Солнце мертвых - читать онлайн книгу. Автор: Иван Шмелев cтр.№ 25

— А не твоего ума дело, старый черт… разговорился! Ужо с рыбами поговори, дворянская кость! по праздникам кладешь в горсть, по будням размазываешь?..

Не стерпел Иван Михайлыч обиды, схватил через дверь костлявой рукой матроса за синий воротник, — обомлел даже матрос от такой дерзости, крикнул только:

— Пу… сти… по-рвешь, черт!.. чего сдурел?..

— Как — чего? Да я сам вологодский, как ты… православный!

— Как так?! Ужли и ты вологодский?! — обрадовался матрос, и его широкое, как кастрюля, дочерна загорелое лицо раздвинулось еще шире и заиграло зубами. — Как же не вологодский? Говору своего не чуешь? Смеются как про нас!.. «Ковшик менный упал на нно… оно хошь и досанно, ну да ланно — все онно!»

— Ах, шут те дери… верно-прравильно! Ну, старик… наш, вологодской? Покажься мне… — радовался матрос, захватывая Ивана Михайлыча за плечи. — Правильный, наш! А… стой! Уезду?!

— Чего там — стой… ну, Усть-Сысольскова уез-ду… ну?!

— Ка-ак так?! И я тоже… Ус… сольскова? Н-ну… де-лааа…

— Я сам земельку драл да в школу бегал… да вот и профессор стал, и книжки писал… и опять могу землю драть, не боюсь! А чего вы этого человека забрали, топить сбираетесь?..

— За-чем… мы его на расстрел присудили, за снисхождение…

— Да вы, головы судачьи, глаза-то сперва мылом промойте…

— Да ты чего лаешься-то, не боишься ничего, старый черт?!

— Говорю — вологодской, весь в тебя! А чего мне бояться-то, милой? Я уж одной ногой давно во гробу стою… а вы вот, видно, сами себя боитесь — мальчишку-молокососа себе за командира выбрали, стариков убивать! Да его еще за уши рвать нужно… я ему, такому, двойки недавно за диктовку ставил… Вы с него, сопляка, штаны-то поспустите да поглядите: задница, небось, порота, не поджила!.. Дергал нотариус старика — ку-да! А тут еще подошли матросы. И уж что ни говорил им ялтинский гимназист, как ни взывал к революционному самосознанию и партийной дисциплине, вологодский матрос взял верх. Выпустил из сарая всех:

— Ну вас к лешему!

То было другое время — другие большевики, первые. То были толпы российской крови, захмелевшей, дикой. Они пили, громили и убивали под бешеную руку. Но им могло вдруг открыться, путем нежданным, через «пустяк», быть может, даже через одно меткое слово, что-то такое, перед чем пустяками покажутся слова, лозунги и программы, требующие неумолимо крови. Были они свирепы, могли разорвать человека в клочья, но они неспособны были душить по плану и равнодушно. На это у них не хватило бы «нервной силы» и «классовой морали». Для этого нужны были нервы и принципы «мастеров крови» — людей крови не вологодской…

И вот ни в чем не повинный Дрозд получил избавление от смерти. Получил — и умолк навеки. Он уже не говорил о культуре и прогрессе. Он — как воды набрал, и только глаза его, налитые стеклянным страхом, еще что-то хотят сказать. Даже о погоде он не говорит громко и не кричит, как бывало, размахивая газетой:

— Замечательная телеграмма! Рака нашли!.. Немец сывротку открыл!

— Планету новую отыскали! Как-с? Да, комету… Звезду пятой величины! пя-той!!

В войну его мучил Верден. Он не спал ночами и что-то выглядывал по карте. Бежит, бывало, газетой машет:

— Отбили! …семнадцатый штурм-атаку! Геройский дух французов все смел… к исходному положению! к исходному!!..

И все это кончилось — и Верден, и дух… И Дрозд умолк.

