Зенитная цитадель "Не тронь меня!" - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Шурыгин cтр.№ 84

После войны он стал командиром тральщика, помощником командира линкора «Севастополь», работал в штабе… Несколько лет служил на Тихом океане. Затем, уже перед уходом на пенсию, возвращается на родное Черное море.

В звании капитана 1-го ранга Лопатко увольняется в запас и живет в Севастополе. Но не такой он был человек, чтобы уйти от дел, даже когда отдых давно нужен и заслужен.

Почти десять лет работал Михаил Захарович лоцманом на станции размагничивания. Он не только сам любил корабли и море, но сумел привить эту любовь сыну Александру и дочери Татьяне…

В 1973 году Михаила Захаровича Лопатко не стало… Но служит на Краснознаменном Тихоокеанском флоте капитан-лейтенант Александр Михайлович Лопатко, его сын. Служит на самых современных ракетных катерах, продолжает морскую династию семьи Лопатко.

Татьяна Лопатко живет в Севастополе, в городе, который защищал и так любил ее отец. И не только потому, что город этот омывает самое синее в мире море, не только потому, что она дочь и сестра военных моряков, она морячка. Но и свое личное отношение имеет Татьяна к флоту и кораблям.

Нет, об этом надо рассказать именно так, как все было. А случилось все неожиданно. Мне непременно надо было достать чертежи плавбатареи. Нахождение орудий на верхней палубе, размещение кают и корабельных помещений — без этого нельзя было работать над темой. Не абстрактный объект — плавбатарея и даже не только общая схема ее верхней палубы, с орудиями, пулеметами, дальномерами, прожекторами, боевой рубкой, — мне необходимо было знать расположение всех внутренних помещений — кубриков и кают, складов и хранилищ. Не мешало знать, сколько иллюминаторов было в матросском кубрике и в каюте командира, на каком борту находился трап и как он выглядел…

На все эти вопросы ответить исчерпывающе точно мог только Севастопольский морской завод имени Серго Орджоникидзе, если, конечно, на нем сохранились архивы военных лет… И как раз в те дни, когда я собирался послать запрос на морской завод, пришло письмо от Надежды Сергеевны Лопатко, в котором она упомянула, что дочь ее Татьяна работает на морском заводе инженером-технологом. (Вот почему дочь моряка имеет самое непосредственное отношение к кораблям и флоту!)

Я написал Татьяне, попросил помочь и вскоре при ее содействии от заведующей заводского музея Ирины Васильевны Поповой получил столь необходимый мне чертеж и фотографии…

Семь месяцев плавбатарея стояла в бухте Казачьей. Семь месяцев прикрывала она своим зенитным огнем Херсонесский аэродром. Плавбатарею хорошо знали и ценили летчики. Она не раз выручала их в трудную минуту.

Так было, например, 12 июня 1942 года. (Я приводил рапорт капитан-лейтенанта Мошенского контр-адмиралу Фадееву в одной из глав, рассказывающих о прикрытии плавбатареей Херсонесского аэродрома.)

Фашистский самолет Ме-109 пытался сбить наш штурмовик Ил-2, заходивший на посадку на свой аэродром. В Ме-109 сидел наверняка какой-то гитлеровский ас, ибо, как явствует из рапорта Мошенского, самолет тот являлся ведущим в звене вражеских стервятников…

«По этому самолету были подготовлены данные стрельбы, и из орудия № 3 калибра 76,2 мм был произведен выстрел. Снаряд разорвался у самого мотора самолета, после чего самолет сразу же потерял скорость и стал терять высоту. Самолет противника в сопровождении двух Ме-109 ушел курсом на Бельбек. Через некоторое время с аэродрома сообщили, что самолет упал в районе Учкуевки…» Так закончил свою жизнь еще один воздушный пират люфтваффе, но в данном случае за самим фактом его уничтожения стояло спасение нашего советского летчика!

Мне давно хотелось встретиться с кем-либо из наших летчиков и услышать из его уст о плавбатарее. И такая возможность, к счастью, представилась.

Я беседовал с бывшим летчиком-истребителем, Героем Советского Союза, генерал-майором авиации в отставке Михаилом Васильевичем Авдеевым. Тем самым Авдеевым, о котором говорил генерал-майор Н. А. Остряков писателю Леониду Соболеву (Глава «Морская душа»: «Кстати, у них под самым боком сидит со своей эскадрильей капитан Авдеев. Метрах, наверное, в шестидесяти от уреза воды…

Михаил Авдеев — очень перспективный командир и воздушный боец, так что рекомендую с ним при случае познакомиться…»)

Пророческими оказались слова генерала Острякова! 17 лично сбитых фашистских самолетов имел на своем боевом счету Михаил Авдеев. Он действительно стал командиром авиасоединения…

— Героическая была батарея, — вспоминал Михаил Васильевич Авдеев. — У нас, у летчиков, о ней не раз даже спор возникал. Одни говорили, что на нее со всего Черноморского флота специально моряков-снайперов зенитной стрельбы отобрали, другие, и в том числе я, утверждали, что столь высокое огневое мастерство плавбатарейцев — результат их непрерывной боевой практики и учебы, знания повадок врага. Что же касается нашего самолета, спасенного плавбатареей, то ведь она не один самолет спасла. На войне все было взаимосвязано. Мы прикрывали плавбатарею, помогали ей — она выручала нас…

И все же мне очень хотелось пройти по следам фронтового рапорта Сергея Яковлевича Мошенского, рапорта от 12 июня 1942 года.

Поиск был долгим, но увенчался успехом. Я нашел летчика, которого тогда выручила из беды плавбатарея. Вот его рассказ: «Тот день я помню очень хорошо, как будто все происходило только вчера…

В штаб нашего авиаполка доставили пленного немецкого летчика. Высокого, рыжего, с двумя крестами на комбинезоне.

Допрашивали пленного здесь же, в штабной землянке. Пытались узнать цель полета, состав авиачасти, место ее базирования. Допрос вел военврач Хальшян, хорошо знавший немецкий язык, но дело не продвигалось. Обер-лейтенант постоянно кусал губы, и единственное, что довольно внятно сказал, — не может, мол, простить себе свою оплошность… Столько дней провоевать под Севастополем и так случайно нарваться на зенитную завесу… Знал ведь, с какой стороны безопаснее подойти к Херсонесу, а пошел напрямик, через бухту… Обер-лейтенант словно искал у нас сочувствия, а мы, слушавшие его ответ, засмеялись. Почаще бы случались такие случайности!

На столе лежали промокшие вещи немецкого летчика (его выловили из воды), удостоверение личности, в котором трудно было что-либо разобрать, в нелучшем состоянии — бумажный листок-письмо, авторучка, французская зажигалка, инкрустированная перламутром.

Хальшян горячился, начинал терять терпение, но вошедший полковник Морозов сказал ему, чтобы он попусту не терял времени и отправил пленного в штаб СОРа.

Когда летчика увели, Морозов подозвал к столу меня и старшего лейтенанта Тургенева, развернул карту. «Здесь, — сказал он, указав на один из знакомых квадратов, — прорвались немецкие танки. Вам двоим вылет, немедленно. Проштурмовать. Уничтожить. Вас прикроют истребители».

Мы побежали к своим самолетам. Над аэродромом стоял рев моторов: это готовились к вылету истребители. Уже на стоянке узнали мы, что их будет четырнадцать. Сила немалая, тем более для обстановки тех дней. Но в стороне от аэродрома висела «рама» — самолет-корректировщик. Она наверняка оповестит своих о нашем вылете…