Жы-Шы - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Четверухин cтр.№ 42

У фотографий, сделанных полароидом, есть одно свойство. Они выявляют роботоподобную сущность людей. Присмотрись-ка к глазам. Ну, правда же, я выгляжу как натуральное чучело, напичканное проводами и микросхемами? Это все тот же фотоальбом. Вот, глянь, на этом снимке я почему-то не улыбаюсь. Почему? Я выгляжу напуганной? Натурально – забилась в дупло, и даже хвост не торчит наружу…

Я даже заблаговременно засунула себе в уши тампоны, как стрелок, который готовится к выстрелу в гулком помещении подвального тира. Я представила себе, как осыпается штукатурка, как с противным звоном лопаются стекла, люстра обрушивается с потолка и мучительно подыхает вертлявая канарейка в клетке. Я представила себе это, чтобы быть готовой… чтобы, когда это произойдет, не впасть в ступор, не описаться. Я возвращалась к Гвидо, после того как предала его и сбежала в Питер. Я была готова к тому, что он станет орать, топать ногами, обрызгает мою новую, купленную в питерском Гостином дворе блузку своей кислотной продюсерской слюной, в припадке ярости сожмет мою тощую лебединую шею до хруста в позвонках. Честно? – Я боялась. Но Гвидо напугал меня еще больше. Вместо того чтобы крыть матом моих предков до пятнадцатого колена, он улыбнулся и заговорил вполголоса. Он почти шептал.

– Я не буду выговаривать тебе за то, что ты нарушила нашу договоренность. Ты не сдержала слово, которое для человека, обладающего достоинством, выше всех контрактов. Ты подвела меня на четвертый день нашего знакомства. Поздравляю с рекордом! Я не буду напоминать тебе, что я, твой продюсер, должен всегда знать, где ты находишься, с кем ты и что ты делаешь. Я даже не могу оштрафовать тебя, ведь контракт между нами еще не подписан. А будет ли подписан?

– М-м-м… э-э-э… у-у-у… – кажется, мой язык вырвал и съел Ганнибал Лектор.

– Я хочу, чтобы ты сама ответила на этот вопрос. Я ничего не диктую и ничего не хочу навязывать. Просто скажи: да? – или – нет?

– М-м-м-м… – кажется, перед тем как съесть мой язык, Ганнибал Лектор слегка обжарил его в кунжутном масле, приправив шафраном. Ты когда-нибудь пробовал язык певицы в шафрановом соусе? Изысканное лакомство, рекомендую.

– Молчишь? Не уверена? Давай проще! Совсем по-простому! Только один, самый простой вопрос! Могу ли я доверять тебе?

– Ну, вы же сами сказали – надо мелькать в тусовке… топтаться… – я сорвалась на «вы» от страха, выдавив из себя слова вместе с идиотской улыбкой. Последний раз я улыбалась так, оправдываясь перед директором школы за девяносто прогулов в одном полугодии.

Он не среагировал ни на слова, ни на улыбку.

– Я имею право знать, можно ли доверять тебе? Могу ли я спать спокойно, доверив тебе свои деньги, свое время, свою репутацию? Могу ли я быть уверенным, что, сняв для твоего сольного концерта главный зал страны, завесив пол-Москвы рекламными биллбордами с твоим изображением, отрепетировав программу с лучшими музыкантами, я в день концерта вдруг не узнаю, что ты улетела за тысячу километров с каким-то пижоном? Можно ли тебе верить? Как говорили в моем детстве: можно ли пойти с тобой в разведку? Вот все, что я хочу знать.

Я почувствовала, что шея покрывается пятнистыми ожогами, как от крапивы. Я краснела, снова бледнела и молчала. Вот Гвидо – передо мной и смотрит самым долгим в истории шоу-бизнеса испепеляющим взглядом. Куда там директору школы, да и рентген против Гвидо – как лампа из солярия! Он молчит. Я молчу. Он молчит. Я молчу. Он смотрит, молчит, смотрит… молчит… Наконец кладет мне руку на плечо и раскрывает рот:

– Не повторится?

– Не-а.

– Я почему-то тебе верю… Не знаешь почему?

– Потому что я говорю правду, – отвечаю, свято веря в этот момент, что не говорю ничего, кроме правды.

– Отправляйся в студию. Музыканты уже там, я подойду через десять минут. В жизни нет ничего дороже жизни, поэтому начнем работать немедленно, не теряя жизни. А послезавтра, вернется мой юрист, и подпишем контракт. Да, впредь, если вдруг будешь опаздывать, попадешь в пробку… или еще чего, – немедленно мне звони!

