Время, чтобы вспомнить все - читать онлайн книгу. Автор: Джон О'Хара cтр.№ 43

Сын ее рос быстро и довольно скоро стал необычайно близок к матери. Отцу он выказывал восхищение и уважение, но нежность и любовь — только матери. Когда мальчик подрос, Шарлотт стала усаживать его на скамеечку для ног, чтобы ерошить его красивые каштановые волосы. А волосы у Джо были шелковистые, прямые и непослушные, но лишь до тех пор, пока он не поступил в Йель и не стал их смазывать бриолином. Во время своего пребывания в подготовительной школе в Поттстауне, четырех лет в Йеле и учебы в Высшей юридической школе в Филадельфии Джо исправно, два раза в неделю, писал матери письма. Он писал их в юмористической манере, вставляя словечки из студенческого жаргона и используя выуженные из университетской газеты репортажи о местных мероприятиях и результаты спортивных соревнований, но также представлял объективный отчет о своей учебной и личной жизни и держал ее в курсе своих дружеских и, как он выражался, антидружеских отношений. Отцу Джо писал только по необходимости: по финансовым вопросам, с просьбой поменять учебный курс, или поехать в путешествие, или сообщить, что собирается вступить в Альфа-дельта-фи — студенческое братство в котором состоял и его отец. На первом курсе он записался в команду по гребле, а на втором был уже в университетской команде на восьмерке и едва не попал в команду теннисистов, однако в среде его друзей спортивная удаль ценилась ничуть не больше блестящих способностей в учебе или успехов в общественной деятельности.

В своих письмах из Нью-Хейвена и Филадельфии Джо Чапин упоминал имена девушек только в том случае, если они устраивали у себя вечеринки или были почетными гостями. Следуя укоренившейся традиции его университета и того времени, Джо называл девушек женщинами и, обобщая, приписывал всему женскому полу отсутствие ума и романтизированную расчетливость. Он полагал, что их, так или иначе, следует избегать. Его матери подобное отношение, разумеется, было по душе. Шарлотт никогда не упускала случая напомнить Джо, что она вышла замуж за Бенджамина Чапина, когда ему было тридцать четыре года. Женщины, утверждала она, взрослеют быстрее мужчин, и потому мужчина должен жениться на девушке гораздо моложе его; сорокалетний мужчина все еще молодой мужчина, а сорокалетняя женщина уже далеко не молода. Не упоминая менопаузы как таковой, она убеждала сына, что, женившись до тридцати, он возложит на себя бремя обязательств, которые с легкостью могут помешать его карьере молодого адвоката, а в этом нет никакой нужды, так как у мужчины впереди целая жизнь и, чтобы вырастить детей, времени более чем достаточно. Шарлотт Чапин не забывала напомнить сыну, что девушки, с которыми он встречался в университете, были лишь не намного моложе его. Так что, как говорила она, с серьезными отношениями ему вовсе ни к чему торопиться.

Ее кампания оказалась поразительно успешной, и не только в сфере, ею спланированной, но и в той, что ей даже не пришла в голову. Джо Чапин, не фиксируя свое внимания ни на одной определенной девушке, а уделяя внимание им всем, стал чрезвычайно популярен. Он был красив, отличался хорошими манерами, умел свободно держаться, одевался со вкусом, судя по всему, имел деньги, был членом общества «Волчья голова», с почтением относился к старшим и мгновенно отзывался на шутку. В то же время он не был хлыщом, неженкой или нуворишем и не смотрел свысока на родителей девушек, с которыми встречался. Некоторые отцы отвергали его кандидатуру, называя его снобом, но одна из нью-йоркских матерей смягчила эту характеристику, заявив: «Но с чего ему быть снобом? Он же из Пенсильвании». Отец Джо непреднамеренно проторил своему сыну дорожку. В Филадельфии и Нью-Йорке встречались мужчины, которые знали Бенджамина Чапина по Йелю и помнили как хорошего парня, у которого не было врагов, который не был замешан ни в каких скандалах и о котором они говорили Джо: «Мне кажется, я был знаком с твоим отцом. Он, случайно, не закончил Йель в 68-м или 69-м?» В то время транспорт еще не был развит, и человеку из Нью-Йорка не трудно было потерять связь с приятелями по университету, и особенно с таким парнем, как Бен Чапин, который оставил о себе хотя и благоприятное впечатление, но отнюдь не неизгладимое. К тому же фамилия Чапин не была особенно редкой. Таким образом, если приятный молодой человек вдруг оказался сыном выпускника 1869 года Бена Чапина, привлекательность парня заключалась уже по крайней мере в его безвредности: от старика Бена никогда не было никаких неприятностей, и если его сын склонен к снобизму, то пусть уж лучше будет снобом, чем ведет богемный образ жизни или распутничает.

