Плоть и серебро - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Барнс cтр.№ 49

Подпиленные зубы и заменявшая один глаз линза не слишком портили ее красоту. Это вполне курабельные состояния, которые глаза Марши исключили автоматически. Ему даже стали как-то нравиться ее зубы. А экзот показывал ее фигуру достаточно, чтобы вызвать интерес к тому, что спрятано. Она пришла во взятом откуда-то жемчужном колье. Нитка болталась над одной из маленьких грудей так, что почему-то его глаза все время к ней возвращались.

Внешний вид был только малой частью ее привлекательности. Была в ней и свежесть, и обольстительная невинность. Манящая уязвимость, полностью противоположная несокрушимости охватывающей ее тело брони.

И еще было ее желание сделать ему приятное. Почтение, восторг и — да, даже любовь светились в ее глазах, когда она смотрела на него. Тут любому мужчине трудно было бы устоять. Особенно такому, у которого за плечами было слишком много лет целомудрия. Для него она была так устрашающе заманчива, что он не разрешал себе быть около нее.

Огорченное удивление, которое появилось у нее в лице и в глазах, когда он стал держать ее на расстоянии вытянутой руки, заставляло его чувствовать себя чудовищем вроде ее прежнего господина. Но это было необходимо. Он знал, что она не понимает, почему он от нее отгородился, и сомневался, что мог бы это объяснить. Она была так молода и неопытна, что для нее не было невозможного.

Он же был достаточно стар, чтобы знать, что таковое в жизни бывает.

И все равно невозможная и так чертовски соблазнительная мысль попросить ее лететь с ним возвращалась снова и снова. Обычно он давил эту мысль, как только она вползала в сознание, но сейчас, когда он видел девушку перед собой во всем блеске, это было затруднительно. Выпитый скотч тоже делу не помогал. Наоборот, он помогал воображению перехлестнуть через низкие и протекающие дамбы запретов.

Он был вынужден признаться сам себе, что устал от одиночества. Может, здешняя многолюдность и больше, чем он может сейчас выдержать, но перспективу возвращения в герметическое одиночество графика маршрутов он воспринимал в лучшем случае с тупым смирением, да и то для этого уже сейчас требовалась поддержка старого друга — алкоголя. Как бы все ни переменилось, а жизнь его во многом останется такой же.

Марши еще глотнул, глядя в стакан и чувствуя, что настроение у него мрачнеет.

Нечего терзать себя мечтами. Он возвращается к челночным перелетам от больницы к больнице, от пациента к пациенту, и снова главное — это будет пережидание удушающих промежуточных периодов.

Как этот стакан в руке. Почти пустой, сохраняющий только на мутном дне вкус того, что нужно Марши, чтобы мириться с жизнью. Достаточно противно, что так должен жить он. Но втянуть в такую жизнь еще кого-то?

Сейчас у нее есть шанс вести нормальную жизнь. Отобрать этот шанс — себялюбиво и жестоко. Если не вообще преступно. Она должна остаться. Он должен улететь. Конец сказки.

— А ты не можешь остаться на Ананке?

Марши мигнул в замешательстве. Вопрос возник из его собственных несдержанных мыслей, но он, кажется, не произнес его вслух. Марши поднял глаза на Ангела. Она свернулась на диване, охватив себя руками, будто от холода, и крепко зажмурив зеленый глаз.

Нетрудно было догадаться, что вопрос, смазанный алкоголем, выскользнул из ее мозга на язык. Можно было ответить или притвориться, что он не слышал. Если переспросить, что она сказала, она может ответить «ничего» и вопрос снимется. Но он в этом сомневался. Этого момента он давно боялся, понимая, что рано или поздно он наступит.

Он решил ответить, настолько же, чтобы объяснить ей, насколько и чтобы напомнить самому себе.

— Я хотел бы. — Произнеся это вслух, он сам понял, насколько это верно. Но опять-таки есть вещи возможные, а есть невозможные. Эта — невозможна.

Она ссутулила плечи, будто вбирая его ответ.

— А почему не можешь? — спросила она чуть громче шепота. — Докторам нельзя оставаться на одном месте?

Марши глядел на свои серебряные руки, на полированный металл, отражающий его искаженное лицо, напоминающий ему, что у него нет другого выбора, кроме как быть тем, кем эти руки его сделали.

— Таким, как я — нет. По крайней мере пока нет. Нас не слишком много, и у нас есть долг, который надо исполнять там, где мы нужнее всего.

— А его нельзя исполнить как-то по-другому?

Он пожал плечами:

— Может быть, и можно. Я на самом деле не знаю. Сейчас нас пересылают с места на место, потому что это лучший, наиболее эффективный способ нас использовать.

— Понимаю. — Она выпрямилась и посмотрела ему в глаза. — Система Брата Кулака тоже использовала каждого очень эффективно.

Он покачал головой:

— Это не одно и то же.

Зеленый глаз ее прищурился, фиксируя Марши так же не мигая, как стеклянная линза вместо другого.

— В самом деле?

— Нет! — фыркнул он. — И близко нет.

— Тогда расскажи мне, в чем разница. Ты отправляешься туда, куда тебе говорят, делаешь то, что тебе говорят, и все это без вопросов или жалоб. Ты так давно позволяешь себя использовать, что забыл, что значит жить своим умом.

Марши посмотрел на нее сердито.

— Ты, черт побери, понятия не имеешь, о чем говоришь! — Он залпом допил стакан.

— Правда? — ответила она так же резко, возвысив голос. — А ты не забыл ли, с кем ты говоришь? Я — та, которая тебя похитила и привезла сюда. Ты настолько привык, что тобой управляют, что даже не попытался отбиваться!

— Ты грозила меня разорвать на вонючие кусочки, если я с тобой не полечу! — отрезал Марши на грани крика. Он не мог поверить, что они об этом спорят, но будь он проклят, если спустит ей слова о том, что она только щелкнула пальцами и он побежал за ней, как побитая собака.

— Да, но ты очень легко смирился. Тебе было плевать, куда я тебя везу. Тебе было даже плевать, будешь ты жить или нет! У меня ушло какое-то время, чтобы понять это до конца, но пришла я к выводу, что ты почти полностью умер изнутри, когда я тебя нашла. Ты засунул свое самоощущение в бутылку и запечатал пробкой апатии. Здесь перед тобой возникла перспектива выйти на свет и начать жить снова, и это тебя так напугало, что ты бежишь!

— Я не бегу! — огрызнулся он. — Я просто выполняю свой долг. Ты ни хрена не понимаешь в том, о чем говоришь.

— Это ты уже говорил. Даже мне видно, что ты делаешь. — Она поставила чашку с подчеркнутой осторожностью. — Почти все время, что ты здесь, ты прятался у себя в корабле. Прятался от всех, обращаясь с людьми не как с людьми, а как с устройствами, подлежащими ремонту. Ты прятался от меня. Каждый раз, когда я пыталась тебя увидеть, тебе нужно было куда-то идти или делать что-то другое. Ты бегал и прятался от меня, как никогда не бегал и не прятался от Сциллы.

— Да не прятался я, черт возьми! Я просто хотел, чтобы ты начала вести собственную жизнь!