Весенняя лихорадка - читать онлайн книгу. Автор: Джон О'Хара cтр.№ 36

А сказать Полу напрямик — она против того, чтобы он щипал ее за шею, было невозможно. Из разговоров с подругами и по собственным наблюдениям Нэнси знала, что в каждом браке (который в конце концов сводится к совместной жизни двух людей) жене нужно помалкивать хотя бы об одной мелочи в поведении мужа, которая ей не нравится. Она знала случай, когда брак распался из-за привычки мужа позволять капельке яичного белка свисать с ложечки, когда он ел яйца всмятку. Эта неприятная история происходила каждое утро. Знала и другой случай, когда муж ушел от жены, назвав ее неряхой; психоаналитику потребовался месяц, чтобы разобраться в поступке этого человека — его жена всякий раз оставляла туалетную бумагу плавать в унитазе. О таких вещах нужно молчать, они хуже тех, из-за которых можно ссориться: поведения жены или мужа в постели; его или ее вкусов в одежде; плутовства в играх, кокетливости, дурных манер, расхождений во взглядах, занудства, хвастовства, застенчивости, пунктуальности или ее отсутствия и прочих вещей, о которых люди могут спорить открыто. Кроме того, всегда есть надежда, что муж может оставить свою манеру. Но нет; возможно, он делает это, так как думает, что ты этого ожидаешь.

И в тот вторник Нэнси Фарли, поскольку весь день ей было нечего делать, начала с утра думать об этой шалости мужа. День обещал быть хорошим. В небе не было ни облачка, не предвиделось возможности обоснованных предлогов не встречать Пола. Эта праздность дала ей широкую возможность думать время от времени о Джоне Уоттерсоне, некрасивом актере, о котором все говорили, что обаяния у него больше, чем… ну, чем у кого бы то ни было из тех, кого они знали. Уоттерсон происходил из очень хорошего бостонского семейства, учился в Гарварде и обычно играл роли грубых людей, хотя хорошо выглядел во фраке. Кое-кому он напоминал Линкольна; был высоким, некрасивым, как Линкольн, притом Линкольн, видимо, обладал замечательным голосом. Уоттерсон обладал. От пьесы к пьесе он дошел то той ступени, когда, говоря о нем, было достаточно назвать только имя; когда спрашивали: «Вы идете на премьеру Джона?» — было ясно, что имеется в виду Уоттерсон, как и в тех случаях, когда при упоминании имен Кит, Алфред, Линн, Хелен, Огги, Джейн, Зита, Барт, Бланш, Ева, Хопи, Лесли не возникало сомнений, о ком речь. Уоттерсон определенно добился признания и, добившись, спокойно стал пользоваться им на сцене и вне сцены.

Первое, что сказала о нем Нэнси, впервые увидев его, что это честный человек, и тут же поправилась: этот человек не рисуется. Его прямые, черные, как у индейца, волосы спадали на лоб, и он никогда не пытался не допустить этого. У него были большие, толстые губы, из них исходил его твердый, сильный голос с чикагским акцентом, и Уоттерсон никогда не пытался его изменить, если не считать тех случаев, когда играл капитана английского минного тральщика или проходил кинопробу на роль индейца. Он привык слышать, что у него красивые руки. Они были большими, с кольцами-печатками на мизинцах. Ему нравились женщины, ягодицы которых умещались в его ладонях с разведенными пальцами, и хотя Нэнси не совсем этому соответствовала, она все же относилась к меньшинству. Он хотел Нэнси.

Нэнси видела Уоттерсона вне сцены около десяти раз. Для него это было очень мучительно, так как он точно знал, сколько раз ее видел, как, впрочем, и она. Но они всегда обращались друг к другу «мистер Уоттерсон» и «миссис Фарли». В последние три встречи он приглашал ее заглянуть к нему на минутку после полудня в любой день, когда окажется поблизости. Дальше этого он не шел. Если она зайдет, то прекрасно понимая зачем. Нэнси это знала. Уоттерсон прекрасно знал, какая у него репутация, и все женщины, которых он знал, знали это. «Никаких гравюр у меня нет, — говорил он, — но вот напоить вас я определенно смогу». Да, он никогда не рисовался, и его фамилия значилась в телефонном справочнике.

Была весна, и Нэнси целыми днями было нечего делать до ежедневного тяжкого испытания с мужем. На прошлой неделе, когда она виделась с Уоттерсоном, он спросил:

— Миссис Фарли, вы не заходили ко мне выпить. Почему?

— Я не испытывала жажды.

— Жажды? При чем тут жажда? Я уезжаю на выходные, но вернусь во вторник, мой телефон есть в справочнике, и я думаю, вам нужно будет выпить во вторник. Или в четверг. Или в среду. Или в любой день. Но начиная со вторника.

Тут он рассмеялся, чтобы слегка смягчить грубость и показать Нэнси, что, разумеется, не ждет ее появления.

Будучи замужем за Полом, Нэнси лишь раз позволила себе целоваться с другим мужчиной — крепко, стоя, с раскрытыми губами. Теперь она вспомнила, что тот мужчина тоже был актером. Молодым, почти неизвестным. В этот день, думая об Уоттерсоне и том молодом актере, она вновь пришла к истине, которую для себя открыла. Открыла, наблюдая за ходом связей подруг на стороне — притворяясь, что совершенно не интересуется этими связями. Истина заключалась в том, что существует определенная категория мужчин, симпатичных, по-своему знаменитых, привлекательных, с которыми благоразумные женщины, такие, как сама Нэнси, могли бы завести роман, но ни в коем случае не вышли бы за них замуж. Как-то она слышала французскую остроту: можно гулять в Буа, не покупая его. (Эта острота звучала лучше американской: «Зачем держать корову, если молоко так дешево?») Она пользовалась этим высказыванием о Буа для оправдания поведения некоторых мужчин, которые ей нравились, и лишь в последние три-четыре года стала прилагать это высказывание к женщинам. Так вот, замуж за мужчину вроде Уоттерсона она бы не вышла, но раз есть такие мужчины, как Уоттерсон, почему бы не испытать, каковы они в постели? Хотя бы с одним? На теле Пола она знала каждый волосок; они знали все друг о друге. Новый мужчина будет совершенно незнакомым, и Нэнси подумала о себе. Может, она окажется совершенно незнакомой для себя в той же мере, как для любого нового мужчины. И пора было это испытать. Так спокойно она решила завести роман с актером Джоном Уоттерсоном.

Перед Нэнси лежал роман «Земля» [34] . Приняв решение, она тут же отложила книгу, поднялась и пошла в чулан, где на колышках, напоминающих громадные деревянные запонки для воротничка, висели ее шляпки. Взяла две, примерила, потом вернулась в чулан, взяла третью и остановилась на ней. Перчатки, сумочка, погашенная сигарета, и она была готова к выезду.

Машина стояла снаружи. Нэнси села в нее и проехала несколько кварталов к дому, где жил Уоттерсон. Поравнявшись с его домом, проехала мимо, не сбавляя скорости. Почему-то — не сегодня. У нее появилось наитие. «Если нога ослабит нажим на педаль акселератора, мне нужно будет войти. Однако не ослабила, значит, не сегодня». Нэнси пошла в кино — замечательный Джордж Арлисс в фильме «Миллионер». «Пожалуй, я упустила случай», — сказала она себе, думая об Уоттерсоне и получая от этого удовольствие.

— Хочешь кофе? Могу предложить, если он пойдет тебе в горло, — сказал Эдди.

— Что? — произнесла Глория. — А, Эдди. Привет, дорогой.

— Привет, милочка. Как насчет кофе?