Камень Звезд - читать онлайн книгу. Автор: Элисон Бэрд cтр.№ 54

Значит, корабль идет к северу, в океаны, еще не освободившиеся от зимнего льда. Неподалеку должны лежать тощие земли, где худосочные леса сменяются пустошами и далее чистой белизной, на которой уже ничего не растет. В обнаруженных журналах погибших арктических экспедиций нашли записи: грустные истории о плавании среди изрезанных льдин, о поспешной выгрузке на ледяные поля с затертых кораблей, раздавленных, как орешки в мельничных жерновах. Страшной ценой заплатили эти люди за горькую истину: ничего нет на дальнем севере, кроме вечной и беспощадной зимы. А во всех рассказах Тринисия представала теплой и зеленой! Неужели им всем тоже предстоит погибнуть, как тем несчастным исследователям, в попытке выполнить дурацкое поручение? У зимбурийцев была морская карта, на которой, как они считали, показано расположение легендарного острова, и вел их приказ бога-царя и собственное безрассудное рвение. Несомненно, что они будут рваться и дальше того предела, где сдавались другие мореплаватели, пока, наконец, их суда не попадут в ледяные челюсти и не будут поглощены темной глубиной.

Дамион встал, с трудом сохраняя равновесие. Тюремщики давно уже не связывали ему ноги и даже не заботились ставить охрану. Куда он денется? Сейчас ему можно было ходить по нижней палубе, если держаться подальше от матросов. Почти все они были рабами: тела их носили знаки жестокого обращения — шрамы от кнутов, перебитые носы, сросшиеся вкривь и вкось. Многие были в железных ошейниках, на запястьях и лодыжках — все еще гноящиеся раны от кандалов. Почти у всех виднелись синяки и ушибы недавнего происхождения, явно полученные во время работы на верхних палубах. Они были такими же пленниками, как Дамион и женщины. Если бы даже разрешалось с ними говорить, все равно их языка он не знал. Однажды он попытался отдать свой дневной паек размоченных сухарей одному матросу, потому что его тогда тошнило от морской болезни. Тут же на них обоих обрушился охранник с кожаным бичом, вопя что-то на своем языке и хлеща обоих по плечам и спинам. Дамион сбежал и в ужасе смотрел, как свалился матрос, пытаясь закрыться от ударов, раздирающих и без того рваные лохмотья. Лишь когда жертва потеряла сознание, охранник прекратил избиение. У Дамиона потом тоже долго болели незаживающие шрамы от кнута, мешая спать и усугубляя тошноту. Сначала он приписал поведение охранника чистой злости, и только потом до него дошло, что офицеры, очевидно, опасаются мятежа многократно превосходящих их численно рабов.

Он мрачно размышлял над судьбой женщин и своей, о которых мало что знал с тех пор, как корабль вышел в море. И еще он волновался за своих друзей в Маурайнии. Как им объяснили его внезапное исчезновение, и объяснили ли вообще? Может быть, патриарх объявил, что Дамион и остальные сбежали, сопротивляясь аресту? Ему еще надо было объяснить исчезновение своих «обращенных», и так, чтобы самому выйти сухим из воды. Одно ясно: Каитан Атариэль ни за что не поверил бы выдвинутым против друга обвинениям. Колдовство! Он почти слышал презрительный смех Каитана. Но Каитан, конечно, ничего не мог сделать, да и никто не смог бы. Аббат и приор наверняка в тюрьме, а людей Аны нашли и покарали. «Никто никогда не узнает, что сталось со мной и с женщинами, — подумал он. — Наверное, все думают, что мы погибли. И это в любой момент может стать правдой».

Он искал способа отвлечься от этих тяжелых мыслей. Мохарец Йомар тоже оказался на этом корабле, но Дамион редко его видел. Йомар всегда, когда можно было, держался особняком. Может, предрассудки зимбурийцев не позволяли им допускать его в свое общество или сам Йомар этого общества не искал. Пока зимбурийские солдаты и моряки коротали время за игрой в кости и драками, мохарец держался сам по себе, отхлебывая из фляжки, которую всегда таскал в кармане. Он нашел себе темный угол где-то за бочками, недалеко от конюшен, и там предавался этим запоям. За бочками было темно, воняло гнилой соломой и навозом, и туда мало кто совался.

