Игра на разных барабанах - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Токарчук cтр.№ 60

— Что за праздник без журека? — снова завел свое мужчина. Его высокий, громкий, самоуверенный голос неприятно резал слух. — Это же наше, польское, национальное. Я уже столько стран объездил в Европе и в мире, а вот журека нигде нет. Понятное дело, у них там свои традиционные блюда, но ведь — не журек. Ну, еду я и думаю: если не здесь, то уже нигде не куплю. В Чехии журека нет.

Никто не поддержал разговор. Мужчина начал притопывать и дышать на замерзшие ладони. Продавщица, эта словоохотливая бабенка, смущенная присутствием чужака, выполняла свою работу четко и добросовестно. Очередь быстро продвигалась вперед, чересчур быстро — никто ведь никуда не торопился.

— Холодно, — сказал приезжий Матушеку и еще раз театральным жестом потер руки.

Матушек взглянул на него и сдержанно улыбнулся, из вежливости. Отвернулся к витрине с сигаретами.

— У нас заказан люкс в Альпах. Знали б вы, какие там подъемники, какой сервис! Спускаешься час, а то и больше. А внизу в гостинице — бар и бассейн. Питаемся мы, конечно, сами. В каждом апартаменте есть кухня, поэтому жена и сможет приготовить этот журек. Возьму еще кусок колбасы, но какой-нибудь получше. Есть здесь хорошая колбаса? — заволновался он вдруг.

От прилавка неохотно отошла очередная покупательница. Продавщица приспустила молнию на вороте свитера.

— Вижу, есть колбаса, но если цена ей шесть злотых, чего там может быть хорошего, — заметил проезжий.

Из машины посигналили. Мужчина подошел к двери, и в магазин ворвалось клубящееся облако морозного воздуха. Он что-то прокричал своим и вернулся на место.

— Жена нервничает — вечером нам надо быть уже в Альпах. А мне, видите ли, журека захотелось.

Матушек покупал сигареты, апельсиновую эссенцию, поллитровку и хлеб. Продавщица сноровисто просуммировала столбик цифр и в ту же бумагу завернула бутылку.

— И журек, — добавил он. — Бутылку журека.

Весь магазин притих. Продавщица подала ему бутылку с каким-то благоговением. Матушек быстро расплатился.

— Послушайте… — начал, совершенно опешив, мужчина в пуховике, но Матушек мигом сгреб с прилавка свои покупки и исчез.

Возле магазина он увидел Халину с ее чокнутой дочерью и вручил ей эту бутылку.

— На, возьми. Нам ни к чему, мы в сочельник свекольник едим, — сказал и еще раз напомнил, чтобы вечером зашла за давно обещанным одеялом.

Ивонка стеснялась идти в дом. Стояла у забора и клацала зубами, непонятно: то ли от холода, то ли от страха.

— Ты чего, дура, трясешься? Съедят тебя, что ли? Тогда надо было бояться, не сейчас, — сказала ей мать.

— Там мужики какие-то. Иди сама, а я с мальцом тут подожду.

— Ну и хорошо, что мужики, может, теперь, при свидетелях мы и порешим дело. При свидетелях. А ну пошли!

Девушка нехотя повиновалась.

В кухне за столом сидели четверо мужчин. Матушек как раз налил по последней рюмке. Его жена, грузная и толстая, занималась процеживанием молока. На буфете стыл сдобный пирог, посыпанный крошкой. Было тепло и уютно.

— Мать, вон девки пришли за пуховым одеялом, — объявил Матушек.

Пододвинул им один свободный стул. Халина присела на краешек, а Ивонка осталась с ребенком стоять на пороге.

— Ну, ваше здоровье, — произнес Гураль и опрокинул рюмку. Остальные тоже выпили, но молча. Крякнули, запили «фантой».

Хозяйка скрылась в комнате и тотчас вернулась с тюком, завернутым в полиэтилен и перевязанным веревкой. Заворковала над ребенком.

— Звать-то как?

— Еще не назвали, — быстро отозвалась Халина.

Ивонка начала нервно переминаться с ноги на ногу.

— А крестины когда?

Халина пожала плечами.

— Одеяло хоть куда, — сказала Матушкова. — Все лето проветривалось на чердаке. Пододеяльник-то есть?

— Вон его отец, — вдруг угрюмо выпалила Ивонка от двери и кивнула на Гураля.

Повисло неловкое молчание.

— Ну, Ивонка? — подбадривала ее мать.

— Ты его отец, — на этот раз она взглянула ему прямо в глаза.

Матушкова сдвинула с лобика младенца шапочку и пристально посмотрела на него.

— У меня своих четверо, — наконец выдавил Гураль. — Послушай, чего ты ко мне привязалась, сама не знаешь, кто с тобой спал.

— Эй! — грозно сказала Халина.

— Я с ней спал, — выкрикнул Грач.

Язык у него заплетался, в глазах гулял пьяный огонек. Быстро мужик хмелел.

— Да, спал с ней, — произнес он, растягивая слова. — Но я с-п-а-а-л; так наквасился, что вмиг заснул, значит, это не я.

— Она уже к Владеку ходила и его норовила охомутать. Кто ж знает, чье это дитя…

— Дитя оно все ж таки дитя, — вмешалась Матушкова.

— Да она с солдатом с погранзаставы путалась. Все видели, — добавил Гураль. — Ищи теперь иголку в сене.

Он поднялся, снял с вешалки шапку и направился к двери.

— Боже ж мой, — запричитала хозяйка. — Что ж ты, мать, за ней не уследила? Сама виновата, Халина, сама.

— Вы так думаете? Что же мне, за ногу ее привязывать? Интересно, а что бы вы на моем месте сделали? Да ведь она — ребенок, хоть с виду и зрелая баба.

— Ежик? — обратилась вдруг, подстегнутая нехорошим предчувствием, Матушкова к самому молодому из мужчин, своему племяннику.

Гураль замешкался в дверях.

Ежик покраснел до самых кончиков ушей, его пронзительно-голубые, как у многих местных, глаза, казалось, стали еще ярче.

— Это не я, теть. Я осторожно.

Грач осклабился и загоготал:

— Без пол-литры не разберешь. Ну, хозяйка, с вас причитается.

Матушкова застыла в растерянности посреди кухни, посматривая то на Ежика, то на Гураля, то на мужа. Сейчас она выглядела еще более тучной, тяжелой, как комод. Все ждали, что она скажет, а она мелко перебирала губами, словно лепила особое слово, дающее в одночасье название всему, с начала до конца. По-видимому, это ей все же не удалось, потому что она подошла к столу, хлопнула ладонью по клеенке и крикнула:

— А ну, будет глаза заливать. Марш по хатам, ить сочельник завтра, дома дел у всех полно.

Схватила узел и всунула его Халине в руки. Та обхватила одеяло, прижала к себе, будто чудовищных размеров конверт с новорожденным, и, уткнувшись лицом в полиэтилен, разрыдалась. Матушкова лихорадочно принялась убирать со стола. Гости молча поднялись и направились к двери.

И тут заговорил ее муж.

— Погоди, погоди, — сказал он. — Постой.

Умолк, словно еще раздумывал, принимал решение, барабаня пальцами по столу.