившихся частями Советской и Афганской армий боевых операциях. Проводились они для ликвидации сил мятежников и расширения зоны контроля власти, для призыва новобранцев, в том числе с территорий, контролируемых партизанами.

На втором месте — охрана порядка и безопасности в контролируемых правительством населённых пунктах, в том числе при проведении митингов и других массовых мероприятий, охрана важных объектов. Ну и, естественно, комплектование подразделений, снабжение оружием, боеприпасами, снаряжением и продовольствием; подготовка и обучение личного состава. Так, у нас в провинции была создана учебная рота и организована подготовка сержантов царандоя.

Соответственно решаемым задачам милиция была вооружена не только лёгким стрелковым оружием, но и пулемётами, 82-миллиметровыми миномётами. В оперативном батальоне имелись и бронемашины — БТРы, БРДМ. Комплектовалась милиция, как и армия, солдатами срочной службы.

Опасной была служба в милиции. Память моя уже потеряла цифры, характеризовавшие её деятельность. Запомнилась лишь цифра 57 — это число погибших сотрудников и солдат милиции провинции Парван за время моего пребывания там. Общая численность милиции в провинции была около двух тысяч человек. Силы мятежников оценивались более чем в десять тысяч — точной цифры, фигурировавшей в наших отчётах, не помню.

Поскольку провинциальный центр не был безопасным для проживания советских людей, советнический аппарат (партийный советник, группы советников МВД и КГБ) располагался в Баграме. На работу в Чарикар мы все вместе ездили на афганском БТРе; выезжали в 7 часов, возвращались около 14. Каждый из нашей советнической группы был вооружён автоматом и пистолетом, всегда носил их при себе в дороге и в Чарикаре. Из Кабула нас несколько раз предостерегали о планах мятежников захватить нас при этих поездках, получали мы такую информацию и на месте. В связи с этим тренировались, как действовать на случай нападения. Девятикилометровый отрезок разбитой полупросёлочной дороги от Баграма до Кабульской трассы, который постами не охранялся, мятежники нередко минировали. Иногда, возвращаясь из Чарикара, мы видели по 3–5 подорвавшихся на минах и сгоревших автомашин. Были случаи, когда советский пост у поворота с трассы на эту дорогу на несколько часов задерживал транспорт, в том числе и наш, до окончания разминирования.

Нам, правда, везло. Лишь один раз осенью 1982 года в пути было происшествие. Уже на Кабульском шоссе мы увидели сгоревший газик и поврежденную бронемашину сапёрного полка. Знакомые нам офицеры — сапёры лежали за камнями и вели огонь в сторону зелёной зоны. Мы, немного приостановившись, поддержали их огнём из крупнокалиберного пулемёта БТР и быстро вызвали помощь с расположенного километрах в двух советского поста. Среди сапёров жертв не было, кое-кто получил лёгкие ранения. Мои люди проведывали их в госпитале, и сапёры рассказали, что когда мы приостанавливались, мятежники стреляли из гранатомёта и по нашему БТРу, но промахнулись.

Под огнём из стрелкового оружия пришлось быть не раз. Однажды во время операции пулемётная очередь взрыхлила землю прямо под ногами у нас с переводчиком.

Рад, что из нашей группы все живыми вернулись домой. Березюк Г. Н., правда, получил лёгкие осколочные ранения рук от разрыва мины. В Афганистане же в целом были отдельные случаи гибели сотрудников системы МВД СССР, несмотря на очень жёсткие требования из Кабула и Москвы по обеспечению их личной безопасности.

Наиболее близкие мне профессионально вопросы расследования преступлений были на дальнем плане, и я их мало касался. Да и число чисто уголовных проявлений было невелико — сказывалось следование жителей строгим предписаниям Корана. Помню случаи наезда автомашинами, идущими по автотрассе, на афганских женщин. Одетая в паранджу женщина фактически лишена бокового зрения и, переходя дорогу, не замечает идущих автомашин. Машины же, особенно отставшие от колонн, шли обычно на большой скорости. Я информировал советское командование о таких происшествиях. Приезд в семью пострадавшей представителей воинской части с соболезнованиями и двумя-тремя ящиками продуктов обычно снимал все вопросы с родственниками: никто никаких жалоб и претензий не предъявлял.

Я упоминал, что в Афганистане было множество людей с оружием: это и военные, и царандой, и ХАД (служба безопасности, вроде нашего КГБ), и партийные активисты, которые числились в партийном и государственном аппарате уездов, контролируемых мятежниками, а фактически несли вооружённую службу на постах в других уездных или провинциальном центрах; это и члены групп защиты революции — вооружённые группы местного населения, как бы группы самообороны в городах и кишлаках — нередко бывшие партизанские отряды и группы, перешедшие на сторону правительства. Вооружены все эти люди были преимущественно автоматами Калашникова, были на вооружении также автоматы времён Отечественной войны — ППШ и даже английские винтовки «БУР» позапрошлого века. Самым популярным у личного состава правительственных сил, да и у мятежников, был автомат Калашникова. Афганцы отлично выговаривали непростую для них русскую фамилию оружейного конструктора. Разве что ударение делали на последнем слоге и все без исключения требовали именно такие автоматы, утверждая, что все другие — «хароб» (плохие). У меня есть несколько снимков, захваченных в Панджшерской операции, где сняты мятежники с разным оружием, в том числе и с автоматами Калашникова. С таким же автоматом встречал в одной из операций мальчишку — «защитника революции», родители которого погибли от рук партизан.