Старый тракт - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Марков cтр.№ 42

Сколько всего наслушалась Варя! О болезнях и их исцелении, о любви и ненависти, о честности и бесчестии, о правде и лжи, о щедрости и скупости, о вере и безверии, о преданности и предательстве. Обо всем этом говорила, поучала, возносила, обличала каждая из палат терапевтического отделения. Кого-то Варя слушала внимательно, от кого-то старалась вежливо улизнуть, кого-то убеждала успокоиться… И как-то трудно было представить себя без людей, несущих тебе свою откровенность, как чародейство, как бесценный дар… Пахом-то Васильич и был одним из таких любопытных людей, общение с которыми западало в душу.

Мелькнуло в размышлениях Вари и лицо Виссы, Виссариона… Верно, душа к нему не тянулась, но и он был существенным фактом ее городской жизни. Сейчас, взвешивая все перед чистым лицом бумаги, она не могла не подумать о постоянстве его чувства к ней. Давно сказала ему — нет, а он не устает надеяться, значит, есть в нем благородство, которое нельзя не уважать…

И еще одно, может быть, самое решающее: впереди засветилась цель, замаячило будущее. Осенью она поступит в институт непременно. Год работы в больнице будет оцениваться по самой высокой шкале. Через шесть лет она — врач!

Правда, в тайниках души оставались у Вари колебания относительно того, то ли это, что может утолить ее призвание. В мечтах детства ей всегда виделось повторение профессии матери.

Агроном! Что можно поставить рядом с этим занятием? Может быть, только профессию учителя. Человек рожден на земле, и земля его кормит. Агроном холит землю, познает ее тайны, выращивает злаки, чтобы люди могли жить… Не будь Нади, не будь ее настойчивости, нет, не пошла бы Варя в медицинский институт, ни за что не пошла бы…

Но ведь врачи нужны, и живут они тоже ради людей, ради того, чтобы человек на земле был вечен… Город, он не меньше необходим, чем деревня. Попробуй проживи без города в нынешнее время. Дикарем станешь, снова в обезьяну превратишься.

Мысли Вари разлетелись, как стрекозы на голубом неохватном просторе… Одну поймаешь, а другая уже в поднебесной выси.

«Мишка, чертила ты, чудила, задал ты мне задачку… Зачем ты тогда-то не остановил меня? Почему не бросился мне наперекор тропинками сада? Почему не подстерег меня на шоссе возле машины дядечки Прохора Федосеича Никоноркина, служившего с моим дедушкой в армии и знающего, как геройски погиб он в боях с фашистами?»

Самописка выпала из рук Вари, голова опустилась на стол, подминая исписанный лист бумаги.

В конце концов на Мишкино письмо Варя ответила телеграммой. Письмо так и осталось недописанным. «Уважаемый Миша (уважаемый она ввернула для придания делу большей серьезности), твое предложение меня очень обрадовало тчк Верю что поведешь ты дело твердо и успешно тчк Однако я ведь на работе зпт сразу меня не освободят тчк Вступаю в переговоры с руководством отделения больницы тчк Варя Березкина».

Естественно, что Варе хотелось написать что-нибудь более трогательное: вроде «твой друг Варя», или «верная тебе Варя», или еще более откровенно «обнимаю и целую, твоя Варя», но она не стала этого писать, чтобы не возникло поводов для судов-пересудов. На почте работали Варины сверстницы, и они не упустили бы случая, чтобы позлословить о Мишкиной и Вариной любви.

Отправляя Мишке Огурцову телеграмму, Варя хитрила и сама себе в этом признавалась: пока там, в колхозе, суд да дело — тут, в городе, тоже что-нибудь прояснится. Узнав о Вариной телеграмме, Мишка конечно же помчится к бабуле. Авось бабуля тоже словечко замолвит. Напишет Наде, намекнет на свое одиночество, на пустоту, которая прочно завладела большим березкинским домом, упрекнет и сына и сноху за непутевость под старость лет. В том, что бабуля будет за возвращение Вари в деревню, сомнений не могло быть. Сорок пять лет бабуля проработала в деревне, прошла через самые трудные испытания, и теперь, когда открылась полоса коренных перемен в сельской жизни, о которых она столько лет мечтала, она не могла изменить своих привязанностей. Хоть и ушла бабуля от горячих колхозных дел, хоть и перешла на тихую и скромную работу заведующей пасекой, все, что происходило в колхозе, в районе, в области, да и в целом в стране, ее живо интересовало. Бывший председатель колхоза, агроном, член райкома партии, она не мыслила своей жизни нигде, кроме деревни.

И Варю она воспитывала в таком же духе. Не случись эта беда с сыном и снохой, Варя не оказалась бы под Надиным крылом. Сын и сноха прошли ее дорогой, должны были этой же дорогой пройти и внучки! Ну, со старшей произошел конфуз. Уехала в город учиться, обещала приехать назад, клялась привезти и мужа, если вдруг им окажется горожанин. А муж-то возьми и окажись руководящим работником крупного масштаба. Такого завсяк просто на рядовую сельскую работу не переведешь. Шуточное дело, ворочает делами огромного города, десятками заводов, научными институтами, вузами, отвечает персонально перед ЦК и правительством и за это, и за то, и за многое другое.

Трудно бабуля свыкалась с мыслью, что Надя выломилась из березкинской родовы. Так выламывается из оконных косяков подносившаяся рама. Стоит-стоит — и хлоп на землю. Одно утешение у бабули: Надя не набросила никакой худой тени на березкинскую родову, училась все годы только отлично и вот на тебе — выдвинута на научную работу.

В мысленных хитросплетениях Варя отводила бабуле во всей этой истории первостепенную роль. Но, как говорится, человек предполагает, а судьба располагает.

Весна повернула на тепло. Быстро зазеленели поляны и бугры, деревья оделись в буйную кипень изумрудной листвы. Голый город с красными кирпичными стенами дореволюционных магазинов и лабазов, с ощерившимся от морозов асфальтом улиц и перекрестков, с однотипными скучноватыми пятиэтажками, вдруг засверкал белыми, розовыми, фиолетовыми, желтыми полотнищами сирени, черемухи, акации. На балконах и лоджиях выстроились продолговатые ящики с нежными побегами цветочной рассады. В парке, на берегу реки, на площади у Дома Советов зашумели хрустальными струями фонтаны. Подслеповатые, пестрые от дождевых потоков весенних дождей корпуса факультетских клиник, окруженные березовой рощей с пихтовыми вкрапленками, будто помолодели.

В городе стало дышать легче, улетучились едкие запахи газовых отходов и нефтяных перегаров. И все ж тоска глаз по простору не проходила. Заборы, строения, палисадники ограничивали полет взгляда, не давали насладиться волшебным слиянием земной зелени с небесной синью. Выйти бы теперь на яр реки, за деревней, за старым кладбищем, встать на самую кромку, рискуя каждую секунду рухнуть в водоворот вместе с кустиком смородины, и смотреть, смотреть на луга, убегающие куда-то к горизонту, в манящую даль, слушать шепот ветра, летящего с широкого плеса реки, и чувствовать позади себя дыхание Мишки Огурцова.

А он снова замолчал. После телеграммы Варя написала подробное письмо, основной мотив которого был один: «Миша, славный мой друг, потерпи, дай уладить все дела по-хорошему».

На самом деле Мишка не отмалчивался. Он ответил Варе на ее телеграмму тоже телеграммой: «Варя-Варюша, устраивай все дела как положено. Весенние полевые работы проведем без тебя, но на уборке нужна как штык».