– А что изменится?

– Я замедлю движение земной оси.

Я несусь в студию такой легкой подпрыгивающей походкой, будто мои, и без того парашютного размера, крылья выросли втрое. В этот момент я готова пожертвовать чем угодно, лишь бы сдержать обещание, данное Гвидо. Я вдруг начинаю ощущать это в миллиметре под собственной кожей. Я чувствую, каким важным и серьезным делом занимается Гвидо, каким нужным делом занимаемся мы с ним вместе. Мы ведь партнеры и не должны подводить друг друга. Нам так много надо сделать вместе. Ради кого он старается, если рассудить справедливо? Конечно, ради собственного заработка! Но ради него он сделает меня, простую рыжеволосую девчонку из тверского клуба, той, которой становится, может быть, одна из тысячи таких девчонок. Нет, одна из ста тысяч! У меня есть мечта, и я должна осуществить ее. А иначе – что? Иначе я проснусь одним хмурым слякотным ноябрьским утром в нашей тверской хрущевке и пойму, что ничего не сделала, ничего не добилась в этой жизни и ничего собой не представляю. А морщин на моем лице уже больше, чем дней, что я бессмысленно прожила на этой суетливой планете. За окном, как всегда, будут шуметь авто, дворник, шаркая лопатой, будет соскребать наледь с тротуара, а я… Я забьюсь в угол, сожмусь в утробный комок и расширенными слезящимися глазами уставлюсь в черную пустоту, которую кто-то называет жизнью… И в это утро моя жизнь кончится. Девочка-Белочка не сможет дальше жить без смысла, без мечты, без разлапистой елки, по которой она прыгает счастливая и свободная. Да-да, Гвидо, заботясь о своих прибылях, печется о моей жизни. Как святой… Я закрываю глаза и начинаю твердить себе: «Я счастлива! Я абсолютно счастлива! Я вытащила счастливый билет! Моя мечта уже сбывается… как сон! Я не такая, как все! Я особенная! Я… я… я…»

Я попыталась припомнить события прошлой ночи, и они показались мне такими далекими, как утренник в детском саду, просто незначительными в сравнении с большим делом, которым занимается Гвидо. Я вспомнила компанию литерных с их улыбками, размером с тоннель под МКАДом. Такие прекрасные и наивные дети! Играют в свою увлекательную игру. Но разве это – жизнь? Они придумали чудесный мир и пытаются скрыться в нем от реальности. Я уже люблю их. Ведь того, что у нас случилось, не отменить, оно уже ворвалось в мое сердце, стало частью меня. И поэтому я искренне тревожусь о том, что в их непридуманной жизни когда-нибудь наступит это пасмурное ноябрьское утро. Мне будет плохо, если будет плохо им. Честно… Вчера вечером в питерской гостинице они целый час так трогательно оправдывались в своих розыгрышах по отношению ко мне. Илона, Никита, Лютый, Сандро, Мик, Анка и, конечно, Слава… Я дулась и пыхтела, как старая жаба. И даже когда перестала обижаться на них, еще немного поизображала оскорбленную невинность. Просто чтобы не думали, что со мной можно вот так запросто… Типа – творили что им вздумается, проверяли меня лакмусовыми бумажками, тестировали, а потом извинились, улыбнулись – и я сразу завиляю хвостом. Скажу: «Ок. Проехали. Мир. Дружба. Кто нальет мне текилы?» Я, между прочим, – народная артистка, будущая звезда сцены. С этим нужно считаться… А потом… Потом я проглотила голубую таблетку с выбитым на ней плавником дельфина. Слава дал мне… Он сказал, что это успокаивающее с поливитаминами. Остальные долго смеялись. И я, конечно, не успокоилась. Ну, что поделать – подыграла им немного, пусть забавятся… Что я, совсем, что ли, деревенская простушка, чтобы не отличить поливитамины от экстази? Но они так заразительно радовались, разыгрывая меня… Славка, конечно, за это еще получит! Через несколько минут, показавшихся мне чехардой новогодних конфети в морозном воздухе, я любила всех, кто был в комнате, как своих самых родных… Они вдруг стали очень близкими мне. Анка, худющая, как провод канатоходца, с такими огромными глазищами, схватила меня за руку и потащила в ванную с криком: «Я – твой личный имиджмейкер. Сейчас скроим из тебя femme fatale».