ТОРГОВКА АПЕЛЬСИНАМИ
«Из Баланса апельсины, прекрасные валенсины,
свежие апельсины!»
СТРИГАЛЬЩИК СОБАК
«Собак стрижем,
Кошек режем!
Уши-хвосты!»
ОВОЩНИК
«Римский салат! Римский салат!
Не продаем,
А выставляем на променад!»
ТОРГОВЕЦ СЫРАМИ
«Вкусный сыр, вкусный сыр на любой сырный вкус!»
ТОЧИЛЬЩИК
«Пилы точить-затачивать!
Точильщик!»
СТЕКОЛЬЩИК
«Стеколь, Стеколь-щик,
Битые стекла!
А вот и стекольщик!
Стеколь-щик!»
Глава LV
Комнаты для прислуги, 10
Повар Анри Френель поселился в этой комнате в июне тысяча девятьсот девятнадцатого года. Это был меланхоличный южанин лет двадцати пяти, маленький, сухопарый, с тонкими черными усиками. Он готовил изысканные блюда из рыб и ракообразных, а также овощные закуски: артишоки в перце, огурцы в укропе, баклажаны в куркуме, холодное соте с мятой, редис с кервелем под сметаной, тушеные сладкие перцы с базиликом, помидоры оливет с тимьяном. В честь своего дальнего однофамильца он даже придумал специальный рецепт почти прозрачной чечевицы, которая варится в сидре, охлаждается, приправляется оливковым маслом и шафраном, а затем подается на жареных круглых хлебцах, обычно используемых для бутербродов с помидорами, салатом, яйцом, тунцом и анчоусами.
В тысяча девятьсот двадцать четвертом году этот неразговорчивый человек женился на дочери коммерческого директора крупного колбасного производства в Питивье, специализирующегося на том самом паштете из жаворонков, которому город — наравне со знаменитыми миндальными пирожными — обязан своей славой. Не без оснований полагая, что мсье Арди слишком занят реализацией своего оливкового масла и своих анчоусов в бочках и вряд ли будет способствовать продвижению чужих кулинарных талантов, Анри Френель, окрыленный успехом, которым пользовалась его кухня, решил открыть собственное дело: вместе с молодой супругой Алисой, пожертвовавшей на это все свое приданое, они открыли ресторанчик на улице де Матюрен, в районе Мадлен. Они назвали его «Прекрасный жаворонок». Френель стоял у плиты, Алиса обслуживала в зале; они работали допоздна, привлекая актеров, журналистов, полуночников, праздных гуляк, которых в этом районе было немало; скромные цены при отменном качестве сделали заведение столь популярным, что вскоре посетителям уже приходилось выстраиваться в очередь, а на светлых деревянных панелях, покрывающих стены, стали появляться фотографии с автографами звезд мюзик-холла, известных актеров и призеров-тяжелоатлетов.
Все шло как нельзя лучше, и чета Френель уже строила планы на будущее, мечтая завести ребенка и выехать из своей узкой каморки. Но однажды утром, в октябре тысяча девятьсот двадцать девятого года, когда Алиса была уже на шестом месяце беременности, Анри исчез, оставив жене лаконичную записку, в которой объяснял, что за кухонной плитой он умирает от скуки и уезжает, чтобы осуществить свою давнюю мечту: стать актером.
Алиса Френель восприняла новость с поразительным спокойствием: в тот же день она наняла повара и взялась очень энергично руководить своим заведением, ослабив бразды правления лишь однажды, чтобы родить щекастого мальчугана, который был окрещен Гиленом и тут же определен к кормилице. Что касается мужа, то никаких попыток его отыскать она не делала.
Она встретилась с ним через сорок лет. За это время ресторан успел захиреть, и она его продала; Гилен вырос и завербовался в армию, а сама Алиса, пользуясь рентой, продолжала жить в той же самой комнатушке и тушить на краю газовой плитки с облупившейся эмалью налима по-американски, говядину с луком и чесноком в маринаде, телятину с сельдереем и пореем в сметане, ягнятину с морковью в белом вине и прочие наполнявшие черную лестницу восхитительными запахами яства, которыми она иногда угощала соседей.
