Дальше случилось странное. Дверь распахнулась, и прежде, чем я успел что-либо сказать, чья-то рука с небывалой силой втянула меня внутрь, после чего, уже изнутри, дверь грохнула о косяк. Свет нигде не горел, но и во тьме я понял, что вся прихожая разворочена, гардероб опрокинут на пол, а сам пол весь в грязи, словно тут был ремонт. Ремонта, однако, не было. Шляпа слетела у меня с головы от толчка в спину, и секунду спустя я оказался в комнате с часами, где за столом возле утлой свечи сидел угрюмый субъект, худой и длинный, с длинными же цепкими руками и с гривой вьющихся, не слишком чистых волос. Он вперился в меня взглядом, явно почерпнутым из низкопробных вестернов, и таким же деланным, кинопрокатным тоном грубо спросил:
— Где она?
Я, однако ж, вовсе не собирался поддерживать столь гадкую режиссуру. В самом деле, на своем веку я повидал кое-что пострашней, чем этот мятый Карл Моор. Поэтому я не спеша оглянулся — мне было любопытно знать, кому я обязан болью между лопаток, — и тут невольно задрал брови: за моей спиной стоял несколько поношенный и усталый, но все еще в том же щеголеватом плаще мой реньеровский знакомец из Софиевского проулка. Вот это да! Ведь я думал о нем — и так возвышенно — каких-нибудь полчаса назад. Он меня не узнал, это было видно. Теперь по всем правилам тех же вестернов я должен был утаить свое открытие, чтобы потом, после стрельбы и беготни по крышам, с особым эффектом пустить его в ход — перед самой смертью злодея. Тем паче, что его напарник явно гнул свое, то есть честно играл ремейк с голливудской пошлятины и тем же тоном твердил — кажется, уж в третий раз — свое «где она?» Все мы помним эти допросы без объяснений и жалкое лепетание жертв.
— Она? — повторил я. — Вы имеете в виду Тоню?
Лицо Моора перекосилось. Но он еще пытался держать свою роль.
— Какую еще Тоню? — проревел он. — Где owe?
Но я уже видел, что это имя ему известно.
— Я имею в виду девушку, — сказал я невозмутимо, — которую ваш симпатичный коллега продал мне на улице прошлой весной за весьма крупную сумму. Вы спрашиваете о ней?
Готов присягнуть, что в его лице выразилось непритворное страдание. Как писали старые литераторы (в том числе и Шиллер), глаза его сверкнули.
— Этот гад, точно, давно этим промышляет, — буркнул он как бы про себя, стороной глянув на своего сообщника. Тот вдруг вышел из-за моей спины, поглядел мне в лицо и, клянусь Богом, покраснел. Да, в Голливуде так не бывает.
— Ну хорошо, — сказал Моор. — Что вы знаете о Тоне?
— Дайте-ка мне сесть, — сказал я. — У меня прострелено плечо, и я не нуждаюсь в тычках в спину.
Реньеровский франт придвинул мне стул. Я сел, расстегнув плащ, и положил дипломат себе на колени.
— Так вот, — сказал я размеренно и взвешивая слова, — насколько мне известно, полгода назад Тоня уехала из страны навсегда со своим мужем в Штаты.
Моор подскочил и, что называется, спал с лица: теперь уж он точно был похож на своего литературного тезку.
— С мужем? — сдавленно повторил он. — С мужем?!
— Именно с ним, — сказал я твердо. — Для вас это, кажется, новость. Но могу также сообщить, хоть и не знаю точных сроков, что замужем она была много лет.
Он вдруг заходил по комнате, цепко уминая пальцами левой руки кулак правой.
— Так, — сказал он, смиряя себя. — Так. А сколько именно лет?
— Я же сказал — не знаю. Но, по всему судя, лет пять-шесть.
Я видел, ему это нужно было пережить. Однако у меня, как понятно, были еще и свои планы.
— С другой стороны, — продолжал я как ни в чем не бывало, — мои сведения о ней крайне скудны. Так уж получилось. Должно быть, вы — или, может быть, вы (отнесся я к франту) — знаете то, что неизвестно мне. И я бы вам был очень признателен за любую информацию, которая…
Как я и ждал, длинноволосый разбойник прервал меня.
— Стоп, — сказал он. — Стоп. (Он, верно, любил повторяться.) Здесь спрашиваем мы. (Еще один глупый штамп.) Собственно говоря, нам здесь нужна не Тоня.
— Не Тоня? — повторил я как мог натуральней. — А кто?
В лице его явилось ехидство.
— А та, к которой вы пришли.
Все же он говорил мне «вы». Если уж быть объективным, он выглядел не так уж худо: вполне, так сказать, интеллигентный, хоть и сильно уставший — это было видно — головорез…
Даже жаль его: сейчас я его обману (я уже все придумал), а ему от этого, наверное, не поздоровится. Но что ж делать?
— Стоп, — тоже сказал я. — Тут недоразумение. Я пришел… — тут я открыл дипломат —… к Балашову Виктору Михайловичу. Ибо это его квартира.
— К Балашову? — переспросил Моор. — Вы хотите сказать — к Балашовой.
— Я хочу сказать то, что я сказал. Мне нужен Виктор Михайлович, причем — прошу это иметь в виду — я с ним даже еще не знаком.
— Что вы городите?
— Очень просто. — Я вдруг подумал, что им сейчас, как когда-то мне, доведется пережить мистерию моей судьбы, правда, в игровом варианте. — Вчера я купил в букинистическом книгу. Я сам переводчик. Маргиналии в ней оказались крайне интересны. Сегодня я зашел в магазин и узнал, что книгу сдал — правда, давно — некто Балашов. Мне дали этот адрес. И вот я здесь.
Легко и приятно говорить правду, как заметил известный литературный персонаж.
— Вы лжете, — сказал Моор. И тут я его добил.
— Потрудитесь взглянуть, — сказал я, доставая из дипломата Гёльдерлина. Это и был тот сюрприз, который я готовил Насте. Что ж, теперь его принял ее враг, от чего, кстати, сюрприз не перестал быть сюрпризом. По тому, как он взял его в руки, я убедился еще раз, что он не просто бандит. Склонясь к свече — тени очертили на миг его лицо, — он задумчиво перелистал страницы.
— Это действительно раритет, — сказал он затем, возвращая мне книгу.
— В особенности если пометки — Я.Г.
— И вы хотите меня уверить, что, гм, это единственная цель вашего визита? Что, зная Тоню, вы не знали адреса ее лучшей подружки?
— Лучшей подружки?! — вскричал я. — Да вы что! Я даже не знал, что у нее есть подружка!
Как видно, остатки былого изумления еще хранились с прошлой весны где-то во мне. Ручаюсь, сам Станиславский поверил бы моему вскрику. Моор был сражен. Он тяжело сел на стул и задумался.
— Выходит, вы не знаете, — сказал он.
— Я уже сказал вам, — ответил я, — мне вообще мало известно о Тоне. И если бы вы…
Он опять поднял руку.
— Так, на это плевать. Я хочу знать, что мне с вами делать.
— Что ж, могу лишь заметить, что в качестве жертвы я плохой экземпляр: я гражданин Соединенных Штатов.
Он тяжело посмотрел на меня.
— Это что еще? — спросил он.