Отец и сын - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Марков cтр.№ 51

Надвигалась осень. Дни становились короче, зато ночи длиннее и прохладнее. Надюшка понимала, что, если до рекостава она не уйдет с заимки, волей-неволей придется ей торчать тут до весны. Прикидывая в уме, как ей лучше покинуть дом Порфирия Игнатьевича, Надюшка постепенно наметила подробный план. Вначале она соберет все свои вещички на вышку и сложит их в брезентовый мешок, потом подготовит обласок. Сбежит она ночью. Чтобы дед не подумал, что утонула, заедет в Маргино, попросит Фёнку съездить на Сосновую гриву и передать Порфирию Игнатьевичу, что начала жить по-своему, пусть он ее не ищет и не старается возвратить к себе. Не пойдет, ни за что не пойдет!

Думы об этом так захватывали Надюшку, что она стала еще более молчаливой и отчужденной. День отъезда приближался неотвратимо. Она уже загадывала: «Ну вот, в следующую среду и отчалю», — но пока загадки ее были нетвердыми. Подходила среда, а она передвигала отъезд еще на два-три дня. Все что-нибудь задерживало: то харчей на дорогу не набиралось, то дед начинал смолить обласок, на котором собиралась плыть, то матушка Устиньюшка, словно догадываясь о ее намерениях, ходила по пятам, появляясь возле нее всюду как из-под земли.

Наконец наступил день, а вернее, ночь отплытия. Надюшка легла рано, однако уснуть не могла. Вдруг из глубины ночи послышались скрип двери и покашливание Порфирия Игнатьевича. Она решила, что старик вышел во двор по нужде. Но вот шаги его стали отчетливее, он остановился у лестницы. Заскрипели перекладины под тяжелой стопой.

— Очнись, дочка!

Надюшка подняла голову с подушки, с испугом спросила:

— Что не спишь-то, дедка?

— Подойди-ка сюда. Дело к тебе есть.

Надюшка в темноте накинула на себя платьишко, натянула на ноги чирки, на четвереньках подползла к лазу. Порфирий Игнатьевич стоял на последней перекладине лестницы, чуть освещенной молочно-голубым светом месяца.

— Вчера мимо нас эта чертова база проплыла, — тяжело дыша от волнения, зашептал он, хотя никто их не мог подслушать, так как, кроме Устиньюшки, на всей Сосновой гриве не было ни одного человека.

— Ну и что же, дедка? Пусть себе плавают, товары остякам продают. — Надюшка зевнула.

— Так-то оно так, а все-таки, — почесал затылок Порфирий Игнатьевич.

— Что «все-таки»-то? У тебя товаров теперь нет, а остякам пить-есть надо? Ты чего меня разбудил-то? До утра небось еще четверть ночи.

Надюшка старалась напустить на себя беззаботность, но сердце ее билось тревожно. «Неужели как-нибудь прознал, что я решила убежать в Каргасок? Может быть, сонная что-то выболтала?» — думала она, стараясь подготовиться к самым неожиданным действиям с его стороны. Она знала, что, если он начнет ее упрекать, она ни в чем не уступит, если же вздумает бить, как случалось это не раз прежде, она даст ему сдачи. Не старое время! В руках у нее теперь силы побольше, чем у него!

Но вдруг Порфирий Игнатьевич заговорил елейным, почти подобострастным голоском:

— Я тебя что, дочка, разбудил? Вот что. Решили мы с матушкой Устиньюшкой пообшить тебя малость. Платьишко тебе новое надо сгоношить, отдельно юбку, кофту, полушалок. Ты ведь теперь не дите малое, почесть невеста! Вот-вот, да и сватов могут люди добрые заслать…

«Ну-ка, деданька, говори, а я послушаю да прикину, куда ты гнешь», — подумала она, а вслух сказала:

— Уж так много сразу!

