Реквием по пилоту - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Лях cтр.№ 28

Так на рубеже семьдесят третьего года план «Программа» зародился в очередной раз. К этому времени Скифу уже было известно достаточно, чтобы предпринять попытку взглянуть на искомую сверхъестественность вблизи. Он не боялся, что его опередит кто-то из коллег, поскольку постоянно был в курсе всех исследований, способных составить ему конкуренцию, и видел, что в ближайшее время опасаться нечего. Скиф рассчитал и учел все возможное и приступил к делу.

Однако дело он замыслил неподъемное. Люди. Вот проблема. Где их взять? Выделить из управления? Вербовагь со стороны? Лишь чрезвычайно далекий от жизни человек может думать, что существуют какие-то агенты, или агентурные звенья, или просто имеющие соответствующую подготовку люди, которые могут предпринять какие-то шаги вне поля зрения хотя бы одного из многочисленных затененных зубастых ведомств. Можно сманеврировать деньгами. Труднее — информацией и связями. Но найти группу нигде не задействованных и неподотчетных профессионалов — задача технически неосуществимая.

Но даже техника была в этой ситуации не главным. Главной оставалась научная сторона. У Скифа были все основания предполагать, что многие из ныне живущих людей внесены в своеобразный «реестр Программы» и, следовательно, любая акция с их участием свела бы на нет чистоту эксперимента. Выходило, что нужны люди, которые бы не только на сегодняшний день ни в каких списках не значились, но как бы и вовсе не существовали. Казалось бы, полный тупик. Но Скиф знал выход.

Запись личности, или мнемограмма, как это почему-то именовали, известна еще со времен беспутного отца современной нейрофизики Ричарда Барселоны. В Центральном фонде хранилось немало пленок и кристаллов, хранящих память о генотипе, уме и характере разных знаменитостей, но бессмертие по-прежнему упрямо не давалось в руки. Индивидуальность отказывалась стопроцентно воспроизводиться, и возрожденный гений никак не желал продолжить свою уникальную сущность, проявляя, напротив, тенденцию к деградации и нежизнеспособности. Поэтому из морально-этических соображений эксперименты были запрещены и все подступы к ним перекрыты с мудрой тактичностью Но на всякого мудреца довольно простоты. Скифу был ведом потайной лаз в казематы этой неприступной крепости. История связана с именем все того же отца-основателя. Дик Барселона (настоящее его имя так и осталось неизвестным, во всех работах и документах он подписывался старинным детским прозвищем) на своем бурном, но удивительно долгом жизненном пути — девяносто два года отпустила ему судьба, это звучит феноменальным рекордом, учитывая тот образ жизни, который он вел, — собственноручно создал в разные годы не менее сотни записей. Они считались научными реликвиями — что-то вроде микроскопа ван Левенгука — и хранились в архивах Института нейрофизики. Директором этого Института была МэриэтДарнер, мать Эрлена Терра-Эттина, с которой Скифа связывали давние и близкие отношения. От нее Скиф знал, что записи эти, несмотря на древность, благодаря хитрому множественному дублированию и дьявольскому искусству Барселоны, мало того что во многом превосходят современные, сделанные на новейшей аппаратуре, но еще и являются действующими. Вполне естественно, что однажды сей перечень экспонатов оказался в руках у Скифа.

Список был необычайно пестрым. Проститутки, коммивояжеры, коллеги-ученые, воры, люди вообще без имени — похоже, титан экспериментировал на всех, кто попадался под руку. Охватив их всех одним взглядом, Скиф поднял свое кресло на дыбы, покачался на задних ножках и даже засмеялся. Семь записей из ста, с различными промежутками, были произведены с Рамиреса Пиредры, все того же гангстера, и первая галочка тут же встала напротив его фамилии.

Скиф недаром держал в памяти весь до последней запятой перелопаченный им архив — формула дальнейших действий сложилась практически без усилий. Помедлив самую малость, Скиф рассадил еще трех птичек — эти люди, по его плану, должны были обеспечить выход Пиредры на контакт с Программой.

Почему именно Рамирес? Потому что, во-первых, он был мастером своего дела — об этом говорил его послужной список, а во-вторых, Пиредра умело и удачно рисковал. Этой способности, столь порой необходимой, Скиф, при всех его качествах, был, увы, начисто лишен и знал об этом.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Дальняя дорога разделяет кассету, пусть даже и с самой совершенной записью, и живого резидента, правящего бал в пекле событий. Для того чтобы по закодированной бог весть когда информации произвести на свет реального человека, необходим комплекс размером с небольшой завод, стоить он будет как хороший авианосец, да и плюс к тому, чудо сие надо сотворить в полной тайне как от врагов, так и от друзей. Не все сошло гладко, и, произведя свои манипуляции, Скиф породил немало версий и догадок в ГАЛБЕЗ — спецподразделении криминальной полиции. Будучи об этом осведомлен, Скиф методично заносил в память координаты всех тех, кто мог что-то видеть, слышать и припомнить, и, едва приступив к своим обязанностям, свежеиспеченный Рамирес Пиредра отправился в турне с этим Скифовым каталогом в кармане.

Поэтому, когда комиссар Бартон, кое-что сопоставив и сообразив, бросился задавать вопросы, то не смог найти практически ни одного из вероятных свидетелей. Это-му-де оставили наследство, и он уехал его получать, второй перебрался на работу в другой город, а третий просто вышел однажды отправить письмо, да так до сих пор и не вернулся.

Для любопытного читателя расскажу, что многие из этих пропавших обрели успокоение в опорных бетонных блоках различных инженерных сооружений, в виде сульфатов и нитратов унеслись прочь по городским канализациям, навеки соединились с атмосферой в мусоросжигалках — об иных же история вообще умалчивает.

Конец скучной интерлюдии Писать о Рамиресе — задача неблагодарная. Безнадежное занятие — рисовать пустоту, сказал Цвейг; не менее безнадежно изображать характер там, где нет ни характера, ни мысли, а есть лишь жадность, осторожность и неистребимый оптимизм. Получается какая-то история болезни, но без Рамиреса в моем рассказе обойтись никак нельзя.

Пиредра вступил в пятое послевоенное десятилетие, будучи в полном восторге. Свобода. Деньги. Рядом незаменимые подручные — Хельга и Гуго Звонарь. Время прибрало и друзей и врагов, и нет нужды попусту растрачивать обаяние и патроны. Рамирес жмурился, будто сытый кот на солнце, земля и небо, сев за сдвинутые рояли, грянули рэгтайм.

Над трупами и бетономешалками первого Скифова задания Рамирес пролетел с легкостью мотылька — он вовсю наслаждался жизнью, и сам факт существования и деятельности доставлял ему живейшее наслаждение. Однако долго порхать Скиф не позволил. Пиредра водворен в тюрьму, отнюдь, впрочем, не утратив веселого расположения духа, в тюрьме его снабдили самыми настоящими документами, и таким образом он родился уже вполне официально, затем началась подготовка к первому контакту с Программой.

Скиф вычислил пробный камень. Это был человек по имени Асгот Грюн, и работал он в английском посольстве на Гестии. По всем расчетам, он был той самой «фигурой запрещения», которая должна была открывать реакцию воздействия. Скиф предполагал, что у Грюна имеются какие-то инструкции программного руководства. Эти бумаги, кассеты или уж что там Скиф желал видеть на своем столе.