Анри Френель бросил все не из-за какой-то актрисы — как всегда считала Алиса, — а действительно ради театра. Как разорившийся дворянин, что в один прекрасный день уходил с Бродячими Актерами Великого Века, которые накануне под проливным дождем забредали во двор его ветхого замка в поисках приюта, Анри пустился странствовать с четырьмя товарищами по несчастью, провалившимися на экзаменах в театральную школу и уже отчаявшимися вообще где-либо играть. Труппа состояла из двух близнецов по имени Изидор и Люка, высоких и сильных уроженцев Юра́, игравших матаморов и героев-любовников, одной инженю родом из Тулона и одной несколько мужиковатой дуэньи, которая была всеобщей любимицей. Изидор и Люка перегоняли два грузовичка, обустроенные под кибитки, и устанавливали подмостки, Анри отвечал за кухню, счета и режиссуру, инженю Люсетта рисовала, шила и, главное, штопала костюмы, а дуэнья Шарлотта занималась всем остальным: мытьем посуды, уборкой в кибитках, покупками, завивкой и глажкой в последнюю минуту и т. д. У них было два раскрашенных задника: первый, с изображенным в перспективе дворцом, использовался с равным успехом для постановок Расина, Мольера, Лабиша, Фейдо, Кайаве и Куртелина; второй, подобранный в каком-то церковном приюте, представлял Вифлеемские ясли: благодаря двум фанерным деревьям и искусственным цветам они превращались в Заколдованный Лес, где разворачивалось действие самой успешной пьесы из их репертуара, пост романтической драмы «Сила Судьбы», не имевшей никакого отношения к Верди и в свое время прославившей бульварные подмостки «Театр де ла Порт Сен-Мартен» и шесть поколений антрепренеров: Королева (Люсетта) усматривает свирепого разбойника (Изидора), висящего на дыбе под раскаленным солнцем. Она сочувствует ему, подходит, дабы утолить его жажду, и замечает, что он молод, недурен собой и весьма мил. Под покровом ночи она его освобождает, предлагает ему бежать и укрыться в густом лесу, пока она не приедет за ним в своей королевской карете. Но в этот момент во главе своей армии (Люка и Френель) появляется блестящая воительница (Шарлотта) в позолоченном картонном шлеме:
— Королева Ночи, ты освободила юношу, который принадлежал мне! Готовься биться против армии Дня! Битва среди лесной чащи продлится до самой зари! (Exeunt omnes. Гаснет свет. Пауза. Раскат грома. Фанфары.)
И вот выступают две Королевы в шлемах с султанами, в доспехах, усыпанных драгоценными камнями, в перчатках-крагах, обе при длинных копьях и картонных щитах, украшенных один — сверкающим солнцем, другой — лунным месяцем на фоне звездного неба, обе верхом на сказочных животных, один из которых похож на дракона (Френель), другой — на верблюда (Изидор и Люка), чьи шкуры были сшиты неким венгерским портным с авеню дю Мэн.
С остальным не менее жалким реквизитом — табурет с ножками крест-накрест вместо трона, пружинный матрац и три подушки, черный шкафчик для нот, щиты, сбитые из старых ящиков и с помощью заштопанного зеленого драпа превращавшиеся в письменный стол с красными углами, заваленный бумагами и книгами, сидя за которым мечтательный кардинал, но не Ришелье, а его тень — Мазарини (Френель) решает послать в Бастилию за состарившимся заключенным, а именно Рошфором (Изидор), и поручает это задание лейтенанту черных мушкетеров, а именно д’Артаньяну (Люка), — в костюмах тысячу раз перекроенных, перешитых, перештопанных, переделанных с помощью клейких лент, скрепок, булавок, при свете двух ржавых прожекторов, то и дело сменяемых и через раз выходящих из строя, труппа ставила исторические драмы, комедии нравов, великих классиков, мещанские трагедии, современные мелодрамы, водевили, фарсы, кукольные представления в духе гранд-гиньоля, а также инсценировки таких произведений, как «Без семьи», «Отверженные» или даже «Пиноккио», где Френель исполнял роль Совести Джимини: старый подкрашенный фрак, в котором он выходил на сцену, ассоциировался с телом сверчка, а две приклеенные на лоб пружины, увенчанные пробками, заменяли усики.