— А что ж много! Ты нам не чужая, и мы тебе сродни. Да и работница ты, хлопотунья. Дом-то на чьих плечах держится? На твоих! Я у вас вроде головы — думаю за всех; матушка Устиньюшка — ноги-руки, туда-сюда ими шурует, а спина и плечи — ты!..

— Больно уж расхвалил, деданька! Не перед добром, однако…

— Да что ты, дурашка! Всегда о тебе печалюсь, всегдашеньки! Да еще как печалюсь! Знает только грудь да подоплека!

— Где же ты столько товаров на меня возьмешь?

— Сама купишь. Вот утро наступит, садись в обласок и плыви на базу. Сказывают, остановилась она под Наунаком, не доходя трех плесов.

— Бесплатно, пожалуй, там не дают…

— Уж как бы хорошо, если б давали… А раз не дают, выдру с собой прихвати. Давным-давно, ты еще совсем малышкой была, поймал я выдру и тогда же загадал: как подрастешь, купить тебе на нее нарядов что ни на есть самых лучших.

«Уж не врал бы ты, деданька, насчет выдры-то, — подумала Надюшка. — Сама видела, как зимой привез ее тебе Мишка из Югина».

— А что так к спеху, дедка? — спросила Надюшка.

— А то к спеху, что база поблизости. Уйдет потом на устье Чижапки, вот тебе и будет: за морем телуха — полуха, да рубль перевоз.

— И то верно! — согласилась Надюшка.

— Как начнет светать, ты и отправляйся. Обласок я просмолил, дырки законопатил. Пойдет так, что чуб засвистит. Приплывешь на базу — и прямо к самому начальнику. Так, мол, и так: принимай выдру, выкладывай товары. Выдра — высший сорт! Потянет подходяще. Ну, матушка Устиньюшка накажет кое-что купить, сделаешь все честь честью.

— Что ж не сделать-то? Сделаю.

— Вот и добро! А когда, дочка, будешь выдру сдавать, посмотри, много ли у них пушнины собрано. И на товары глазом кинь…

Надюшке захотелось перебить Порфирия Игнатьевича, спросить: «А это зачем?» — но она промолчала.

— И еще, дочка, такое дело: будешь когда ходить там, посмотри, как у них паузки к берегу причалены: простыми канатами или на железных цепях с якорями.

— А это зачем тебе, деданька? — против воли вырвалось у Надюшки.

Порфирий Игнатьевич притворно закашлял, и Надюшка поняла, что он скрывает свою растерянность.

— Да вишь, какое дело, — все еще прокашливаясь, сказал Порфирий Игнатьевич. — Хочу я в Каргасоке паузок купить и поставить у нас на берегу, вроде пристани. Страсть как неудобно приставать… Хоть песок, а все же ноги топнут… Да и груз какой привезти — с паузком способнее…

Надюшка снова сделала вид, что поверила, с готовностью сказала:

— Все, деданька, высмотрю. И насчет товаров, и насчет пушнины, а уж про цепи и якоря само собой…

— Вот-вот… чтоб, значит, как у них, так и у нас… И чтоб, значит, ни ветер, ни буря не сорвали… Ну, ты еще поспи. Я тебя приду перед утром разбужу.

«Поспи…» Да разве после всего этого пойдет сон на ум? Дверь скрипнула. Порфирий Игнатьевич вошел в дом, и над Сосновой гривой воцарилась такая тишина, что были слышны всплески рыбы на Васюгане.

Надюшка лежала с открытыми глазами. «И почему я вчера не сбежала? Чуяла ведь, что случится что-то неожиданное. Вместо Каргасока-то попаду бог знает куда… И не зря… нет, не зря велел он мне высмотреть все», — думала она, испытывая от новых тревог, свалившихся на нее, жажду и жар во всем теле. Но все-таки сон сломил ее.

Порфирий Игнатьевич разбудил Надюшку, когда уже стало совсем светло. Увидев яркое небо, солнце, Надюшка вскочила, ворчливо сказала: