Странники между мирами - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Ленский cтр.№ 45

— Что ты хочешь сказать мне? — спрашивала она своего дружка. — Что тебя тревожит?

Она пыталась отвечать за него:

— Я не хочу расставаться с тобой, Эйле. Я буду скучать по тебе. Куда ты поедешь? Откуда прилетит ветер, который принесет мне весточку от тебя?

— Я тоже буду тосковать по тебе, мой милый бегущий человечек, — шептала Эйле. Она проговаривала слова в ладонь, а потом высовывала руку в окно и выпускала фразы на ветер, чтобы тот подхватил ее и отнес к тому, кому они предназначались. — Мне будет не хватать твоего голоса, твоих беспокойных волос, твоих распахнутых рук...

— Я мечтаю, — безостановочно скрипел ее собеседник, — мечтаю, мечтаю... мечтаю когда-нибудь побежать к тебе навстречу, заранее разводя руки для объятий, ожидая прикосновения твоей груди, Эйле, ожидая теплого дыхания твоих губ, свежего запаха твоих гладких кос...

И неожиданно Эйле поняла, что человечек говорит с нею голосом Радихены и что волосы у металлического флюгера на самом деле ярко-рыжие, и если взобраться на ту крышу, то донесется запах прелого сена и еще того пойла, которым угощали подпаска его беспутный дядька с дружками.

— Радихена! — закричала Эйле, распахивая окно. — Радихена!

Флюгер повернулся в ее сторону, так что теперь она совершенно перестала видеть человечка — он слился со стержнем, к которому был прикреплен, — и замер. И Эйле сказала, внезапно успокоившись:

— Я заработаю денег и стану дворянкой — и тогда я приду за тобой, Радихена, где бы ты сейчас ни находился, и возьму тебя за руку... Мы просто уйдем, ты и я, и никто не посмеет разыскивать нас. Никто в целом Королевстве. Вот как я поступлю!

Она закрыла окно и легла спать. И даже во сне ее губы были плотно, решительно сжаты.

Эйле покидала дворец впервые за все то время, что прожила в столице, и увиденное сильно взволновало её. Высокие дома, как ей чудилось, нарочно соперничали с небом и облаками и — надо отдать им должное — совершенно затмевали их. Солнечный свет играл на разноцветных стеклах, бросал причудливые лучи на соседние крыши, и тени постоянно меняли форму и глубину на статуях и фигурных фасадах, придавая лепным узорам все новые и новые очертания. Город выглядел таинственно подвижным, ничто здесь не стояло на месте, все шевелилось и было живым.

Особенно нравились Эйле фонтаны — она называла их про себя «вывернутыми колодцами». В первых двух кольцах, за второй и третьей стенами, колодцы имелись почти на каждой площади, и Эйле не уставала удивляться тому, какой нарядной, какой роскошной может быть самая обыкновенная вода.

Тандернак, сопровождавший девушку, искоса наблюдал за пей и, казалось, догадывался, о чем она думает.

— Человек в состоянии устроить для себя поразительно красивую жизнь, — говорил он. — Все зависит от вкуса и возможностей. Вы, моя дорогая, — вышивальщица, и вкус у пас должен быть превосходный... Что до меня, то я предпочитаю полагаться на вкусы моих мастеров. Я нанимаю иногда художников, чтобы они украшали мои дома. Без этого невозможно никакое дело. Кстати, её величество оценила мою добросовестность: завтра мне будет пожалован знак Королевской Руки! Это огромная честь, и, могу вас заверить, я заслужил ее...

— Должно быть, так, — пробормотала Эйле.

Тандернак продолжал:

— Искусство — первейшая необходимость. Красота — главная потребность человека, хотя в деревне об этом даже не догадываются. Я против так называемой естественности. Дайте мне пышный куст, и я распоряжусь придать ему форму шара или куба.

Эйле и слушала, и не слушала. Ее захватили новые впечатления, и она была совершенно согласна со своим спутником: как она могла жить без этих потрясающих ощущений! Она чувствовала себя так, словно не шла, а плыла над мостовой, как это случается иногда во сне. Все кругом выглядело таким сверхреальным, таким выпуклым, таким ярким — можно подумать, все эти дома, фонтаны, узорные ограды, лесенки и спуски, усаженные цветущими кустами, существуют не в действительности, но специально нарисованы на картоне и раскрашены преувеличенно густыми красками. Да, Эйле казалось, что она очутилась посреди чудесной вышитой картинки, творения рук мастерицы куда более умелой, чем сама Эйле. «Вот как они себя чувствуют, — думала девушка, — все наши человечки, птицы, животные, которых мы рисуем иглой! Простите меня, мои хорошие, ведь иногда я делала вас не слишком старательно...» Она попыталась представить себе, что было бы, если бы та мастерица изобразила ее кривобокой или хромоногой, и даже содрогнулась от ужаса. Никогда больше не станет она торопиться! Никогда не положит стежка криво!

За третьей стеной город утратил часть своей праздничности, но все еще оставался веселым и нарядным. Эйле чуть замедлила шаг, полагая, что Тандернак живет где-нибудь поблизости, однако он сделал вид, будто не замечает ее ищущего взгляда, и продолжал идти.

Дом, который он показал девушке, почему-то сразу ей не понравился. Гладкий, серый. Три этажа, окна забраны решетками. И решетки эти были сделаны здесь не для красоты, как в тех богатых домах. Прочные и простые, они имели совершенно иное назначение.

— От воров, — пояснил Тандернак. — Случаются, сюда пытаются залезть грабители. Здесь поблизости находятся внешние городские ворота, так что всякий сброд, приходящий в столицу, имеет обыкновение околачиваться рядом.. Но вы не бойтесь! — поспешно добавил он. — Вам здесь жить не придется. Это мое временное пристанище, я использую его, пока остаюсь в столице. А на том постоялом дворе, который будет вам поручен, вы устроите все по собственному усмотрению. Я не стану ни во что вмешиваться.

Успокоенная таким образом, Эйле вошла в дом Тандернака, и тяжелая дверь медленно закрылась за ней.

— Для всего на свете, в силу непреложных законов природы, обязательно должна наличествовать своя особая формула, — объявил Хессицион, когда герцог Вейенто впервые предстал перед ним.

Хессицион далеко не полностью понимал, какие перемены его постигли. Внешнее, как правило, представлялось ему неважным; его тренированный ум давно приучился не воспринимать второстепенного и не засорять себя лишними деталями. Поэтому все материальное, не имеющее отношения к миру чистых вычислений, едва затрагивало край его сознания. И теперь он едва ли был в состоянии охватить мыслью случившееся с ним несколько дней назад. Кажется, его вызвали к воротам академического сада, а после усадили в повозку. Что ж, он не был против. Вещей, которые он хотел бы захватить с собой, у Хессициона давным-давно не имелось. Никаких записей он не вел — они были ему ни к чему. Тысячи расчетных формул покоились у него в голове. Он мог назвать, не прибегая к справочнику, любое положение любой из лун в любое время года и суток. Одно из этих сочетаний — то самое, открывающее путь к Эльсион Дакар. За долгие годы, что прошли после возвращения Хессициона, он так и не сумел отыскать правильную формулу. Он просто жил в уверенности, что таковая наличествует, вот и все.