Соль земли - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Марков cтр.№ 37

– Да, Уля, это моя мечта.

– Счастливая вы! У вас есть мечта жизни, а вот я стремлюсь, а всё никак не могу свою мечту ухватить! – сокрушённо проговорила Ульяна.

– Придёт ещё твоя мечта, Уля, придёт! Она сама о себе скажет. И уж тогда, хочешь или не хочешь, возьмёт власть над твоей душой.

Уля задумалась. Текучие огоньки в её глазах горели, как угольки в костре.

Ужинали не спеша и почти молча. Анастасия Фёдоровна поняла, что своими словами о мечте жизни она глубоко затронула Ульяну, настроила её на раздумье.

Стемнело. Небо опустилось, и звёзды вспыхнули над самыми макушками кедров. От озера потянуло прохладой. Звон ручьёв стал отчётливее, но дневная мелодия этого звона исчезла. В глубине леса изредка пересвистывались птички, сторожа покой ночи.

Ульяна взяла котелок, сложила в него ложки, стряхнула туда же с белой салфетки крошки хлеба и пошла к озеру, чтобы вымыть посуду и принести воды для чая.

Анастасия Фёдоровна подбросила сучьев в костёр и сидела, прислушиваясь к хрусту хвои под ногами Ульяны, к свисту птиц, к звону воды. Вот шаги затихли, и на миг Анастасии Фёдоровне показалось, что она осталась одна во всей этой бескрайной тайге. Ей стало жутко. Она подняла голову, посмотрела в темноту, слившуюся с деревьями. Вдруг с озера донёсся высокий чистый голос. Ульяна запела свободно, широко, без всяких усилий:

Не брани меня, родная,

Что я так люблю его,

Скучно, скучно, дорогая,

Жить одной мне без него.

Эхо подхватило её сильный голос и отозвалось протяжным гулом, словно пение девушки сопровождал мощный хор из многих тысяч голосов.

Я не знаю, что такое

Вдруг случилося со мной,

Что так рвётся ретивое

И терзается тоской.

В эти слова Ульяна вложила столько страстности, что Анастасии Фёдоровне почудилось в них и отчаяние, и слёзы, и мольба. Охваченная вдруг смутной тревогой, ворвавшейся в её душу со словами песни, она поднялась с земли, сделала несколько шагов к обрыву и замерла.

Теперь ей казалось, что все звуки, жившие в тайге, смолкли. Не свистели птицы, не звенели ручьи, не потрескивали пылавшие в огне сучья. Всё, всё смолкло, оцепенев, будто прислушиваясь к голосу девушки.

Анастасия Фёдоровна чувствовала, что какая-то сила поднимает её, несёт в просторный и радужный мир. На миг ей показалось, что всё это – мерцающие звёзды на небе, притихший могучий лес, тусклый блеск воды, песня, то струящаяся, то взлетающая, – всё это сказка. Но вот Ульяна смолкла, оцепенение исчезло, тайга вновь ожила.

– Уля, где ты, Уля?! – крикнула Анастасия Фёдоровна, с радостным трепетом сознавая, что всё случившееся сейчас было жизнью.

Максим и Артём осматривали Мареевку. Максим в юности бывал во многих сёлах и деревнях Улуюлья, но здесь бывать ему не приходилось. Они не спеша прошли по улице, потом свернули в другую, упиравшуюся в кедровник. Возле одного дома братья остановились. Максим замер, любуясь чудом, которое сотворил на удивление людям безвестный мастер. Карнизы и наличники дома, калитка и ворота – всё было в узорах, выпиленных из простого теса. С большой выразительностью мастер сделал фигуры зверей и птиц.

На воротах был развёрнут целый сюжет: две собаки стремительно гонятся за медведем. Медведь уже катится кубарем, но и собакам нелегко: из пастей высунулись длинные языки.

– Этот дом принадлежал скупщику пушнины Тихомирову, – сказал Артём.

Но не о Тихомирове думал сейчас Максим. Он живо представил себе мастера этих узоров, в руках которого были всего лишь долото, пилка да топор. Это был самобытный талант, из числа тех, которые на удивление всей Европе умели подковать блоху. Наверняка мастер не имел не только своего дома, но и простой избы, кочевал из деревни в деревню, прозывался в народе «Завей горе верёвочкой» и мечтал всю жизнь возвести город на загляденье всему миру. Он умер, этот мастер, бобылём, его хоронили «обчеством», и только рослые гладкоствольные берёзы на тихом сельском кладбище оплакивали его одинокую могилу.

– Сельсовет? – спросил Максим.

– А вот видишь? – Артём показал на вывеску, исполненную золотом на чёрном в палец толщиной стекле: «Мареевский сельский Совет депутатов трудящихся».

Артём открыл калитку, и они вошли во двор. Половина двора была покрыта навесом из жести: крыша кое-где уже проржавела и зияла дырами. Когда-то у купчика Тихомирова под этим навесом зимовали телеги, летовали сани, хранились плуги, сенокосилки, стояли большие весы, на которых взвешивались мешки закупленного кедрового ореха. Теперь земля поросла ромашкой и лебедой. На том месте, где были весы, стоял длинный стол, а за ним тянулись три ряда крепких лиственничных скамеек. С весны и до холодов все собрания, созываемые сельским Советом, происходили здесь, на открытом воздухе, и мареевцы в шутку называли это место «летним залом заседаний».

Когда Артём и Максим вошли во двор, они увидели под навесом людей. По их непринуждённым позам сразу можно было понять: они не заседают, а просто беседуют. Однако, окинув взглядом сидящих, Максим уловил, что говорят о чём-то серьёзном, значительном и, по-видимому, не сошлись во мнениях.

– Здравствуйте, товарищи! – весело сказал Артём, увидев знакомых. – Мы вам не помешаем?

Послышался говорок: «Здравствуйте!», «Проходите!», «У нас секретов нет». В ту же минуту с крайней скамейки поднялся круглолицый бородатый человек и пошёл навстречу Артёму, обнажив в улыбке крепкие, жёлтые от табачного дыма зубы.

– А, Мирон Степаныч! Привет, дорогой! – воскликнул Артём, протягивая руку. – Ну, знакомьтесь, – Артём повернулся к брату. – Это товарищ Дегов, наше районное светило, а это представитель обкома партии.

Максим пожал руку Дегову, но его внимание привлёк человек, сидевший на дальней скамейке с краю. Он был в броднях, серых просторных штанах и в такой же серой рубахе без пояса. На голове у него была шапка-ушанка. Он маленькими зоркими глазами осматривал Артёма. Когда Артём назвал Дегова «наше районное светило»; человек вытянул шею и с усмешкой заметил:

– Ох, любит наше светило перед начальством хвостом покрутить!..

– Да будет тебе, дядя Миша! От зависти к его ордену несуразное говоришь, – вразумительно сказал кто-то.

– От зависти… – ворчливо ответил Лисицын и пристально посмотрел на Максима, как бы спрашивая его: «Ну, а ты что за птица?»

– О чём же у вас суды-пересуды были? – спросил Артём, обращаясь ко всем сразу.

– О земле, Артём Матвеич. С дружком моим мы схлестнулись, – кивнув большой лохматой головой в сторону Лисицына, проговорил Дегов.

– Бирюк тебе дружок, – резко сдвинув шапку набок, бросил Лисицын.

– Да ты не сердись, Михайла, – с видом победителя произнёс Дегов.