Соль земли - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Марков cтр.№ 5

– Ты подожди, Саня, не забегай, я всё по порядку сам расскажу. Вы случайно не знаете Воскобойникова Петра Петровича? – обратился Чернышёв к Максиму. – Нет? Это директор нашего леспромхоза. Он тоже к лесам неравнодушный человек, вроде меня.

Задумали мы с ним организовать при леспромхозе цех деревообработки. Он написал в область подробную докладную записку, а мне поручил подготовить комплект образцов дерева. Материалы – спирт, лак, клей, – Воскобойников выписал в достатке. Через недельку-другую я подготовил все образцы, мы сколотили ящик, упаковали их и отправили в область. С месяц из треста не было никакого ответа. Вдруг как-то раз встречаю Петра Петровича. Вижу, приуныл он. «Ну, говорит, Афанасий, и дали же мне за твои образцы!.. Получил, говорит, такой нагоняй, что в другой раз об этом деле писать не захочешь». Вытаскивает он из кармана конверт, подаёт мне бумагу, говорит: «Читай!» Читаю я: «Ваш леспромхоз не всегда выполняет государственный план по основным видам работы, а вы, вместо того чтобы лучше руководить хозяйством, занимаетесь ерундой. Создавать цех деревообработки в леспромхозе «Горный» нецелесообразно уже по одному тому, что нет путей сообщения. Присланные образцы строительного материала будут использованы на выставке треста, организуемой к областной партийной конференции».

– Значит, образцы всё-таки не пропали зря! – засмеялся Максим.

– Как видите. После этого случая советовал я Петру Петровичу написать в министерство, но он заколебался. «Мне, говорит, неудобно, я всё-таки человек, подчинённый тресту, и должен выполнять его указания». Я написал письмо в Притаёжное секретарю райкома. Но, по правде сказать, доброго ничего не жду. В районе у нас только и разговоров: «Лён, лён!» Будто на нашей территории других богатств нету!

– Ну, а как дела в леспромхозе?

– Помогает государство! Давно ли война кончилась, а они уже тракторов, электрических пил наполучали, узкоколейную дорогу по участкам сейчас прокладывают. Воскобойников шутит: «Мы, говорит, коммунистический остров в таёжном океане». И правда! В леспромхоз приедешь, как в другое государство: электрический свет, автомобили, радио. А только и им нелегко работать в таёжном океане. Чуть за леспромхоз выйдешь – и утонул в бездорожье. Может быть, вы там близко к областному начальству, так похлопотали бы за наш район. Хоть и числится он в газете по сводкам на первом месте, а богатства его ещё не тронуты.

Чернышёв с большим увлечением начал рассказывать о запасах древесины, о пушных богатствах тайги, о неиспользованных промысловых угодьях. Знал он всё это хорошо, не раз, по-видимому, про себя подсчитывал, какой доход получит район, если его богатства разумно направить на пользу людей.

– А что, Афанасий Федотыч, вы могли бы все свои соображения изложить на бумаге? – выслушав Чернышёва до конца, спросил Максим.

– Писал я уже райкому. Две ученические тетради на свои учёные труды затратил, – не без иронии сказал Чернышёв.

– Напишите ещё раз. Теперь уже для обкома.

– Для обкома партии?

– Да.

Утром Максим отправился на лесоучастки. Вместо двух-трёх дней он прожил в Весёлом больше недели.

Мареевка стоит на крутом берегу реки. По всему Улуюльскому краю нет яра выше Мареевского. Осенью, в малую воду, когда река обмелеет и на перекатах выступят островки и песчаные косы, от основания яра до его верхней кромки так высоко, что взглянешь туда – шапка с головы упадёт. Голубовато-серая стена с красно-бурой прослойкой возвышается над рекой, как бастион, преграждая путь резким, дующим откуда-то из заречья ветрам.

С яра хорошо виден весь прямой плёс, от верхнего изгиба реки до её нижнего крутого поворота. Пароход ли, катер ли появится или рыбак на лодке выплывет – мареевцы вмиг их заметят. Люди в лодке будут ещё целый час подбираться к пристани, преодолевая страшные круговороты и заводи с обратным течением, а мареевцы опознают уже путников и, усевшись на брёвнах, в неторопливых разговорах станут поджидать их.

Яр – излюбленное место мареевцев. С утра до ночи здесь то ребятишки, то молодёжь, то пожилые охотники и рыбаки. Недрёманным оком смотрит Мареевка с этого высокого яра на обширный Улуюльский таёжный край…

Воскресенье. Утро. Река не шелохнётся. Кажется, что покой сковал её воды и они не текут больше. Улицы Мареевки, протянувшиеся вдоль реки, пустынны, а на яру уже людно.

У самого обрыва на брёвнах сидит парень с гармонью в руках. На нём поношенные, полинявшие солдатские брюки и гимнастёрка. Большие узластые ноги босы. Он не спеша разводит мехи, гибкие пальцы его скользят по белому глянцу ладов, по голубоватым перламутровым пуговкам басов. Спеть бы!

Да, хорошо бы спеть:

О чём ты тоскуешь, товарищ моряк,

Гармонь твоя стонет и плачет.

Но спеть он не может – нет голоса. На войне парень был контужен, и с тех пор не возвращается к нему дар речи. Эх, разве заменит гармонь живой голос?! Но всё-таки…

Парень склоняется к гармони, пальцы его напряжены, лицо сосредоточенно; весь его вид таков, словно он хочет, чтоб гармонь заговорила вместо него человеческим голосом: «Ну говори же, говори!» Нет! Звенит гармонь, рассыпает над рекой тонкие, прозрачные переборы, а заговорить словами не может.

Звуки гармони разносятся по деревне, волнуют кровь в молодых сердцах. На берег торопятся двое парней. На них шевиотовые костюмы, жёлтые штиблеты, вышитые рубашки, всю войну пролежавшие в сундуках.

– Привет, дружище Станислав! – говорят парни гармонисту.

Гармонист сжимает мехи, кивком отвечает на приветствие парней. Ветерок, долетающий с просторов луга, шевелит рыжий чуб на крупной голове Станислава.

– Ты что ж не на пасеке? – спрашивает гармониста один из парней.

Тот снимает руку с перламутровых пуговок басов, ожесточённо трёт ладонью мясистое, в бронзовых конопатинках, вспотевшее от напряжения лицо.

– А, ясно – приходил в баню! – догадываются парни и садятся на брёвна рядом с гармонистом.

– Сыграй-ка нам про матроса, который тоскует по милой. Мы подпоём, – просят парни.

Гармонист согласно моргает глазами, трогает гармонь, и она выводит мелодию, полную тоски и гнева. Парни, обнявшись, поют. Один – солидным баритоном, другой – звонким, как колокольчик, тенорком.

Нет, не усидеть на месте от такой песни, будь хоть по горло завален работой! Не проходит и получаса, а на яру уже пестреет толпа. Станислав окружён плотной стеной ребятишек и молодёжи. По лбу его скатываются крупные капли пота, и пальцы, немея от усталости, извлекают неверные звуки.

– Спасибо тебе, Станислав, за почин! Отдыхай! На смену пришли новые гармонисты.

В разгар пения кто-то вспомнил:

– Жалко нету Ули Лисицыной. Без неё наш хор, как птичий мир без соловья!