Аня и Дом Мечты - читать онлайн книгу. Автор: Люси Мод Монтгомери cтр.№ 14

— Не нам решать. Все в руках Всевышнего, — торжественно заявила мисс Корнелия. — Но я не собираюсь общаться с ними на земле, вне зависимости от того, что мне, возможно, придется делать на небесах. Этот методистский священник холост. У прежнего была жена — глупейшее, ветренейшее создание, какое я только видела. Я сказала однажды ее мужу, что ему следовало подождать, пока она вырастет, прежде чем жениться на ней. Он ответил, что хотел воспитать ее сам. Но чего же еще ожидать от мужчины?

— Довольно трудно определить, когда именно люди становятся взрослыми, — засмеялась Аня.

— Сущая правда, душенька. Некоторые родятся взрослыми, а другие остаются детьми и тогда, когда им все восемьдесят, поверьте мне! Та самая миссис Мак-Алистер, о которой я говорила, так никогда и не выросла. Она была так же глупа в сто лет, как и в десять.

— Может быть, поэтому-то она и прожила так долго, — предположила Аня.

— Может быть. Я охотнее прожила бы пятьдесят разумных лет, чем сто глупых.

— Но только подумайте, как скучен был бы этот мир, если бы его населяли только разумные люди, — выдвинула свой излюбленный довод Аня.

Мисс Корнелия сочла ниже своего достоинства вступать в легкомысленную словесную стычку.

— Миссис Мак-Алистер была урожденная Милгрейв, а Милгрейвы никогда особым умом не отличались. Ее племянник, Эбинизер Милгрейв, был безумен много лет. Он считал, что умер, и злился на свою жену за то, что она его не хоронит. Я на ее месте сделала бы это.

Вид у мисс Корнелии был такой беспощадный и решительный, что Аня почти представила ее с лопатой в руке.

— Неужели вы не знали никаких хороших мужей, мисс Брайент?

— О да, их много — вон там… — И мисс Корнелия махнула рукой за открытое окно в направлении маленького кладбища при церкви, по другую сторону гавани.

— А живых — ходящих по земле во плоти? — настаивала Аня.

— Есть несколько таких — только для того, чтобы показать, что для Бога нет невозможного, — неохотно признала мисс Корнелия. — Я не отрицаю, что можно изредка встретить отдельного мужчину, из которого — если захватить его, пока он молод, и школить надлежащим образом, и если мать хорошо шлепала его в детстве — может выйти приличное существо. Ваш муж, как мужчина, не так уж плох, судя по всему, что я о нем слышала. Я полагаю, — мисс Корнелия быстро и внимательно взглянула на Аню поверх очков, — вы думаете, что второго такого нет на свете.

— Нет, — с готовностью подтвердила Аня.

— Что ж, — вздохнула мисс Корнелия, — то же самое я слышала от другой новобрачной. Дженни Дин тоже думала, когда выходила замуж, что второго такого, как ее муж, нет на свете. И она была права — второго такого не было! И очень хорошо, что не было, поверьте мне! Он устроил ей ужасную жизнь, и уже заигрывал со своей будущей второй женой, когда Дженни умирала. Но чего же еще ожидать от мужчины? Однако я надеюсь, душенька, что ваша уверенность оправдается лучше. Молодой доктор имеет успех. А сначала я боялась, что будет иначе, так как народ тут всегда считал, что старому доктору Дейву нет равных. Хотя, конечно, доктор Дейв не отличался особым тактом — всегда говорил о веревках в домах повесившихся. Но люди забывали о своих оскорбленных чувствах, когда у них болели животы. Будь он священником, а не доктором, дни никогда бы его не простили. Душевная боль тревожит людей далеко не так сильно, как боль в животе… Учитывая, что мы обе пресвитерианки и поблизости нет никаких методистов, скажите мне, пожалуйста, откровенно ваше мнение о нашем священнике.

— О… право же… я… э-э… — колебалась Аня.

Мисс Корнелия кивнула.

