Наследство Карны - читать онлайн книгу. Автор: Хербьерг Вассму cтр.№ 101

Он смотрел на ее коротко остриженные ногти.

— Из-за меня?

— Из-за себя. Мне нужен был ты.

Она пошевелила пальцами в его руке. В нем проснулось желание.

— Иногда мне кажется, — сказал он, — будто мы — семена, которые несет ветром. Ты и я. И это моя вина.

— Потому что ты не можешь вырваться отсюда?

— Да. Ты разочарована, что я ничего не добился, чтобы ты и твой отец могли гордиться мной?

— Не говори глупостей! То, что ты делаешь здесь, в тысячу раз важнее, чем торчать в Копенгагене над микроскопом. Неужели ты сам этого не понимаешь?

— Иногда я бываю разочарован в себе.

— Тогда почему ты не уедешь отсюда?

— Не знаю… Наверное, не хватает предприимчивости.

— Ты достаточно предприимчив, но, может, что-то удерживает тебя здесь?

Вениамину стало стыдно. Он попробовал увидеть себя ее глазами. Кто же он на самом деле, черт побери?

Он сидел на стуле для пациентов и держал во рту ее пальцы. Желание росло и волновало его, он заметил, что она все понимает.

Но у него в сердце горели полные отчаяния глаза Ханны. Он разрывался на части. И вдруг услыхал свой игривый голос:

— Госпожа докторша, не можете ли вы выписать мне лекарство от непостоянства и трусости?

— Нет, милый господин Грёнэльв. В аптеке нет такого лекарства. Вам придется найти его в собственной душе.

— Вы считаете, что у меня есть душа?

— Несомненно. Но в последнее время вы слишком увлеклись внешней стороной жизни и не замечаете, что упускаете день за днем. Вы сделались слишком нужны своим больным и перестали замечать, что упускаете также и ночи.

— Что же мне делать, госпожа докторша?

— Вы должны рано ложиться спать вместе с вашей женой, и это доставит вам радость, хотя вы и не можете увезти ее в Копенгаген, чтобы там портить себе глаза за микроскопом.

— Это приглашение?

— Нет, серьезное предупреждение.

Они весело смотрели друг на друга. Он все еще держал во рту ее пальцы.

Карна сразу поняла, что этот человек одет с большим вкусом. У него была трость с блестящим набалдашником. И большая, растрепанная, как у тролля, борода. Он спустился по трапу с толстой сигарой в зубах.

Как только он оказался на пристани, все изменилось. Он и не думал здороваться ни с кем за руку.

Большими шагами он подошел к бабушке, поднял ее и подержал на руках. Потом опустил на землю, взял сигару двумя пальцами и буркнул что-то ей в грудь.

Карна огляделась по сторонам. Так и есть! Все смотрят на них. Ни одному взрослому мужчине не пришло бы в голову проделать такое на пристани у всех на глазах.

Но бабушка только смеялась и не мешала ему. Он долго не замечал никого, кроме нее. Нет, Карне он решительно не нравился.

Потом он снова зажал сигару зубами и быстро заговорил. Наклонившись к бабушке, он сообразил, что сигара ему мешает. Тогда он выплюнул ее, и она медленно тлела на просмоленных досках пристани, а он ткнулся носом в лицо бабушки.

Два матроса спустили на пристань его багаж. Два ящика с наклейками, предупреждающими, что в них находится вино и водка. Потом чемодан и докторский чемоданчик.

— Я не привез нот! И ни одной чертовой книги! — воскликнул он, размахивая руками.

Когда этот огромный датчанин заметил папу, он отпустил бабушку и, даже не поздоровавшись, крикнул густым басом:

— Черт бы тебя побрал, Вениамин, как же ты постарел!

Схватив папу, он повертел его во все стороны, обнял за шею и прижался лбом к его лбу, как будто плакал.

— Зато не разжирел, как ты! — крикнул ему папа так, что все вздрогнули. Потом папа ткнул кулаком гостю в живот, и тот задохнулся.

Карне показалось, что приезжий похож на Голиафа с картины, висевшей на лестнице у пробста. Такой же грубый и неотесанный. Такие же мощные мускулы, острые глаза и плотоядный рот.

Никто никогда не называл папу старым!

Здороваясь с Анной, он глубоко поклонился и, не сказав ни слова, поцеловал ее руки. Но, кланяясь, он закатил глаза и покосился на нее. Словно она принадлежала ему.

Карна повернулась к ним спиной и хотела уйти, но папа окликнул ее. Ей пришлось поздороваться с гостем.

— Так это и есть дитя человеческое со Стуре Страндстреде? — спросил он утробным голосом. Губы у него улыбались, но смотреть на них было противно. Гость, как перед маленькой, присел перед Карной на корточки. Она не смутилась.

— Встаньте! Ваше пальто лежит в луже! — сказала она и протянула ему руку, подав пример, как нужно себя вести.

Он тут же вскочил и поцеловал ей руку. Рука у нее стала мокрой, щеки запылали.

Этого человека определенно следовало побить каменьями за распутство!

— Черт бы тебя побрал, Вениамин! Как у человека с твоей внешностью могла родиться такая красавица? У вас тут, наверное, сам воздух красит женщин? Ты посмотри на Анну! И на Дину! Боже милостивый, неужели все дело в этой отвратительной рыбе, которой кишит ваше море!

В обеих люстрах столовой горели восковые свечи. Снаружи на двери опять висела табличка.

Аксель наклонился к бабушке и что-то тихо сказал ей по-немецки.

— Мы здесь немного знаем немецкий, — заметила Карна.

— Очень приятно. И что же я сказал? — насмешливо спросил он.

Все засмеялись. Папа тоже. Карна покраснела и не ответила. Ей казалось, что Анна заигрывает с гостем. У нее пылали щеки и блестели глаза, когда она обращалась к нему. Словно это был какой-то принц.

По другую сторону от Анны сидел Олаисен, он все время улыбался и называл ее «фру Анна». Папа сидел между Ханной и Карной. Но Ханна почти не принимала участия в разговоре.

Бабушка сидела во главе стола. Волосы у нее были зачесаны вверх. Карне она казалась чужой.

Папа через стол разговаривал с Акселем, словно они были детьми. Это выглядело глупо. К тому же папа все время очень быстро говорил по-датски.

Олаисен, не спуская с бабушки глаз, сказал, что они должны создать пароходную компанию.

Бабушка согласилась — это неплохая мысль. Олаисен воодушевился: он хочет заставить правление управы продлить дорогу на юг.

— Фру Дина скоро заметит это по своей прибыли, — сказал он.

— Несомненно. — Бабушка кивнула и спросила у Ханны, как поживают мальчики.

— Спасибо, хорошо, — тихо ответила Ханна.

Она была как будто окутана пеленой. Может, Ханна всегда была такая, только Карна не замечала этого? Под этой пеленой она жила тайной жизнью и настораживалась, как только кто-то хотел проникнуть в ее убежище.