Чувствуя, что уже сто лет не говорил ни с одной живой душой, Дамион рискнул как-то пробраться к мохарцу и шепотом начать разговор. Насчет содержимого фляжки у священника сомнений не было: несколько глотков снимали обычную сдержанность Йомара, и язык у него развязывался. Очевидно, он совершал время от времени набеги на бочки с ромом. Иногда в этом раскованном состоянии он забывал понижать голос и гудел своим глубоким баритоном, к тревоге священника, но зимбурийцы не обращали на него внимания — им явно были знакомы припадки Йомара.

Общаясь с ним во время приступов разговорчивости, Дамион смог сложить воедино кусочки его прошлого, как фрагменты старой мозаики. И полная картина не была особо приятной. Йомар, несколько раз отказавшись назвать свой возраст, наконец, открыл, что не знает его. Отец его был высокопоставленный зимбуриец, рискнувший вступить в незаконную связь с мохарской женщиной. Узнав об этой непозволительной связи, разгневанные служители Валдура ворвались в его дом, когда Йомар еще не родился, отца арестовали, а злополучную мать с ребенком во чреве сунули в трудовой лагерь. Дамион слыхал страшные рассказы об этих учреждениях, о царящих там нищете и жестокости.

— И как же ты оттуда выбрался?

Глаза Йомара затуманились воспоминаниями.

— Когда я подрос, меня послали с рабочим отрядом строить дорогу через пустыню по велению царя Зедекара. Днем пекло, ночи холодны, как… как сердце зимбурийца. — Он оглянулся, явно надеясь, что его подслушали, но ни одного зимбурийца не было достаточно близко или ни один не понимал по-маурийски. — У нас даже палаток не было. Спали вповалку на земле, группами, чтобы безопасней было, и разводили костер для защиты, если было из чего. Дикие звери подходили в темноте прямо к лагерю. Иногда лев или леопард кого-нибудь утаскивали. Тогда мы слышали ночью крик, а потом, бывало, видели кровь на песке.

Однажды на мой лагерь напал лев и схватил моего соседа. Я на него бросился — а при мне было только большая кирка.

Наверное, я просто рехнулся. Следующее, что я помню — это как лев лежит у моих ног, а в черепе у него торчит кирка.

— Ты убил льва киркой? — спросил Дамион. Причем сразу поверил: от лишенного украшений рассказа исходил дух правды. — Вот это храбрость!

— Глупость, — уточнил мохарец, мрачнея. Хлебнул из фляжки. — Зимбурийцы об этом прослышали, и не успел я оглянуться, как попал в город — на царскую арену. Меня прозвали Мулатом и заставили драться со львами и шурканскими саблезубыми тиграми. С гладиаторами тоже. Я был для них трудной задачей — против меня бросали все, что у них было, чтобы убить. И не могли. Мулат каждый раз побеждал, — свирепо улыбнулся Йомар.

Дамион тоже улыбнулся:

— Ага! Я сразу догадался, что ты не в полную силу сражался со мной там, в Маурайнии. А скажи, как тебе удалось уйти с арены?

— Один генерал меня купил. Решил, что использует мою силу с толком.

В деле он оказался во время восстания против царя Зедекара. Ему повезло драться с войсками этого ненавистного монарха, и дрался он так, что если бы не цвет кожи, после победы Халазара его ждал бы высокий пост. Но вместо того его стали посылать соглядатаем в чужие страны — сначала в Шуркану, потом на архипелаги и в Маурайнию. Эта роль была ему ненавистна, и взялся он за нее лишь в надежде как-нибудь сбежать в чужой стране. Но его, как особо ценного раба, стерегли неусыпно. На многих заданиях его напарником был тот самый Медалар Хирон, настоящее имя которого было Зефрон Шеззек.