Наука убийства - читать онлайн книгу. Автор: Стив Айлетт cтр.№ 21

Ограничитель не мог поверить, что братство оставило в здании столько внутривенного добра, и молчаливо возблагодарил резинового бога собственного изобретения.

— Привыкание и отказ не найдут благодарности, — сказал он, роясь в обоймах с патчами, — во вселенских челюстях опыта. — Он нашел ещё работы под полом около гиросфер. — Рамон, — выдохнул он, обращаясь к причке под своими очками, — мы попали в бабломаму. — Один глаз рыдал, второй пел.

Малыш уселся за клаву и начал электродопрос:

— Чего я стою?

— Стоимость зависит от редкости, спроса и лёгкости замещения.

— А зависит от того, кого спрашиваешь?

— Именно. Друг говорит одно, копы, армия и бизнес — другое.

— И в чём прикол?

— Запустить систему — самый быстрый, короткий и единственный верный метод распознать в ней появляющиеся структуры.

Малыш выгрузился и закрыл ящик с машиной.

— Скорость бога, Малыш, — позвал Ограничитель. — Только осторожнее. — Когда Малыш ушёл, Ограничитель наполнил шприц размером с кларнет.

Работающая на фанатизме тачка Паркера стояла невдалеке от въезда в тоннель, где он её бросил. Бессчётные гологоловые и стремительные пацаны пытались её угнать, но проезжали едва ли пару корявых ярдов прежде, чем заглох мотор.

Вскоре очередную попытку сделала пара копов, но никто не мог подобрать правильный баланс. Блинк втиснулся в машину и ровно поскользил прочь, исчезая в дымке утренних костров.

Данте Второй не мог сосредоточиться на погоне, сколько бы ни говорил себе, что это важно. Дневные события ударили по нему сильнее, чем любая пуля. Солнечный свет мерцал на значке Субару, ржавчина грызла банку из-под масла, дети пинали дымящийся пепел мёртвых, Олимп бросал тень на полчища разбойников, подсевших на «мейс». Это был явно самый зловещий из миров, и он как никогда чувствовал себя его частью. Проволочная изгородь Свалки вырастала на глазах, и Данте Второй вспомнил детскую песенку из чикагских ранних лет.

Заглянул апрель в загон,

До чего суров закон,

Не подмазал — не поехал,

Заглянул апрель в загон.

Он согнулся от смеха, и в этот момент у него над головой стекло с радостным звуком вылетело наружу и со второго этажа потёк огонь облегчённого пулемёта. Костелло — он всегда узнаёт мексиканскую калибровку.

Данте Второй вошёл в здание и, пролетев по лестнице, нырнул в тусовку снайперов. Куда ни глянь, везде буйствовали картины экспромтных пыток и фристайл-удушений. Самый спокойный из разговоров перемежался щебечущими пролётами кинжалов. Старые и близкие друзья совершенствовали прекрасный час, выпихивая друг друга в середину следующей недели. Дикую путаницу союзов можно было расшифровать только под теми частотой и углом, под которыми наносятся раны. Вся толпа брела от Трёх Музеев через Дезертиров к Задержанной Реакции и проливала старые слёзы. В одном конце зала стоял громадный торт, где скрывался обнажённый и отъехавший от наркотиков сенатор.

На диване сидел Костелло, обсуждал перемежательность телефонистов и потягивал выпивку из Реакции под названием «Поддельное напряжение реальности». Он позвал Данте Второго на помощь. Ему дали шесть месяцев на распятие девушки из Долины, и каждый хвастался, что если бы ему предоставили столько времени, он бы распял пять десятков. Сейчас он клеветал на свои наблюдения, обсуждая аннигилятивную опасность попытки очистить то, что состоит исключительно из примесей.