— Тебе когда-нибудь встречаются мои старые приятели? — спросил однажды Бен сына. — Я имею в виду, в Нью-Йорке.

— Да, отец, конечно.

— Кто же например? Фрэнк Гарт? Он живет в Нью-Йорке. И доктор Ральф Доул?

— Доул? Дай-ка вспомнить. Нет, отец, не думаю, что встречал его.

— А как насчет Фрэнка Гарта?

— Не уверен. Фрэнк Гарт… Мистер Блейн. Я встретил некоего мистера Блейна, и он спросил меня, не твой ли я сын.

— Ну да? Л. Б. Блейна? Этого Блейна?

— Л. Б.? Да, мистера Льюиса Блейна.

— Неужели? Я с ним не был близко знаком. Удивляюсь, что он меня помнит. Он состоял в «Черепе и костях». У их семьи большой дом на Сити-Айленд. Очень состоятельные люди. Я не видел Льюиса Блейна уже лет двадцать. А Гюйон Бардуэлл? Встречал когда-нибудь такого? Он жил на Стейтен-Айленд, и, думаю, живет там и по сей день.

— Бардуэлл… Нет, не думаю. Но в этом году я ездил на Стейтен-Айленд. Красивое место.

— Красивое. Я, бывало, ездил туда навестить Бардуэллов. У Гюйона Бардуэлла была сестра Эми, которая вышла замуж за нашего одноклассника из Чикаго. Господи, сколько лет я не вспоминал об этих людях. Представляешь, все это было вскоре после Гражданской войны. Если бы война продлилась еще несколько лет, я бы в ней участвовал.

— Я знаю.

— Лью Блейн. У него был брат Иван, и мне всегда было любопытно, почему его назвали русским именем. У нас в классе были весьма занятные парни. В первые два года я был единственным студентом Йеля из Гиббсвилля. Наверное, такого никогда больше не было, чтобы в Йеле был один-единственный парень из Гиббсвилля. Были из Скрантона, Рединга, Гаррисберга. А из Гиббсвилля только я один. Так сложилось. Ребята вроде Лью Блейна никогда и не слышали о Гиббсвилле.

— Они и до сих пор о нем не знают, — сказал Джо. — Я понял, что не стоит тратить время и вдаваться в объяснения, — проще сказать, что ты из Филадельфии.

— Ты так говорил? Зачем ты это делал?

— Чтобы не тратить время на бесполезные объяснения.

— Но я не считаю это объяснение бесполезным. Есть, знаешь ли, такое понятие, как «вежливое любопытство», и если кто-то вежливо интересуется, откуда ты родом, то этот человек, наверное, достаточно вежлив, чтобы выслушать твое объяснение. И выглядел бы ты гораздо интереснее, если бы, вместо того чтобы сливаться с толпой филадельфийцев, сказал им, что ты из Гиббсвилля. Все эти люди знают Филадельфию, но представления не имеют о том, что такое Гиббсвилль.

— В этом-то, отец, все и дело.

— Тогда ты должен им рассказать.