Большая охота на акул - читать онлайн книгу. Автор: Хантер С. Томпсон cтр.№ 140

Сейчас на свет начинает выходить что-то более похожее на правду, но истоки событий еще окутаны густым туманом. Процессы по делу о сидячих забастовках в Спраул-холле вылились в череду неожиданно суровых приговоров, «Движение за свободу слова» было расформировано, четверо студентов исключены и по окончании дебатов о «ругани» приговорены к тюремному заключении, а основатель движения Марио Савио уехал в Англию, где учится и ждет решения по апелляции его приговора к четырем месяцам тюрьмы – что может затянуться на полтора года.

С началом нового семестра (при новом, делающем непроницаемое лицо ректоре) настроение в кампусе Беркли настороженно выжидательное. Основные вопросы прошлого года так и не разрешены, к тому же добавился новый: Вьетнам. Массовая сидячая забастовка по всей стране, чьим фокусом был Беркли, назначена на 15-16 октября, и если она не вскроет все старые раны, то, предположительно, вообще ни на что не сгодится.

Некоторое время выглядело так, словно губернатор Эдмунд Браун завел в тупик любое, проводимое в законном порядке расследование положения дел в университете, но в конце августа спикер ассамблеи Джесси Анру, демократ-антибрауновец, сообщил прессе, что «изолированного расследования проблем студентов-преподавателей в Беркли не будет», и в то же время заявил на Национальной конференции демократов в Портленде, в которой приняли участие более тысячи представителей штатов, что научное сообщество «вероятно, самый худший враг» законодательной власти штата.

Мистер Анру – знамение времени. Прошлой весной он конфликтовал с нормально атавистичной администрацией университета, но в какой-то момент был достигнут компромисс «синих фишек», и любые прогрессивные идеи, с которыми заигрывала администрация, потерялись в летнем затишье. Роль губернатора Брауна в этих переговорах пока не была предана огласке.

Одна из реалий, ставших результатом акций последнего семестра, – новый «закон против людей извне», принятый, чтобы при любой заварушке в кампусе не пускать туда не-студентов. Проект резолюции внес член законодательного собрания Дон Мулфорд, республиканец из Окленда, который и высказывается, и выглядит как «старый» Ричард Никсон. Мистер Мулфорд очень озабочен «подрывным проникновением» в кампус Беркли, расположенный в предместье, где он живет. Он полагает, что знает, что вспышка прошлой весной была организована нью-йоркскими коммунистами, битниками-извращенцами и прочими ему неведомыми безбожными элементами. Сами студенты, утешает он себя, ни за что не подняли бы такой шум. Остальные в Сакраменто, похоже, разделили его точку зрения: законопроект был принят пятьюдесятью четырьмя голосами против одиннадцати и в сенате двадцатью семью голосами против восьми. Губернатор Браун подписал его 2 июня. Проект Мулфорда получил большую поддержку еще на стадии рассмотрения, когда Дж. Эдгар Гувер свидетельствовал в Вашингтоне, что в Движении за свободу слова было сорок три красных той или иной масти.

Услышав про это, один студент с усмешкой сказал: – Тогда, наверное, весной сюда пришлют тысяч десять морпехов. Послали ведь двадцать тысяч из-за пятидесяти восьми красных в Санто-Доминго. Черт, да Линдон у нас мастак!

Где мистер Гувер раздобыл эту цифру, можно только гадать, но в Беркли полагают, что из Examiner, газеты Херста, называющего себя «монархом утренней прессы». Examiner особенно влиятелен среди тех, кто опасается, что король Георг III, возможно, еще жив в Аргентине.

* * *

Значение законопроекта Мулфорда в тени, которую он бросает на ситуацию в Беркли, особенно на роль не-студентов и людей извне. Кто эти преступник!? Что за человек станет рыскать по кампусу с единственно! целью развратить умы студентов? И, как известно любому, кто живет или работает в городском кампусе или по соседству с ним, огромное число студентов уже большие радикалы, чем любой красный, в которого может ткнуть пальцем мистер Гувер. Помимо того, не-студенты и аутсайдеры, против которых приняла свой законопроект Калифорния, по большей части бывшие студенты, аспиранты, студенты по обмену и прочие молодые активисты, которые от студентов отличаются только тем, что не имеют регистрационной карточки университета. В любом кампусе, который расположен в черте города, не-студент – давняя и бесславная традиция. В каждом колледж большого города есть свои пограничные элементы: в Гарварде, в университете Нью-Йорка, в Чикаго, в Сорбонне, в Беркли, в университете Каракаса. Динамичный университет в современном населенном центре просто не может быть изолирован от реалий, человеческих и прочих, которые его окружают. Мистер Мулфорд превратил бы кампус Беркли в остров, но, увы, guerillas* чересчур распространены.

* партизаны – (исп.).

В 1958 году я приехал из Кентукки и стал не-студентом в Колумбийском университете. Я записался на два курса и до сих пор получаю счета за обучение. Домом мне служила комната за дюжину долларов в здании заграницей кампуса, полном джазистов, магазинных воров, вопящих поэтов и наркоманов всех мастей. Это была хорошая жизнь. Я пользовался подсобными средствами университет!, и однажды меня на два дня поставили круглые сутки взимать плату за регистрацию. Дважды я ночью проходил через весь кампус с деревянным ящиком, в котором было почти пятнадцать тысяч долларов. Сумасшедшее было ощущение, и я до сих пор не знаю, почему относил деньги казначею.

Быть не-студентом, или «незарегистрированным студентом», в городском кампусе не только просто, но и естественно для любого, кто молод, умен и убежден, что специальности, какая ему нужна, в списке просто нет. Ни в каком списке. Серьезный не-студент – сам себе научный руководитель. Самое удивительное, что так мало людей за пределами кампуса знают, что такое имеет место.

Традиция не-студентов берет свое начало в конце Второй мировой войны. До того образование было более индивидуальным. Один профессор в Колумбийском университете рассказывал, что покойный Р. П. Блэкмур, один из самых академичных и эрудированных литературных критиков, львиную долю образования получил не записываясь на курс, но заглядывая на те или иные лекции и семинары.

В эпоху Эйзенхауэра и Керуака не-студент воровал себе образование как можно незаметнее. Ему и в голову не приходило вмешиваться в политику кампуса: в эти игры он уже наигрался. Но вдруг десятилетие закончилось. Никсон пошел на дно, вспыхнула борьба за гражданские права. И тут целая армия ущербных из-за чувства вины дезертиров из лагеря Эйзенхауэра обнаружили войну, на которую практически уже перестали надеяться. С Кеннеди у руля политика сделалась ради разнообразия респектабельной, и студенты, насмехавшиеся над идеей выборов, начали ловить себя на том, что вступают в «корпус мира» или стоят в пикетах. Студенты-радикалы сегодня могут называть Кеннеди липовым либералом и гламурным ренегатом, но только очень молодые станут отрицать, что именно Кеннеди раззадорил их настолько, что они пожелали изменить реальность Америки, а не просто поворачиваться к ней спиной. Сегодняшний студент-активист, да и не-студент-активист тоже, говорит о Керуаке так, как битники 50-х говорили о Хемингуэе. Они говорят, мол, он спасовал перед трудностями, мол, интуиция у него хорошая и он хорошо слышит грусть своего времени, но его талант не вырос, а прокис. У нового радикала из кампуса есть цель – наступление по многим направлениям и на стольких фронтах, на скольких необходимо: если не гражданские права, то иностранная политика или структурные изменения в местах сосредоточения бедноты внутри страны. Несправедливость – демон, которого надо изгнать.