Реквием по пилоту - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Лях cтр.№ 57

Дж. Дж. перебрался к Вертипо-роху:

— Дима, ты готов? Положи локоть на спинку. Прижмись ко мне вплотную; смелей, им целым не уйти; не отступай; я хорошо фехтую!

Последнее Дж. Дж. произнес на языке оригинала, немилосердно злоупотребив хохдойчем, и если бы нашлась еще минута, то Вертипорох и Марко непременно спросили бы, что все это значит, а Кромвель ответил бы — то, что в академии им преподавали языки и он очень хорошо учился. Прекрасно учился. Но этой минуты не нашлось, потому что через мгновение они поравнялись с теми двумя.

К шести вечера маршал и механик уже вернулись в бокс. Увидев их на экране внешнего слежения, Эрликон слегка перевел дух.

— Ну как? — произнес он заранее заготовленную фразу. — Вселили страх божий?

— Обязательно, — успокоил его Кромвель, входя. — Дима сегодня был в ударе.

— Может, расскажете, что вы там устроили?

— Дима, что мы там устроили?

— Мы им выразили сугубое недоброжелательство, — пробурчал Вертипорох.

— На этом вечер вопросов и ответов заканчивается, — распорядился Дж. Дж.

— Господ артистов приглашаем в гостиную, то есть к стенду. Лаборемус, что означает — за работу.

Но поздно вечером, во время перерыва, Эрлен включил телевизор. Сначала ему поведали о прибытии в Стимфал какого-то невыговариваемого посольства, потом на экране появилось кафе «Мермоз», толпа зевак, отгороженная полосатой лентой с надписями «полиция», и приятной внешности молодой человек с микрофоном в руке. Возле него стоял сонный бородатый дядька в белом костюме. Молодой человек на бешеной скорости сообщил, что, как и было сказано ранее, служащие французской компании «Олимпик интернешнл» Бейкер и Томпсон были убиты на этом самом месте выстрелами из проезжавшей машины и что инспектор Себастьян, ведущий расследование, любезно согласился дать информацию.

— Следствие только что начато, — устало и просту-женно прогудел инспектор Себастьян. — Мы вступили в контакт с представителями фирмы. О дальнейшем расскажем на специальной пресс-конференции.

Молодой человек стал расспрашивать, удалось ли найти владельца машины и не мафия ли это сводит счеты. Тут же Эрликон мертвеющей рукой выключил телевизор.

Он испытывал ужас перед любым насилием. Почему — сказать трудно, за всю жизнь ему ни разу не пришлось испытать сколько-нибудь серьезных побоев, не говоря уже об участии в каких-то горячих делах. Институтские программы по дзюдо и ментальному каратэ были для него дисциплинами весьма теоретическими, тем паче что его специализация как аналитика определилась с первого курса и жестких оперативных нормативов к нему никто не предъявлял.

Тем не менее страх перед той частью мира, где царит культ силы, а интеллект и эрудиция — ничто против хитрости и жестокости, жил в нем всегда. Думаю, что корни этого уходили в прошлое, когда над Эрленом ежедневно и еженощно измывалась орава сверстников, слабейший из которых был в два раза сильнее его. Такая жизнь, как ни странно, не озлобила Эрликона, хотя я ничуть бы не удивился, если бы с годами он превратился в демона, но воздвигла в душе те самые цитадели и казематы, которые некогда столь поразили Ингу. В нем же остались страх и желание отгородиться от всех этих «чисто мужских потребностей самоутверждения» при помощи кулаков, лидерства и выхода здоровой агрессивности.

Освоив — с великими муками и великим упорством — самую мужественную и полную смертельного риска профессию, Эрлен надеялся, что обошел свои комплексы с черного хода. Однако тот путь, на который увлек его маршал, воскресил былые кошмары, и притом настолько живо, что, не высидев и минуты у погашенного телевизора, Эрликон сполз на пол со стула и прижался ухом и щекой к холодному полу. Страх и чувство отвращения терзали его. Отвращение к той пакости, в которую окунулся, взяв карту за омерзительным для него столом, и страх перед тем, что неведомый банкомет получил право предъявить счет, ибо известна участь взявшего меч.

В таком положении, лежащим на полу, и застал его Кромвель.

— Что такое? — нахмурился маршал. — Солнечный удар? Переутомление? Ты не ранен?

— Джон. Зачем вы их убили?

— А как же? Их непременно надо было застрелить. А, кажется, понимаю. — Дж. Дж. посмотрел на дистанционный пульт, который Эрлен все еще сжимал в руке. — Приступ раскаяния. Странно, странно… совсем не похоже на Институт Контакта. Ты же разведчик!

— Могли бы обойтись как-нибудь, — сквозь судорогу проговорил Эрликон.

— Обойтись… Я знаю, чего тебе не хватает. Торжественности. Золоченых риз. Все слишком вульгарно. Что ж, дело поправимое. Когда приедут следующие, купим пару дуэльных пистолетов с инкрустацией, облачимся в мантии… Балда! Это ублюдки, скоты! Знаешь, каких дел они натворили на своем веку? Если тебе этого мало, утешай свою совесть тем, что нас разыскивает полиция и скоро, возможно, посадят в тюрьму. Пиредра, увы, передачи нам не пришлет. — Однако теоретическая часть волновала маршала куда больше. — И это ученик Скифа, — удрученно качал он головой.

— Скиф убивал на войне.

— На войне, на войне, — радостно согласился Кромвель. Глаза его вновь сделались пустыми и темными. — Как сейчас на Валентине. Вот только скажи мне — кто эту войну организовал? Ты газеты читаешь? Нет, ты меня разочаровал… горько разочаровал. Приказ такой: съешь вот таблетку на сон грядущий — и без разговоров.

Накачанный транквилизаторами, Эрлен заснул, и сон его был беспокоен.

Вторник, девятнадцатое сентября, последний день перед соревнованиями. Кромвель взвинтил темп подготовки до предела. Наконец-то привезли подогнанную под Эрликона «кишку Маркелова», сиречь автономную систему жизнеобеспечения, упрятанный в которую пилот и должен был управлять самолетом без помощи осмеянного карлойда. Дж. Дж. долго втолковывал Вертипороху, что от того требуется на монтаже, и выразил при этом мрачную готовность собственноручно пристрелить и самого механика, и всю его родню в случае какой-либо путаницы. Потом отправился с Эрликоном на медицинскую комиссию — и там морочил головы врачам, затем в судейскую коллегию, где морочил головы судьям, дальше — в музыкальный магазин и снова на монтаж, где шестеро киборгов под присмотром Вертипороха колдовали над сотнями контактов уже погруженной во чрево «Милана» многослойной, в бесчисленных отростках капсулы.

В этот же, последний день у них побывал и последний посетитель. Этому визиту пилоты были обязаны бесконечным телевизионным программам, в которых Стимфал переживал наступление любимых игрищ — экран заполняли самолеты, летчики, менеджеры и — нескончаемая реклама самых невероятных фирм, спешащих заявить о себе в этом вавилонском столпотворении. Глядя на это, Кромвель все больше наполнялся злостью и в конце концов не выдержал.

— Больше не могу, — свирепо объявил он. — Иду на нарушение закона. И не спорьте со мной. Эрли, телефон.

— Два, четыре, два, — диктовал маршал, — десять, шесть, девять, восемнадцать. Алло, Шейла? Да, я. Да, люблю. Скажи этому ковбою, пусть едет.