— Совершенно верно. Я согласна с вами, душенька. Мы совершили ошибку, когда пригласили его на нашу кафедру. Лицо у него — точь-в-точь одна из длинных, узких надгробных плит, не правда ли? «Памяти такого-то», — следовало бы написать у него на лбу. Никогда не забуду первую проповедь, которую он прочел вскоре после своего приезда. Она была на тему о том, что каждый должен делать то, к чему он лучше всего приспособлен. Тема, конечно, очень хорошая, но что за примеры он приводил! Он сказал: «Если у вас есть корова и яблоня, и если вы привяжите яблоню на своем скотном дворе и посадите корову в своем саду с задранными кверху копытами, то много ли молока вы получите от яблони и много ли яблок от коровы?» Вы хоть раз в жизни слышали что-нибудь подобное, душенька? Я была так рада, что никаких методистов не оказалось в тот день в нашей церкви — они никогда не перестали бы хохотать над этой проповедью. Но что мне больше всего не нравится в нем — это его привычка соглашаться с каждым, что бы тот ни сказал. Если бы вы сказали ему: «Вы негодяй», он ответил бы с этой своей сладенькой улыбочкой: «Да, именно так». Священник должен выказывать большую твердость характера. Короче говоря, я считаю его преподобным ослом! Но, разумеется, это только между нами. Когда меня могут слышать методисты, я превозношу его до небес… Некоторые находят, что его жена слишком наряжается, но я говорю, что, поскольку ей приходится жить, вечно имея перед собой лицо ее супруга, ей просто необходимо что-то, чтобы приободриться. Чтобы я осудила женщину за то, как она одета? Никогда! Я только радуюсь, если ее муж не слишком скареден, чтобы позволить ей купить хорошее платье. Хотя саму меня мало заботят мои наряды. Женщины наряжаются только для того, чтобы нравиться мужчинам, а я никогда не унизилась бы до этого. Я веду по-настоящему безмятежную, приятную жизнь, душенька, и это именно потому, что мне всегда совершенно безразлично, что думают мужчины.

— Почему вы так ненавидите мужчин, мисс Брайент?

— Что вы, дорогая, у меня нет к ним никакой ненависти. Они не стоят того, чтобы их ненавидеть. Я просто испытываю к ним нечто вроде презрения. Но, думаю, мне понравится ваш муж, если он продолжит, как начал. Ну а помимо него, почти единственные мужчины, о которых я высокого мнения, — это старый доктор и капитан Джим.

— Капитан Джим, бесспорно, чудо, — от всей души согласилась Аня.

— Капитан Джим — хороший человек, только одно в нем раздражает: его невозможно разозлить. Я вот уже двадцать лет пытаюсь это сделать, но он продолжает сохранять полнейшую безмятежность духа. Это вызывает у меня что-то вроде досады. Я полагаю, что женщина, на которой ему следовало бы жениться, получила в супруги мужчину, впадающего в ярость два раза на дню.

— Кто она была, эта женщина?

— Не знаю, душенька. Не помню, чтобы капитан Джим за кем-нибудь ухаживал. Впрочем, я не знала его, когда он был молод. Сейчас ему уже семьдесят шесть. Но я никогда ничего не слышала о причине, по которой он остался холостяком, а она должна существовать, поверьте мне! Он плавал всю жизнь — если не считать последних пяти лет, — и нет такого уголка на земле, куда бы он не совался со своим носом. Он и Элизабет Рассел всегда были большими друзьями, но никогда не имели ни малейшей склонности амурничать. Элизабет так никогда и не вышла замуж, хотя возможностей вступить в брак у нее было предостаточно. В молодости она славилась красотой. В тот год, когда принц Уэльский приезжал к нам на остров, она гостила у своего дяди в Шарлоттауне. Дядя служил правительственным чиновником, и поэтому она была приглашена на большой бал. Там она оказалась самой красивой девушкой из всех присутствовавших, и принц пригласил ее на танец. Другие дамы, с которыми он не танцевал, были в негодовании — они занимали более высокое положение в обществе по сравнению с Элизабет и считали, что принц не должен был обойти их своим вниманием. Элизабет всегда очень гордилась тем, что танцевала с принцем. Злые языки утверждали, что именно поэтому она так никогда и не вышла замуж — не могла принять предложение обыкновенного мужчины, после того как танцевала с принцем. Но дело было вовсе не в этом. Она сама однажды открыла мне причину: у нее был вспыльчивый характер, и она боялась, что не уживется ни с каким супругом. Она действительно была ужасно вспыльчива — иногда, чтобы успокоиться, ей приходилось бежать наверх в спальню, хватать какую-нибудь вещь из комода и изо всех сил сжимать ее зубами. Но я сказала ей, что это не причина для того, чтобы не выходить замуж, если ей этого хочется. Нет абсолютно никаких причин, по которым мы должны позволять мужчинам иметь монополию на вспыльчивость, не правда ли, душенька?