Вот он стоит под придавившей его горою. Ноги сочатся кровью, словно его полосовали ножами. Подсученные штаны в дырьях. Из-под горы высматривает с натугой бурое, исхудавшее, взмокшее лицо — мученика лицо!

— Физический сустав совсем заслаб… — таинственно шепчет Дрозд. — Питание… ни белков, ни желтков! Как-с… да, жиров! Бывало, двадцать пять пудов с подводы принимал… разве крякнешь только. Курей водил… Дите там заболеет — курячий бульон жизнь может воротить! Соседи всех курей, как бы сказать… дискредитировали… Последнего кочетка сегодня из-под кадушки вынули! Как уж хоронил… Наш народ… — его голос чуть шелестит, — весь развратный в своей психологии… Как-с? Понятно, надо бы на родину. Катeринославский я. Племянник пишет — хлеба мне пудов пять приготовил… а как доставишь? Поехал — то сыпняк, а то ограбили. А совсем собраться — все бросай! А ведь усякой стаканчик, сковородка… сами понимаете, задаром отдать надо — ни у кого нет средств. Библиотека тоже у меня… — пудов… на пять наберется! погибнет вся моя культура… — шепчет и шепчет Дрозд, глядит испуганно.

— Да, плохо, Дрозд.

— Позвольте, что я вам хочу сказать… Вся ци-ви …ли-зация приходит в кризис! И даже… ин-ти-ли-генция! — шипит он в хворосте, глядит пугливо по сторонам. — А ведь как господин Некрасов говорил: «Сейте разумное, доброе, вечное! Скажут спасибо вам бесконечное! Русский народ!!»… А они у стару-хи крадут! Все позиции сдали — и культуры, и морали. К примеру, старушка подо мной живет, — Наталья Никифоровна, — может, знаете… блюла приют для сирот, которые от педагога Тихомирова, для народных, учителей… и на старости лет ей куска хлеба не положено! И вот один образованный интеллигент сжалился… Да, как! «Я, — говорит, — вам паек добуду. Это безобразие, такому человеку погибать! тогда все ниспровергнуто!» Побежал к докторам стыдить: старушка святая погибает в голодной смерти! не уйду, покуда не. отчислите! Отчислили. Загреб все сладости, — к старушке. «Исхлопотал! Молитесь за меня!» Заплакала старушка: угодник Божий объявился! Выдал ей четверку сахару, с рисом смешал, мучки фунтик… Четвертую ей часть пайка, а сам себе все кашку рисовую варил на сахаре! Люди усе дознали. Прибег к старушке: «Недоразумение! Я вас не покину, но чтобы компромисса не было для меня… а то как дознают — и вас под суд за незаконное получение, и докторов в подвал посадят!» Заплакала старушка. «Уйдите от меня, я змеев боюсь!» А ведь он шу-бу на меху имеет и золотые запонки, с часами! Усе так! Ну, поеду с горки, теперь я — дома…

— Слыхали, Дрозд… бежали сегодня ночью!

Дрогнула гора, хвостом заерзала… — Ка-ак?!.. те?!., быть того не может!..

Он смотрит в ужасе. Он не говорит, а дышит, и глаза его скосились в сторону. Ни души кругом, никто не слушает.

— Не распространяйте, Бо-же сохрани!.. — шепчет-шелестит он, возя хвостом. — Тут такое может… А верно?.. Та-ак… Ну, поехал…

Шипит шага два и останавливается — лицом на море. Шепчет:

— А дозвольте вас спросить… Как же теперь… Ллойд-Жорж?..

— То есть… что вы хотите знать, Дрозд?

Гора молчит, раздумывает — все к морю. Потом хвост ее медленно заворачивается с шипеньем, словно и он все думает, Дрозд приближается ко мне, и опять — чуть слышно:

— Так, вообще… существует?!..

Он согнулся под тяжестью горы, вытягивает, как черепаха, бурое лицо, и смотрит вывороченными с натуги, кровяными глазами. Пытает ими.

— Это на том свете, Дрозд. Все это — было.