Король пепла - читать онлайн книгу. Автор: Мэтью Гэбори cтр.№ 53

В самом строгом смысле речь действительно идет о племенах, хотя некоторые и предпочитают говорить о фратриях, составляющих эти племена. Наследник спросил меня об этих своеобразных братствах, и я, естественно, упомянул о входящих в их состав Единорогах, которые их объединяют, а иногда и разделяют фратрии. Каждое братство возникает вокруг своего Хранителя, то есть Единорога.

Я смог провести некоторые сопоставления между символикой Единорога и значением гербов, имеющих хождение в наших краях. Окрас, цвет рога, а также размер, возраст, — в общем, все критерии, связанные с Единорогами, определяют обычаи внутри фратрий.

Чтобы объяснить это наследнику, я привел пример того братства, где я провел около года. Я прекрасно помню, что их одежда была того же цвета, что и окрас их Хранителя, светло-пурпурный цвет характеризовал братство и подразумевал тесные связи, которые его члены поддерживали с другими братствами, составлявшими одно племя.

Рог был медового цвета, как и Альмандин, вставленный в его основание, этим в свою очередь определялись отношения между многими семьями и даже между мужчинами и женщинами. Детали этого обычая от меня ускользнули. Только ликорниец может оценить все его богатство.

Во время переходов Хранители — около десятка Единорогов — шагают во главе. Цифра, возможно, неточная. Я говорю это, основываясь исключительно на опыте собственного путешествия и знании тех немногих племен, с которыми мне довелось встретиться. На Единорогах восседают жрецы-муэдзины, чьи несравненные голоса призывают к молитве и управляют Хранителями. Единороги подчиняются лишь их голосам, высоким и пронзительным, недоступным нашему пониманию. Тем не менее кажется, что эти протяжные песнопения определяют характер Слез Пустыни в том смысле, что каждый муэдзин с младых лет пьет воду, добытую именно этим способом, чтобы его горло было способно подражать старинному складу ламентаций, которые выводили Единороги Истоков.

Муэдзин также управляет и дюнами — или же Слезами, смотря какой смысл им придается. В действительности же это скорее помогает понять, почему мы говорим не о королевстве, а о Землях. Еще никому не удалось их сосчитать, и неудивительно: они перемещаются вместе с племенами таким образом, что пустыня каждый год образуется заново в зависимости от изменения религиозных, экономических и социальных условий.

Наследник справедливо спросил меня, как можно было владеть пустыней, и я ответил ему так же, как и его отцу: ликорнийский песок имеет свою ценность и историю. Он путешествует вместе с теми, кто его почитает.

Мне довелось созерцать дюны, лениво скользящие в пустыне, я попадал в песчаную бурю, которая оказывалась не чем иным, как передвижением Земли, наследием, которое племя несло с собой, прежде чем осесть на каком-то определенном участке пустыни на весь год.

«И чем они занимаются?»— спросил наследник. Итак, они делают ткани, украшения, обрабатывают стекло, а одно из племен — хрусталь. Некоторые фратрии выращивают лошадей, которые хотя и не являются Единорогами, но считаются одними из самых быстрых и изящных в Миропотоке. Поговаривают, что муэдзины перемещают прилегающие к своей Земле золотые дюны, которые служат таким образом сокровищницей для соседних стран.

Я умолчал о торговле Слезами. Ликорнийцы не особенно распространяются об этом явлении, которое их религия порицает, но которым, к сожалению, занимается все больше людей. Этим Слезам, точнее, сделанным на их основе ликерам или украшениям приписываются таинственные возможности. Некоторые уверяют, что они осушают сердца, другие — что они придают своим владельцам силу Единорогов Истоков. В сумерках, описав основные племена, я рассказал о природе этой страны, о роли, которую она играет в Миропотоке и Харонии. Правитель часто упрекает меня, что я слишком часто влезаю в область жрецов, которые находятся в окружении его сына. В принципе именно им надлежит преподавать ребенку то, что следует и чего не следует знать о Харонии.

Я никогда не принимал всерьез ни предупреждений регента, ни слов жрецов, которые, в свою очередь, пытались оказать на меня давление. Наследник, как и большинство его сверстников, очарован Харонией. Он, как и все, боится ее проявлений, но всегда спрашивает меня о намерениях харонцев.

По этому поводу ликорнийцы ведут себя более чем странно, что лишний раз доказывает их близость к драконийцам. Большинство считают Харонию врагом, но с искренней сдержанностью, будто харонца следовало выслушать или, хуже, о нем следовало думать. От ликорнийцев, живущих в Химерии, я слышал странные рассказы о муэдзинах, способных управлять Темными Тропами, будто дюнами.

Следует ли из этого заключить, что эти жрецы — союзники Харонии? Не думаю, что все так просто. Я бы даже сказал, что это доказывает обратное. Это мое личное убеждение, но я полагаю, что ликорнийцам удалось понять харонцев, наладить диалог, установлению которого так или иначе способствовали Слезы Пустыни. Мне не известно, какая преследовалась цель, но возможно, речь идет о новом таинственном пути, о котором упоминается в последней строфе Нижних Суратов Экаина:

«Слезы не всегда говорят правду, но никогда не лгут. Тогда твои слезы приближают тебя к мертвым и говорят их правду».

Отрывок 103-й. «Обследование Земли Василисков, допрос мореплавателя Доминиччи».

Составил пилигрим Лош, экзодин второго ранга

Моя первая встреча с Доминиччи состоялась в камере госпитального корабля. Этот корабль, первоначально предназначенный только для речной навигации, содержал тридцать постояльцев, сумасшедших или убийц, оставленных на попечение последней инстанции каладрийских миссионеров.

Доминиччи некогда был грузным мужчиной, настоящим великаном, однажды кровавой ночью, возвращаясь из дерзкой экспедиции в сердце Земли Василисков, он убил собственными руками тридцать два члена своего экипажа.

Я увидел скелетоподобного человека, сидевшего на каком-то бронзовом табурете. Темный деревянный пол его камеры был испещрен зазубринами, словно сознательно изуродован. Он сидел, обхватив ноги руками, взгляд его, несмотря на мое присутствие, постоянно блуждал по комнате. Ни разу за время наших бесед он не посмотрел на меня, и я сомневаюсь, знает ли он, кому доверил этот странный рассказ о своей экспедиции. Но хотя его глаза и не принадлежали больше этому миру, голос звучал отчетливо, и я смог отразить в этом докладе каждое его слово.

Лож. — Леса?

Доминиччи: — Необъятные леса. Непроходимые и такие темные, что вы теряете всякое представление о времени.

— Насколько темные?

— Как ночь. Изумрудный свод, очень холодный, который покрывает вас, как накидка. Невозможно забраться вверх на дерево, чтобы увидеть солнечный свет. Эти деревья слишком высокие. Все равно они вам не позволят забраться. Чтобы получить на это право, нужно уметь говорить на их языке.