Сибирь - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Марков cтр.№ 72

Останетеся голы вы

За то, что клали головы

За честь России-матушки,

Отважные солдатушки!

Слово за словом, фраза за фразой… Она читает ко, не спеша. Движением приподнятой руки подчеркивает смысл отдельных строчек стиха. Катя внимательным взором наблюдает за лицами молодежи. Встреченная настороженно, с недоверием, она в считанные секунды расположила к себе всех до единого. Девушки чуть пригорюнились, поглядывают на парней. Печаль погасила игривый блеск глаз. Да ведь это про них тут говорится, про горькую долю их любимых… А парни опустили глаза, окаменели их лица. Одни уже испытали солдатскую судьбу-злодейку, а другие испытают завтра. Война прожорлива, неутолим ее ужасный аппетит. Ежедневно идут известия о гибели односельчан, растет число вдов и сирот в Лукьяновке.

— Катя, повтори. Схватил стих за самое нутро! — Тимофей крутанулся на костылях, смотрит на Катю в упор. Обожженные взрывом веки его подергиваются, щеки покраснели, вздрагивают в нервном тике.

— Повторить! — кричат со всех сторон. Кричат и парни и девушки.

Катя вытирает платочком вспотевшее лицо, набирает в легкие воздуху и повторяет стихотворение. Слушают не шелохнувшись. Катя видит, как Тимофей шевелит губами, шепчет слова вслед за ней. Такой стих непременно надо запомнить. Он будет его рассказывать на постоялых дворах, в теплушках, в землянках и траншеях на фронте. Запомнят этот незатейливый стишок и тут, в Лукьяновке. Петька Скобелкин уже схватил его до последнего словечка и хоть по спору, хоть без спора может повторить без единого пропуска. Прищурепными, озорными глазами Петька смотрит на Катю.

До правде сказать, увидев ее днем, он про себя решил обязательно "подъехать" к ней: авось что-нибудь и облоЗяится от телесных щедрот премилой незнакомки. Уж если кто мастер "заливать" девкам про всяко-всякое и обволакивать кое-какие непотребные движения рук сладкими словами, так это он, Петька Скобелкин… Лукьяновские девчата знают Петькины ухватки и частенько дают ему в зубы, но городская незнакомка наверняка об этом слыхрм не слыхала. Теперь Петьке стыдно за свои намерения относительно Кати. Она кажется ему неподступной и прекрасной в своей неподступности, "Голосище-то! Похлестче, чем у нашего дьякона. Ойой!" — восхищенно думает Петька.

— Тим, задай этому фантику еще… чтоб еще рассказала, — неистово шепчет Петька в ухо Тимофею Чернову. Но тот и сам словно заворожен голосом Кати, он готов ее слушать хоть сто раз. А Катя, переглянувшись с Машей, улавливает в глазах той какой-то тревожный блеск. Маша еще во время первого Катиного чтения заметила, что в избу втиснулся лукьяновский урядник Феофан Парокопытов. Феофан уже староват для полицейской службы. Но вот возьми его за рупь двадцать, вместо того чтобы почивать дома на перине, приперся чуть не за полночь на вечерку. Что-то, стало быть, беспокоит его, а может быть, не только его, а кое-кого и повыше чином… Маша уже знает, что Катя — натура увлекающаяся. В дороге, беседуя с солдатом, она позабыла об опасности. Как бы не случилось такое и тут!

— Нет, нет, Тима, больше стишков не знаю, — отвечает Катя на предложение Тимофея рассказать чтонибудь еще и, забрав у него свою заколку, протискивается в угол к Маше.

Впечатление, которое оставило стихотворение, прочитанное Катей, неизгладимо. Трудно продолжать вечерку. Тимофей молчит. Молчит и Петька. Он не вьь таскивает из своей шапки новые фантики. Медлит. Что сейчас ни предложи — пляску ли, пение ли, — все покажется неуместным. Это все равно что на похоронах играть плясовую или смеяться над горем другого.

