Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Одинцов cтр.№ 3

Наконечный взял лист бумаги из рук Чумакова и вслух прочитал:

Враг посягнул на землю, на границы,

Зажег войны пылающий пожар.

Народ, в ружье! В полет, стальные птицы!

Врагу ответим ударом на удар!

— Ну что ж! Стихи не очень, но по существу. Годятся. Давайте пишите.

В шалаше у летчиков густая темнота пахла сеном. Матвей Осипов, сняв сапоги и положив ремень с пистолетом и летный планшет под голову, лежал на спине с закрытыми глазами. Плексиглас планшета приятно холодил высоко стриженный затылок, и от этого не спалось.

Настойчивые попытки Матвея сосредоточиться на завтрашнем дне были напрасными. Мысль рвалась: предстоящие боевые действия все время перекрывались картинами прошлого. То он видел себя маленьким, то вдруг студентом техникума, то курсантом аэроклуба, совершающим свой первый полет.

Чем выше поднимался самолет У-2 [2] в дымчатый голубоватый воздух, тем больше было его удивление и восхищение бескрайностью, игрой светотеней внизу на всхолмленной невысокими зелено-синими горушками земле. А вверху кругом было еще более бирюзовое и глубокое небо.

Маленькая двукрылая стрекоза с блестящей пятиконечной головкой стосильного мотора, старательно вращая усиками пропеллера, не летела, а купалась в солнечной прозрачности. Душа его тогда до краев наполнилась неведомой доселе радостью, и он вспомнил певуче-задумчивые и величаво-гордые стихи, что учили в школе:

Кавказ подо мною, один в вышине

Стою над снегами у края стремнины.

Орел, с одинокой поднявшись вершины,

Парит неподвижно со мной наравне.

Однако самое непонятное для него началось, когда инструктор начал выполнять пилотаж. Руки намертво вцепились в борта кабины, широко раскрытые глаза ничего не могли ему дать для мысли. Откуда-то издалека слышались слова инструктора, но смысл сказанного голова отказывалась понимать. Сначала земля показывалась ему то одним, то другим боком, и его прижимало к сиденью. Затем, как в какой-то пляске, перед глазами, меняясь местами, проносились земля-небо, земля-небо… И с этого момента время начало отсчитывать его летные часы.

Первый самостоятельный полет. Он пришелся на середину лета и по времени совпал с боями у озера Хасан. Эти события и обстановка на Западе еще больше возвысили в его глазах значимость летного дела. Обстоятельства потребовали принятия окончательного решения: зачем и для чего он летает? Ради спортивного увлечения или это будет профессия на всю жизнь?

Всего три года, а сколько свершилось: техникум, завод, аэроклуб, военная школа летчиков, Вязьма, Киев. И вот — война.

Что же, Матвей, ты знаешь о войне? Ничего, кроме того, что слышал от командира за эти два дня.

Слышать — одно. Видеть — другое. Понимать — третье. Уметь — четвертое. Все эти понятия у тебя пока существуют отдельно. Да и врага ты пока не знаешь даже теоретически. У тебя четыре лобовых пулемета, есть стрелковый прицел. Но ведь ты, отлетав в школе последовательно на трех типах самолетов, с них на полигоне не стрелял. Учили только из винтовки три раза на стрельбище. У штурмана пулемет. Он из него не стрелял. Четыреста килограммов бомб. Бомбили на полигоне один раз, сбросив две бомбочки в двух заходах на учебную цель.

Как же оцениваешь ты сейчас себя и экипаж перед завтрашним первым боевым вылетом? Какой ты вояка?

А никакой! Я гражданский человек в военной форме. Человек, умеющий кое-как летать днем при солнышке. И не имеющий никакого понятия о войне…

Удастся ли мне научиться? Отведется ли мне для этого время? Полет — праздник. Завтра он заменится тяжелой и опасной работой.

Боится ли он? Пока нет… Неведомое сегодня не имеет цвета, запаха, звука, боли, горя и радости.

Я не ощущаю еще этих граней, как и не вижу рубежей между победой и поражением, между продолжением жизни и смертью. Повезет — буду учиться, стараться быстрее все понять.

В шалаш просочился серый рассвет. Совсем близко взревел мотор. Матвей сел, посмотрел на своих товарищей, которые молча лежали с открытыми глазами.

— Наверное, разведчик взлетел, — сказал Матвей, так и не поняв, спал ли он.

Начался третий день войны…

За предыдущие два дня майор Наконечный рассказал летчикам все, что увидел и прочувствовал в боевых полетах. Все, что удержала его память из рассказов о боевых действиях товарищей. Поясняя рисунком на листке бумаги ту или иную мысль, реально виденную им обстановку в воздухе, он передавал свой опыт без назойливых нравоучений, а иногда и шутил. Неудачи, гибель своих товарищей в боевых полетах объяснял спокойно, чисто профессиональным языком, не нажимая на эмоционально-психологическую сторону происшедшего. Разбирая удачи и промахи в боевых действиях, он просто доводил до сознания своих слушателей цену ошибки, где мерилом стоимости их были человеческие жизни, разбитые и сожженные самолеты. В этих тактических эпизодах летный состав полка видел свои будущие боевые полеты.

И вот теория закончилась.

Осипов шел к самолету, не ощущая в себе привычной легкости, и повторял Носову полученные указания на вылет. Пересказывал для того, чтобы еще раз убедиться, что оба запомнили их одинаково и не допустят ошибок

Матвей ощущал в себе какое-то необычное возбуждение, приподнятость и понял, что это и есть волнение, которое испытывает боец перед атакой или боксер перед началом боя. Это самое главное. Не напрасно так много и подробно об этом волнении говорил командир. Это «нечто» могло помочь в бою мгновенно оценить обстановку, предугадать возможный ход в действиях врага и подсказать целесообразное, неожиданное для противника, твое, именно твое, правильное и разумное решение. Но это «нечто» может перерасти в страх и победить в общем-то решительного, нетрусливого человека, превратить его в убегающего или парализованного зверя, который, кроме спасения своей жизни, ничего уже перед собой не видит и не понимает.

Чтобы справиться с этим волнением, Матвей начал старательно проверять готовность самолета к вылету.

И техник не торопил его. Иванов успел побывать на финской, и ему лучше, чем летчику, были известны состояния людей перед боевым полетом: пришлось видеть и подбитые самолеты, раненых и погибших людей. Отвечая на вопросы Осипова, он думал о том, какая судьба ждет их экипаж…

Летчик — совсем мальчик, нет и двадцати лет. Если бы не военная форма, студент-первокурсник, вытянувшийся юноша, начавший набирать мужскую силу. В меру грамотный и общительный. Но для войны этого мало. Как-то будет?… Когда они сообща осматривали штурманский турельный пулемет, он как бы между прочим проговорил:

— Главное, командир, не отрывайся от ведущего и никогда не возвращайся с пустым пулеметом домой. Оставляй в ленте хотя бы на одну очередь — она может долгой жизнью обернуться.