Дамасские ворота - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Стоун cтр.№ 78

— Неужели? Как любезно с вашей стороны! А теперь скажите, рабби. Вот вы находитесь на Земле обетованной. Увидели то, что надеялись увидеть?

— Все впереди, — ответил Миллер. — Ради этого мы сегодня и стараемся.

— Мерзость, бездарность повсюду — разве не так? Страна народа, которому столько дано? Без его гения не состоялась бы европейская — и не только европейская — цивилизация. И тем не менее мы имеем продажную бюрократию, уродливые города, вульгарность. Дешевые таблоиды, отвратительное искусство. Все выглядит так, будто сделано людьми второго сорта. Мы не очень-то стремимся быть светом другим народам. Или вы ничего этого не заметили?

Миллер затрясся от гнева:

— Извините, я не какой-нибудь европейский эстет, как вы. Очень плохо, что, пока мир не покладая рук убивал нас, мы не могли найти времени на художественное и культурное возрождение для его просвещения. Так что, когда нас уничтожат, гоим, возможно, будут сокрушаться: «Бедные евреи, они были так талантливы. Какая жалость, что пришлось их изгнать с земли!» — Миллер встал, чтобы говорить с Циммером, так сказать, на равных. — Бездарность, которая беспокоит меня, — это моральная бездарность. Отказ следовать Завету, отказ создавать еврейский народ, который принесет истинный свет миру. Тогда, может быть, мы получим картину, которую вы требуете.

— Вам не кажется, рабби, что одно может быть связано с другим?

— Одно мне кажется, — ответил Миллер, — то, что должно быть землей Израиля, еще разделено. Пока.

— Вы разумный человек, — сказал Циммер. Щелкнул одним из выключателей на стене, потом снова выключил; вспыхнул и погас тусклый красный свет. — Вы спрашиваете о моих мотивах? Я вам отвечу. Я стою перед выбором и не могу избежать его. То есть избежать и продолжать жить. Я видел множество смертей, мой друг. Знаю разницу между жизнью и смертью — и для меня существует или одно, или другое. Я не намерен расставаться с жизнью до самой смерти.

— Все очень индивидуально, — сказал Миллер.

— Да, — согласился Циммер, — очень индивидуально. Сейчас у меня есть выбор всю жизнь медитировать над тем, что я видел и что узнал. И может, через озарение выйти за ее пределы.

Миллер молча смотрел на него.

— Или я могу стать частью процесса становления. Отношения между этой землей и Всемогущим оставляю вам, рабби. Но я не намерен мириться с тем, чтобы эта страна — страна, которой я так предан, — и дальше оставалась пешкой в руках лицемеров с Запада или пристанищем бездарностей. Для нас есть одно: или участие в процессе становления, или смерть. Впереди у нас дерзновение и историческая судьба, если не упустим такую возможность. Я могу возглавить — и возглавлю — этот процесс становления.

— В этом процессе, — с легкой улыбкой сказал Миллер, — будьте уверены, о вас будут судить по достоинствам. Как знать? Может, и выдвинут в лидеры.

— Не только обо мне, рабби. Глупцы, которые ждут, что Бог станет сражаться и умирать за них, будут разочарованы. Действующая сила здесь — история. История даст нам оценку как людям и как нации. Если мы одержим победу, вы, возможно, обретете свой Сион.

— Вы представляете собой необычный тип еврея, — сказал Миллер. — Думаю, Владимир Жаботинский был таким же.

— Я не Жаботинский, рабби Миллер. Но уверен, если бы Жаботинский добился своего, духовенство оставалось бы в стороне и ждало своего мессию. Привлечение религиозного элемента не обязательно благо, как думают некоторые. По моему скромному мнению.

— Мистер Циммер, — проговорил Миллер, собирая свои листочки, на которых ничего не было, кроме бессмысленных закорючек, — кто сказал, что ваше мнение скромное?

Родильный центр Аль-Азиз в Хан-Юнисе прошедшей ночью рисовался безлюдным призраком во тьме, но утром тут кипела жизнь. Из материнского отделения в другом крыле здания доносился громкий крик младенцев. Быстро пройдясь до умывальника, Лукас заметил, что переулки за территорией центра выглядят вполне мирно. В мутное небо поднимался дымок костров, на которых готовилась пища, хотя людей почти не было видно.

Когда он и Сония сложили свои койки, доктор Наджиб взял их с собой на обход. В непритязательно, по-домашнему украшенных палатах отдыхали пышные палестинки с младенцами, все с головой закутанные в простыни, занавески и широкие одежды. При появлении посетителей некоторые улыбались, большинство глядели с невозмутимым выражением или отворачивались. И повсюду младенцы.

Лукас кланялся и расточал лучезарные улыбки, покорно изображая бодрость, которой отнюдь не испытывал. Одутловатые женские лица, одинаково обрамленные платками, были лишены очарования и неотличимы одно от другого. Красные уродливые новорожденные пронзительно орали. С дипломатической улыбкой прохаживаясь по палате, он чувствовал жалость и смутное отчаяние. Должно быть, думал он, это всего лишь от неловкости, смущения иностранца.

К палате рожениц примыкало детское отделение. Дети здесь большей частью уже становились на ножки, возле одной-двух кроваток сидели на складных стульях сонные матери. С потолка свисали казенные игрушки: ватные зверюшки и ухмыляющиеся резиновые куклы ядовитых цветов.

— Тут у нас плохая вода, — сказал доктор Наджиб, когда они вернулись в фойе. — Это главная проблема в Газе. Не считая политики, — добавил он.

Выйдя на улицу, Лукас не увидел никаких признаков их минивэна. Доктор Наджиб, лицо которого было покрыто сеткой мелких шрамов, продолжал идти с ними.

— В прошлые годы мы многих теряли. Обезвоживание, кишечные инфекции. Были тут малярия, дифтерит. Очень много было трахомы.

— А теперь? — спросил Лукас.

— А теперь получше. Соединенные Штаты вновь станут платить взносы ООН, и потому люди говорят, что положение еще улучшится. — Он весело рассмеялся.

— Действительно может быть такое?

— Нет, конечно. Но, считаю, Соединенные Штаты должны платить за все. — Он махнул в сторону моря. — Да, за все. Почему нет? — Он был христианин и уроженец Газы. Учился в Айове. — Таково мое мнение, — сказал он добродушно. — На мой взгляд, американцы должны платить. Ведь они заполучили мир, как хотели.

Лукас поблагодарил его и поздравил с клиникой.

— Родильное отделение принадлежит нам, то есть ООН. Но педиатрическое отделение открыл Детский фонд. Это все Нуала.

— Им повезло, что она работает у них, — сказала Сония.

— Она истинное благословение, — проговорил доктор Наджиб, удаляясь.

Они стояли в тени финиковой пальмы, единственного зеленого дерева, которое осталось от сада британского военного госпиталя. Сония потрогала ногой землю и опустилась на корточки у ствола пальмы. Лукас опустился рядом:

— Напоминает тебе Сомали?

— В Сомали было много хуже. Конечно, там у нас тоже была плохая вода. Но здешнюю с той не сравнить, там была совсем плохая. Все дети умерли.