Золотой век - читать онлайн книгу. Автор: Джон Райт cтр.№ 94

Он помолчал секунду и продолжил звонким голосом:

— Наставники! Давайте не будем ссориться между собой. Фаэтону, как и нам, знакомы и радости, и печали, и умиротворение. Он такой же человек, как и мы. Разве и мы не хотим сделать то же, что хочет Фаэтон? Приобщиться к великому, одержать победу над стихиями и устремиться дальше? Скажу больше, коллеги, не может быть сомнений, что придет день, когда наша раса будет жить под лучами не только нашего Солнца.

Сидящие на скамьях удивленно переглядывались. По залу снова пробежал шепот.

Но как только раздался ледяной голос Нео-Орфея, наступила абсолютная тишина.

— Мы выслушали тезис и антитезис от Сократа и Эмфирио. Позвольте предложить вам еще и обобщение сказанного. Оба наших владыки правы, но только отчасти. Фаэтон дал нам клятву уважать наше мнение, но он не раб, он имеет право нас не слушать. А мы имеем право не слушать его, если он этого хочет. Не исключено, что когда-нибудь человечество предпримет попытку колонизировать звезды. Но сейчас для этого неподходящее время. А Фаэтон не тот человек. Он дважды предпринимал нападение на софотека Вечерней Звезды! Его психика нестабильна, он агрессивен, он не годится для покорения звезд и создания миров и новых рас.

Квентем-Квинтен из Желтого поместья, союзник Цичандри-Манью, продолжил его мысль:

— Я полностью согласен. Желтый софотек подтверждает, что Солнце благодаря усилиям Гелия сможет служить нам еще очень долго. У нас нет перенаселения, у нас достаточно ресурсов. Не наблюдается у нас и нетерпимости, преследования или урезаний возможностей. Нет никаких причин, чтобы предпринимать столь грандиозный проект.

Представители Гармоничных и Благотворительных поднялись с места одновременно и заговорили в унисон:

— Перед началом слушаний мы были убеждены, что Фаэтон — эгоист. Все признаки были налицо — бессердечный, жестокий эгоист, желающий воплотить свое личное желание за счет чужих жизней. Но из чувства высшего сострадания и желания служить даже самым недостойным мы хотели развить мысль о том, что, возможно, имеются причины, которые побуждают его, а наш рациональный разум просто не может их увидеть. Теперь мы услышали его доводы. И вот наша непредубежденность вознаграждена. Мы узнали, что им движет уверенность в том, что он может облагодетельствовать человечество, расширить нашу цивилизацию, которую, как он утверждает, он любит. Замечательное открытие! Конфликт может быть разрешен без всякого шума.

Представители повернулись к Фаэтону и поклонились ему.

— Спасибо тебе, Фаэтон, твои услуги нам не нужны, не нужны они и остальному человечеству. Человечество отвергает твой проект. Цивилизация не испытывает никакой нужды расширять свои границы. И от имени всего человечества мы заявляем: спасибо тебе, но прости. Это понятно? Итак, прекрати свой проект или перестань утверждать, что делаешь это на благо всех, а не для себя одного.

Фаэтон почувствовал, как его крошечная надежда начинает таять. Он подумал, может быть, ему пора сесть на отведенное ему место…

Но слова сами сорвались с его губ и прозвучали на удивление твердо:

— Мой проект не может быть приостановлен, и я буду работать над ним до самой последней секунды моей жизни. Вас много, а я один. Но я могу говорить от имени человечества на равных с вами. Истина не становится больше или меньше оттого, сколько человек ее поддерживает. Не массы и толпы творят будущее, его создают личности, первопроходцы, над которыми толпа смеется, от которых отворачивается, а ведь именно они своей работой и создают это будущее. Всеобщая польза — побочный эффект нашей одинокой работы, он не является самоцелью. Я буду делать то, что я должен делать, даже если никому не будет от того пользы. Я стремлюсь к исполнению своей мечты, и мне неважно, как дорого это мне обойдется, неважно, что я на этом потеряю. Я это сделаю, потому что моя мечта чиста, истинна и прекрасна.

Зал снова затих. Некоторые Наставники бросали смущенные взгляды в сторону Навуходоносора, но никто не спрашивал у софотека его мнение. Никому не хотелось говорить.

В глазах Гелия сияла гордость.

Иноль Сабвон из поместья Новых центурионов Темно-серой школы поднялся со своего места и произнес:

— Мужайся, Фаэтон. Ты не один.

Он повернулся к рядам скамей. Как и все Темно-серые, он говорил только по существу.

— Владыки, я привел с собой гостя, который хочет выступить в защиту Фаэтона. Если люди посчитают, что мы приняли несправедливое решение, власть Колледжа пошатнется. Помня об этом, мы должны выслушать гостя.

Цичандри-Манью из Золотого поместья поднял свой крошечный пальчик.

— Мы напрасно теряем время. Отметьте, пожалуйста, мое возражение.

Навуходоносор кивнул.

— Возражение не принимается, предложение принято. Прошу вас, мистер Иноль.

— Он здесь.

Главная дверь за спиной Фаэтона распахнулась, хотя это было бессмысленно, потому что тень, влетевшая в зал, прошла сквозь створки как призрак, чем испортила реалистичность протокола. Впрочем, тень даже не шла, она летела.

Она была черно-белой, очертания ее человеческого тела были как будто размыты по краям, а внутри ее мерцали огоньки. Баланс восприятия перспективы был отключен, поэтому трудно было определить, как выглядит пришелец и на каком расстоянии он находится, он то был совсем близко, то далеко, то был большим, то маленьким.

Сначала было трудно различить странный черно-серый костюм пришельца, шлем бронзового века на голове, украшенный конским хвостом, длинный плащ, словно сделанный из черного тумана, ниспадавший складками на пол, просачиваясь сквозь настил пола, и скрывавший его фигуру. От его правой руки вверх поднимались две тонкие дрожащие линии. Не сразу становилось понятно, что на самом деле у него в руке зажаты две ясеневые стрелы.

Несколько Наставников поморщились от отвращения; вероятно, в прежние времена так же реагировали лорды и принцы, когда оборванный нищий, босой и немытый, вдруг появлялся в бальном зале. На всех лицах читалась одна и та же мысль: даже самые бедные из бедных могли бы принять более пристойный облик, так как могли обратиться за помощью к благотворительным организациям или к коллективным разумам, если больше негде взять. Кто же этот бедолага?

Тихий голос, потрескивающий разрядами статического электричества, раздался из шлема. В передаче звука перспектива также была нарушена: казалось, что голос исходит одновременно с разных сторон, без вибрации, без акустики. Лица под шлемом не было.

— Наставники, владыки Колледжа, позволено ли мне говорить? Прошу простить мне мою медленную, негладкую речь. Я призрак Диомеда из Нериад, когда-то меня звали Ксингис. Диомед Изначальный из пространства за Нептуном передает свои мысли через меня, это далеко, и поэтому сигнал идет несколько часов, прежде чем достигнуть этого зала. Он не смог послать сюда весь свой разум, я — его парциал. Он не знает, что я сейчас говорю, он узнает это лишь спустя несколько часов, когда сигнал достигнет пространства за Нептуном. Поэтому мне придется своим слабым, несовершенным умом предугадывать его мысли.