— Мне этот город принёс только пропитанную кровью на спине рубашку, — сказал он с отвращением. — И вот она, долгая конфа существования — полиция и воры, а? Если им не хватает духу, им пора бы выбираться из тряского мясного колеса, Дэнни. Прочь из гадской петли. Город — плохой парень. Угощайся маекпраторами, друг мой.

На кофейном столике стояла большая чашка таблеток успокоительного, чтобы придавливать собственное мышление и уменьшить яркость публики. Практическая угроза переоценки чужой психической недвижимости хорошо известна жителям Светлопива — однажды парень, угнавший самолёт, ткнул пистолетом в морду пилоту и вместо требования лететь на Кубу хрюкнул: «Культурное пространство, освобождённое логикой и моралью, сразу наполнилось автоматизированными и бессмысленными симулякрами, которые, тем не менее, оказались ровно тех же размеров». Похититель начал монтировать записку о выкупе, вырезая буквы из газет, и закончил год и сорок тысяч слов спустя фразой «и не признают шутки, даже когда сталкиваются с проявлением апатии, равной их собственной». Мальчик, которого он украл, давным-давно сбежал. Ещё один искро-головый вошёл в банк сразу после любовного облома и породил горький монолог о том, что «бабы шлют сигналы, а мужики говорят по-английски», тем временем исполняя самое слащавое ограбление в истории Светлопива. Позднее он состряпал и подписал признание, опубликованное под названием «Взгляд морского конька», где отвечал на теорию тендерной манипуляции с эдаким гермафродитным самооплодотворением и равнодушием.

Некоторые обитатели города смешивали успокоительные с хитрованами и смотрели, как всё вокруг приобретает и теряет смысл, нуждается в этом и ни в грош не ставит. Сами стены пульсировали в быстром чередовании, которое сделало смесь маскираторов и ускорителей модным заменителем рейверных стробоскопов. Те, кто мог позволить себе и стробоскопы, и таблетки, практиковал искусство скрещивания двух элементов, синхронизируя и рассинхронизируя частоту стробирования, провоцируя серии глубинных нагромождений пустых аллей — смотря на что ты настроен.

Данте Второму стало интересно, не заглотил ли он пару маскираторов перед ограблением на Торговой. Он согласился с собой, что если бы вошёл в банк и обнаружил, что он второй Данте на сцене, он бы позволил туристу во времени провентилировать себя. Необходимая жертва. Но он не взбунтовался — он попытался, но не почувствовал ни грамма вины за то, что пережил пулю. В любом случае, к отупению он относился неодобрительно, даже с отвращением.

— Мы слишком хорошо работаем и откладываем, — сказал Костелло Данте Второму, уставившись ему кулаком в глаз, — оцифровку оружия, словно не можем доверять собственным чувствам. Вот, взгляни. — Он поднял дальнобойную винтовку АМА. — Тридцать четыре фунта отпуска, друг мой. Если стреляешь ты или я, тут есть смысл. Под управлением компьютера это просто фильм. Если так продолжать, мы окончим на вонючей свалке. Я, Костелло Игнор Анайя, отдаю её тебе.

Тусовка началась разбредаться, чтобы поучаствовать в слёте, который как раз должен был начаться. Данте Второй сказал: «Спасибо, но спасибо, нет», — и подумал о Розе. Он любил её всю, от чёрного льда сапог до розовой глазури мозга. Если бы её разорвало на кусочки, он любил бы кусочки. Он вышел вон.

Ограничитель тупо вызвался обеспечить развлечение на тусовке снайперов — он был печально известен своими выступлениями в Задержанной Реакции.

— Я слежу, — объявлял он, — крошечными глазками за тем, что начинается на К. — Тут он выпускал крапивника Района, который выдергивал бумажник у смутного зеваки и под аплодисменты тащил Ограничителю. — Кража, — объяснял Ограничитель, кидая назад опустевший бумажник. И обнаруживал, что зрители, не обращая на него внимания, выкрикивают варианты «куст», «копыто», «капуста» и будут поистине ошарашены его закономерной яростью.