Разгадай мою смерть - читать онлайн книгу. Автор: Розамунд Лаптон cтр.№ 25

— Даже небольшое количество алкоголя может вызвать депрессию, я где-то читала.

Повисает пауза, а потом мы обе прыскаем от смеха, почти настоящего, ведь в сравнении с болью утраты депрессия кажется нам едва ли не желанной.

— Тебе, наверное, трудно проходить через все это еще раз, пусть и в воспоминаниях, — вздыхает мама.

— Да нет, терпимо. Мистер Райт, юрист из прокуратуры, очень любезен.

— На чем вы остановились?

— На том, как я отправилась в парк, узнав результаты вскрытия.

Мама накрывает ладонью мою ладонь, мы сидим, как влюбленные, — рука в руке.

— Зря я тебя не отговорила. Погода стояла отвратительная.

Я чувствую тепло маминых пальцев, и к глазам подступают слезы. К счастью, мы с мамой теперь носим в сумочках как минимум по две пачки бумажных платочков и пакетик для промокших салфеток. В мой запас также входит вазелин, гигиеническая помада и пузырек якобы спасительной, но совершенно бесполезной настойки «Рескью ремеди», на случай если я вдруг расплачусь, например, за рулем или в супермаркете. Целый набор средств, сопутствующих горю…

— Тодду следовало пойти с тобой, — добавляет мама, и этот упрек в его адрес подтверждает мою правоту.

Я вытираю нос платком, который она дала мне на прошлой неделе, — детским хлопчатобумажным платком с вышитыми цветочками. Мама говорит, что хлопок не такой жесткий, как бумажные салфетки; к тому же это более экологичный материал. Знаю, тебе он понравился бы.

Мама сжимает мою ладонь крепче.

— Ты заслуживаешь, чтобы тебя любили. Как следует любили.

В устах любого другого человека эта фраза прозвучала бы банально, однако мама прежде не говорила о подобных вещах, поэтому я воспринимаю ее слова как нечто новое и неизбитое.

— Ты тоже.

— Сомневаюсь.

Наш разговор удивил бы тебя своей прямотой. Я уже привыкла к этому, а ты, знаю, нет. Во время сборов за праздничным столом в нашей семье всегда существовали запретные темы, которые никто не осмеливался обсуждать, и мы все старательно топтались вокруг да около, неизменно оказываясь в тупике молчания. Теперь же мы с мамой не боимся разоблачить непрошеных гостей. Их зовут Измена, Одиночество, Утрата, Гнев. Мы открыто говорим о них, так что они растворяются в пустоте и уже не сидят за нашим столом.

Меня давно мучает один вопрос, которого я не задавала маме — отчасти потому, что сама знаю ответ, а еще потому, что мы — скорее всего умышленно — никогда не создавали подходящей ситуации.

— Почему вы называли меня вторым именем, а не первым? — спрашиваю я.

Вероятно, мать и отец, особенно отец, с самого начала считали, что прекрасное романтическое имя Арабелла для меня не годится, и заменили его чопорным Беатрис. Тем не менее мне хотелось бы услышать подробности.

— За несколько недель до твоего рождения мы с отцом смотрели в Национальном театре шекспировскую постановку «Много шума из ничего». — Заметив мое удивление, мама поясняет: — Пока не появились дети, мы частенько проводили вечера в Лондоне и возвращались домой последним поездом. Так вот, одну из героинь пьесы зовут Беатриче. Она очень решительная, независимая и энергичная. С самого детства имя Беатрис подходило тебе как нельзя лучше. Отец говорил, что «Арабелла» для тебя звучит слишком бледно и невыразительно.

Мамин ответ настолько неожидан, что я теряю дар речи. Если бы я знала причину раньше, то, возможно, приложила бы усилия, чтобы соответствовать своему имени, и вместо неудачной Арабеллы из меня получилась бы та самая решительная и независимая Беатриче. И все же сейчас не время об этом размышлять. Я задала свой вопрос лишь в преддверии к главному.

Ты огорчена: как могла мама поверить в твое самоубийство — после смерти Лео! — тем более что ты понимала, какие страдания это ей причинит? Думаю, таким образом она хваталась за спасительную соломинку, и ее реакция — своего рода защитный рефлекс, однако лучше послушай ее саму.

— Мам, почему ты уверена, что Тесс покончила жизнь самоубийством?

Если она и удивлена вопросом, то не показывает этого и отвечает без колебаний:

— Пусть лучше я до конца жизни буду чувствовать свою вину перед ней, нежели знать, что она испытала хотя бы секундный ужас.

Слезы капают на белую полотняную скатерть, но маме уже нет дела до официанта у соседнего столика, условностей и приличного поведения в обществе. Я вижу, как мама в шуршащем пеньюаре сидит возле наших кроваток, и в темноте ощущаю запах ее крема для лица. Картина, промелькнувшая перед моим мысленным взором в тот миг, когда она в первый раз за долгое время повела себя по-матерински, теперь обрела яркость.

Я даже не догадывалась, сколько любви может вмещать сердце, пока не увидела, как мама тоскует по тебе. Когда умер Лео, я все время находилась в школе, вдали от ее переживаний. Теперь мамина скорбь поражает меня глубиной и одновременно кажется прекрасной. Глядя на нее, я боюсь быть матерью, боюсь столкнуться с тем, что сейчас чувствует она и что чувствовала ты, держа на руках Ксавье.

На короткое время воцаряется тишина — тень прошлых молчаний, но мама быстро нарушает ее:

— Знаешь, я не против, если судебный процесс будет открытым. Совсем не против, если честно.

Мама смотрит на меня, ожидая моей реакции. Я молчу. Она уже произносила эти слова с тысячью разных оттенков. Для нее не важны справедливость или отмщение, важна только ты.

— Про нашу Тесс писали во всех газетах, — с гордостью отмечает мама. Если не ошибаюсь, я уже говорила тебе, что ее радует любое внимание СМИ. Она считает, ты по праву заслуживаешь места на первых страницах изданий и в списке главных новостей, и не из-за твоей истории, а только потому, что все должны узнать про тебя. Людям необходимо знать, какая ты добрая, отзывчивая, красивая и талантливая. Мама не призывает «остановить все часы», ее девиз — «Откройте газету, включите телевизор, полюбуйтесь моей замечательной дочерью!».

— Беатрис, детка!

Перед глазами у меня все плывет, слова доносятся словно бы издалека.

— Солнышко, что с тобой?

Тревога в мамином голосе мгновенно возвращает меня к действительности. На ее лице написан испуг, и мне ужасно стыдно. Впрочем, судя по тому, что официант все еще убирает посуду с соседнего столика, я отключилась всего на несколько секунд.

— Все нормально, мам, просто от вина потянуло в сон.

Мы выходим из ресторана. Я обещаю маме, что заеду к ней на выходных, а сегодня вечером, как обычно, позвоню. Под лучами яркого весеннего солнца мы обнимаем друг друга, и я провожаю ее взглядом. Мимо деловито снуют хорошо одетые, тщательно причесанные работники офисов, возвращающиеся с обеденного перерыва, и на их фоне мамины седые волосы выглядят тусклыми, походка — неуверенной. Создается впечатление, что она раздавлена горем, что у нее не хватает сил расправить плечи под его тяжестью. В толпе она напоминает мне крохотную лодочку, которая чудом держится на плаву посреди бурного моря.