Осквернительно…

— Шибко душно в избе, ребята! Выйдем на перекур во двор! — Раскачиваясь на костылях, Тимофей шагает за круг. Парни с гулом устремляются в дверь. Тела парней выталкивают урядника на улицу, как пробку из бутылки…

2

С вечерки шли втроем: по бокам Маша и Катя, в середине Тимофей на костылях. Разговаривали обо всем понемногу. Катя понимала: она здесь лишняя. Несколько раз порывалась убежать вперед, но Тимофей придерживал ее.

— Доведу вас с Машей до самого дома. Одной нельзя! Парни обнахалились обидеть могут. На вечерке тебя, Катюша, приметили.

— Да ты что, Тимофей? Обидеть! Что я, бессловесная? — настаивала на своем Катя.

— Ночь, Катюша! Слов твоих никто не услышит…

Наконец дошли до лукьяновской усадьбы. Катя заспешила в дом. Двери оказались незапертыми. Таков тут обычай: крючок в петлю забрасывает тот, кто приходит последним.

Катя осторожно, стараясь не разбудить старших Лукьяновых, прошла в горницу, разделась в темноте, легла в постель.

В доме было тихо. Где-то в углу засвиристели сверчки, но быстро смолкли. В курятнике, под глинобитной печкой прокричал петух. Но тоже умолк под недовольное квохтанье сонных кур. Катя лежала, прислушивалась вот-вот должна была войти Маша. Она осталась с Тимофеем на улице "на секундочку". Но шли минуты, а Маша не приходила. "Озябнут, бедняги! Морозит! — думала Катя, но ни Машу, ни Тимофея не осудила. — Да неужели бы побоялась я мороза, если б сейчас оказалась на улице с Ваней? Силой бы в дом меня не загнали…"

Она уснула, так и не дождавшись Маши. Но очнулась рано, чуть только заслышав шаги Татьяны Никапоровны, доносившиеся из прихожей. Еще вчера она составила в уме особый расчет на этот ранний утренний час. Ей необходимо хоть на десять минут оказаться наедине с самим Лукьяновым. Фотография… Надо же сделать хоть первую попытку выяснить кое-что.

Маша едва ли соскочит сейчас. У Татьяны Никаноровны куча дел во дворе и у печки. Конечно, Степан Димитриевич после дороги может и не встать рано, но кто его знает. Ведь наверняка он привык в тайге вставать чуть свет.

Катя оделась и вышла в прихожую. В печи уже пылали дрова, гудела железная печка… Степан Димитриевич сидел у стола и в полусумраке курил. Катя присела к нему на лавку, осведомилась, как он себя чувствует после выхода из тайги.

— Отдохнул, Катюша! Ночь-то в зимнюю пору длинная. И так ляжешь и этак повернешься, а ей все конца нету. А ты-то что так рано поднялась? Спала бы себе на здоровье!

— Выспалась, Степан Димитрич. А вставать привыкла рано. Живу от типографии далеко, чтоб вовремя на работу поспеть, за целый час до звонка надо выходить, — присочинила Катя.

— Нелегкое дело в молодые годы, — посочувствовал Лукьянов.

— Приучила себя, — вздохнула Катя.

— Ко всему привыкнуть можно, — согласился Лукьянов и, про себя решив, что на этом разговор с Катей закончится, запыхал цигаркой, выпуская через ноздри струи едкого дыма. Но девушка уходить не собиралась.

Лукьянов замахал широкой ладонью перед Катиным лицом, разгоняя дым.

— Обкурил я тебя, Катюша, — извинительным тоном сказал Лукьянов, вопросительно поглядывая на девушку.

— А, не беда! Я как-то к табачному дыму равнодушна, — усмехнулась Катя и заговорила сразу о другом: — Очень заинтересовали меня ваши охотничьи обычаи, Степан Димитрич. Любопытно…