Чик пнул ногой пластиковую бутыль из-под кока-колы.
— Давай. Я пойду куплю ещё сигарет. А то у меня заканчиваются.
Конечно, у него должны были закончиться его долбаные «Marlboro Lights», потому что если всю дорогу прикуривать одну от другой, они обязательно закончатся. А если с горизонта сваливает возможный секс, то ты чёрта с два выпишешь девчонку пойти куда-нибудь проветриться. Оленька долго мычала в трубку что-то нечленораздельное, из чего я понял, что сегодня ей надо с кем-то встретиться, а завтра — прямо с утра вставать на работу. Что она не высыпается и как раз сегодня хотела завалиться в койку в двадцать два ноль-ноль. Она сказала: «Давай созвонимся ближе к концу недели и что-нибудь замутим».
Прелесть таких предложений заключается в том, что оба собеседника знают о том, что никакого созвона не будет. В принципе это равносильно фразе «я спешу», брошенной при случайной встрече с каким-нибудь назойливым лузером из прошлой жизни. А если копнуть поглубже, то выходит, что это равносильно вообще любой фразе: в какое-то время все слова начинают обозначать одно и то же, и вы потом долго будете пытаться вспомнить, когда именно оно началось, но вряд ли у вас это получится, потому что такие вещи происходят не вдруг, а подло и незаметно.
Чикатило знап об этом — знал настолько хорошо, что даже не стал ничего спрашивать, вернувшись со своими «Lights». Теперь опоздавшее понимание накрыло и меня — это понимание стоило мне всего лишь коричневого жетона для телефона, так что никто не остался обиженным. Другие в таких ситуациях страдают куда больше, честное слово.
А потом мы разлили под столом «Арбатское» красное, и Лиза намекала на возможность секса совсем уж не по-начальничьи откровенно, и я одним махом придумал какой-то до боли в висках идиотский текст, и мы смеялись над топом корпорации «Спрейтон», и жизнь вообще стала казаться заманчивой.
АВТОСАЛОН: автобус, в котором ехала Фрида Кало
За последний год Отец как-то возмужал, что ли. Он держал торговую точку на Тушинском рынке, продавал там эти идиотские фильтры для очистки воды — «Брита», «Барьер», «Аквафор» и «Инстапью». Сейчас во всех вагонах метро висит реклама — «Я пью «Инстапью». А тогда этих листовок не было — у них ещё не хватало денег на полиграфию и копирайтера, и всю рекламу делали такие вот Отцы. Они, не мудрствуя лукаво, стояли у своих палаток, переминались с ноги на ногу и орали, выпуская изо рта февральский пар: «Фильтры для очистки воды! Фильтры для очистки воды, ёпть!»
Такая работа не проходит бесследно — у Отца подобающим образом заколосились усы, во взгляде появилось что-то древнегреческое, а бицепсы потеряли немного рельефности и начали заплывать жиром. Я до сих пор уверен, что самые глупые изменения в организме человека происходят не из-за недостатка половой жизни, а именно из-за работы.
Не то чтобы он получал за это какие-то бешеные деньги — нет, это дело тогда не было таким раскрученным, людям ещё не пропарили (или не пропиарили — разница только в одной буквочке) мозги по поводу того, как важно фильтровать воду из крана, люди умели фильтровать только базар. Но, в общем, год прошёл не зря — Отец собирался перебраться с лотка в павильон и усиленно собирал по Москве новые шмотки. Студенческие вещи ничему не соответствовали — ему нужны были относительно фирменные кожаны и чёрные джинсы из тех, что подороже и не так быстро рвутся. Ну и, естественно, положению никак не соответствовала «копейка». Павильонщикам по рангу причитается что-нибудь не ниже «семёрки», а лучше «девятка» или «девяносто девятая».
Отец позвонил Чикатиле и сказал, что если он всё ещё собирается брать у него «копейку», то пусть делает это именно сейчас, не позже. Ему не хватало пятисот долларов на «Опель-кадет» восемьдесят седьмого года выпуска — юркую евроштучку со следами намечающейся коррозии, — а посему собирался отделаться от «копейки» как можно оперативнее. Этим своим ультиматумом он припер нас к стенке — нам ничего не оставалось делать, у нас не было больше вариантов. Мы сняли искомую сумму в рублях по курсу со сбербанковского счёта Тины Олитакич. Чикатило предлагал снять также оставшуюся мелочь — на обмывание и обкуривание, но я настоял на том, чтобы оставить всё как есть. Можно подумать, мы не нашли бы денег на ганджу. А вот на счету в банке всегда должно что-нибудь оставаться — просто так, чтобы не пустовал.
Чикатило выдумал эту Лару Крофт спонтанно — всё самое удачное обычно так и происходит, спонтанность — сестра таланта. Вряд ли всё сложилось бы именно так, будь я более профессиональным копирайтером. У меня не получалось придумывать слоганы — блин, я действительно старался, но ведь выше головы не прыгнешь, если ты не Сергей Бубка. Я Сергеем Бубкой никогда не был — можно сказать, я этим даже горжусь.
Нам казалось, что я балансирую на грани увольнения. Хотя на самом деле это действительности не соответствовало. Оказывается, в разрезе чьих-то реальных исследований (на сей раз не Смита и не Дэвиса) выяснилось, что креативная деятельность, направленная на создание рекламного текста, всего лишь на тридцать процентов сродни креативной деятельности, направленной на создание слоганов. А я ведь ещё придумывал кучу текстов для каталогов, презентаций, упаковок и всё такое прочее — и это всем вроде как нравилось (не с первой попытки, но всё же). Впервые за всё время, что мы соприкасались с корпоративным менеджментом, вода американского пи…добола пролилась нам на руку — получилось так, что именно его томик лежал на столе у Джорджа, когда вопрос о моей профпригодности встал ребром. Джордж сказал, что ничего страшного — в таком случае моя зарплата немного урезается, а для придумывания слоганов компании следует нанять внештатного копирайтера. Такса за слоган нас слегка поразила — сто долларов за один принятый и двадцать в том случае, если ни один из предложенных слоганов принят не будет.
Чикатило не стал посвящать меня в премудрости новой схемы, а просто подошёл к Лизе и конфиденциально, в стиле Кулькова, зашептал ей на ухо:
— Я слышал, есть проблемы со слоганами?
— Ну, это не то чтобы проблемы. Просто нужен внештатный криэйтор. Его придётся долго искать, потому что лично у меня связей в этом мире нет.
— Я знаю одну девушку, — сказал Чикатило, скромно почёсывая набриолиненную бороду. — Обрусевшая сербка с венгерскими корнями.
— Давай, приглашай её сюда, — оживилась Лиза. Она хотела оперативно разделаться с этим вопросом, но, честное слово, не ради того, чтобы повысить свой рейтинг, а только чтобы побыстрее разогнать те хмурые тучки, которые винни-пухами сгущались над моей головой. Если бы всё было сделано вовремя, все бы сразу забыли о моём служебном несоответствии, пусть даже тридцатипроцентном. Всегда видно, ради чего люди совершают те или иные поступки. В отличие от большинства персонала «Спрейтона», Лиза понимала, какой дикой и несусветной херней они все там занимались. И ставила личные отношения выше служебных — даже если они ограничивались простой человеческой симпатией.
— Это не так просто, — причмокнул Чикатило. — Она инвалид — автокатастрофа пять лет назад, еле выкарабкалась. С тех пор передвигается на коляске и работает на дому, связываясь по телефону или через Интернет, а деньги получает переводом на банковский счёт.