8-9-8 - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Платова cтр.№ 31

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - 8-9-8 | Автор книги - Виктория Платова

Cтраница 31
читать онлайн книги бесплатно

Ты обречен.

Можно заснуть и замерзнуть насмерть, можно разбить себе голову о заиндевевшие стены и тоже благополучно умереть. Можно подохнуть, царапая ногтями гладкую металлическую дверь, можно (если хватит сил) выломать дверную ручку и подохнуть, держа ее в скрюченных от холода пальцах —

выбор невелик.

И исход будет одним и тем же.

Если бы написанное Птицеловом оказалось художественным вымыслом, Габриель не чувствовал бы себя так скверно. О вымысле и речи нет. Все написанное — правда. Все произошло на самом деле. Каждый шаг Птицелова запротоколирован с документальной точностью, каждое движение снабжено пространными причинно-следственными комментариями — особенно если за этим движением следует чья-то смерть. В сумрачных предложениях, из которых состоит дневник, нет света и мало воздуха, читать больше двух небольших абзацев за раз не рекомендуется. Габриель вывел это опытным путем, когда едва не погиб от асфиксии, замахнувшись на целую страницу. Потом он долго рассматривал свое отражение в зеркале, надеясь обнаружить на шее хотя бы минимальные следы удушения: ничего подобного не нашлось, значит — речь может идти только о внутреннем отеке.

Это все простые слова. Они забили своими неказистыми, грубо склепанными телами глотку Габриеля и грозят извести его. И потому он не должен так уж сильно углубляться в текст, он должен перемежать его другими текстами — намного более безопасными. Безопасных текстов полно. Любой текст по сравнению с текстом Птицелова — безопасен. Они глотаются Габриелем моментально, а на дневник угроблено десять лет. Десять долгих лет, от первой строчки до последней.

* * *

Он начал читать его десятилетним мальчиком, а закончил — двадцатилетним юношей. Он остался жив, когда перевернул последнюю страницу, чего не скажешь о жертвах Птицелова.

Их было семь. Все женщины. Без имен, вернее с одним-единственным именем:

ОНА

Она — Она — Она — Она — Она — Она — Она: это похоже на бусины, нанизанные на нить. Если верить Птицелову — каждая бусина прекрасна, каждая бусина — произведение искусства. И неважно, из какого материала они сделаны. Важно, что рисунок нигде не повторяется:

одна девушка была слепой

одна — очень-очень юной

одна — брюнеткой с ярко-синими глазами

одна — вылитой Роми Шнайдер

одна — не слишком молодой и слишком доверчивой

одна — иностранкой

одна — синхронной переводчицей с румынского.

Их смерти — очередной вариант ожерелья, вот только охотников носить его найдется немного. Их смерти описаны в подробностях еще более выпуклых, здесь важна каждая мелочь, здесь каждая секунда агонии фиксируется и получает порядковый номер.

Из всех жертв Габриелю больше всего жаль Роми Шнайдер, но и брюнетку, и синхронную переводчицу с румынского тоже жалко. А самой чудовищной была смерть слепой девушки, которая до самого конца не понимала, что происходит. Наивный, доверчивый птенец, она думала, что человек рядом с ней — самый добрый на свете, пусть немного странный, но добрый. И то, что он хочет показать ее невидящим глазам, — не что иное, как любовь. Конечно, она слышала о любви, но даже в самых смелых мечтах не могла представить, что это чудо когда-нибудь случится и с ней.

Габриель сам едва не попался на удочку, вчитываясь в строки, посвященные смертельной игре со слепой девушкой. Птицелов выглядел по-настоящему влюбленным, и слова, написанные им, были словами влюбленного человека. Они даже на какое-то время утратили свою занозистость, стали легкими и многообещающими. И Габриель купился, как последний дурак, и пропустил момент, когда любовно приготовленное ложе превратилось в плаху. Раздавленный, он вернулся к истоку — и снова поверил словам-перевертышам, и снова пропустил момент.

Вот так. Смерть слепой девушки он пережил два раза.

И оба раза не смог предупредить ее, да и что предупреждать, если дело сделано?

А Птицелов в очередной раз ушел от возмездия.

Или все же не ушел?

И все произошло, как когда-то мечтал Габриель: его нашли мертвым в купе для некурящих. В поезде, который шел в Мадрид. Правда, после того что он сотворил, эта смерть показалась бы чересчур легкой. Любая смерть показалась бы легкой — кроме тех семи, что он приготовил своим жертвам. Вот если бы его самого заставить испытать тот леденящий ужас, то жестокое и безнадежное отчаяние, которое испытывали они!..

Ничего бы это не изменило, а убийца нашел бы сотню новых, еще не использованных слов, чтобы достойно описать теперь уже собственную кончину. Смерть — никакое не средство передвижения. Смерть — еще один повод для обновления языка.

Время Птицелова — ночь.

Сезон Птицелова — поздняя теплая зима.

Ночью Габриель спит и тем самым спасается от мыслей о Птицелове. Но поздней теплой зимой происходит обострение: Габриель нет-нет, да и заглянет в его дневник.

Зато весной, летом и осенью он почти не вспоминает о дневнике, живет вполне обычной жизнью и целыми днями пропадает в своем (спасибо Фэл!) магазинчике. Возиться с книгами намного приятнее, чем проводить часы среди мясных туш, тем более что Молина для него не авторитет. Малейшая попытка постаревшего и обрюзгшего мясника приобщить Габриеля к своему ремеслу заканчивается безрезультатно.

— Я не люблю мяса, — кротко поясняет Габриель.

— А есть?

— Есть тоже не люблю.

Габриель не врет. Он действительно не ест мяса, любой кусок — как бы хорошо прожарен он ни был, — кажется ему сырым. В любом куске проступает кровь, ее разводы повторяют те, что были на фартуке Птицелова. Удивительное дело, Габриель почти не помнит его лица, а разводы на фартуке — помнит.

— …Знаешь, кто не ест мяса?

— Вегетарианцы.

Молина морщится, он не верит в существование вегетарианцев. Для него вегетарианцы — это те «хитрожопые типы», которые днем митингуют в защиту животных, называя их «меньшими братьями», а по ночам, когда все спят, шастают на кухню за ветчиной и кусками окорока. И запихивают их в себя, обмирая от страха: вдруг кто заметит?.. Другое дело — тряпки и педики, эти уж точно не едят мяса, потому что не являются мужчинами. Молина еще не решил, к кому отнести выросшего Габриеля — к тряпкам или к педикам.

Но склоняется к первому.

Только тряпка живет как бог на душу положит, не стараясь хоть как-то упорядочить свою жизнь, не задумываясь о ремесле, которое обеспечило бы верный кусок хлеба и вызвало уважение у окружающих. Тут взгляды Молины полностью совпадают со взглядами матери: она тоже всегда стенала насчет «убыточной книжной лавки». Чтение же книг, по мнению Молины, было бы объяснимо, если бы потенциальная тряпка Габриель продолжил учиться, поступил бы в какой-нибудь университет, на юридическое или экономическое отделение. Давно известно, что юристы (они же — адвокаты) гребут деньги лопатой, и сам Молина мог бы стать адвокатом, если бы жизненные обстоятельства сложились по-другому. Но Молина стал мясником и не жалеет об этом.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию