Небо и корни мира - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Михайлова, Юлия Тулянская cтр.№ 98

– Кто же это соткал тебе? – Кейли со знанием дела разглядывала и ощупывала покрывало. – Не невеста ли?

Мирко улыбнулся:

– Мать. А невеста-то… Она Звониград защищала вместе со мной.

Кейли позвала гостя за стол. Мышонок, затаив дыхание, ждал историй про битву. Мирко повел речь о том, как обоз и сопровождавший его отряд великанов ночью подошли к морю. Со стороны побережья в катакомбы под городом вел тайный ход. Всю ночь великаны и воины князя Влашко разгружали обоз. Потом в большой подземной галерее чернобородый князь при свете факелов объяснил, что надо делать.

– И вот, матушка, через три дня наши подготовились и ночью вышли из катакомб…

Мирко и в бою оставался гонцом при князе. Влашко послал его сперва к отряду, который вышел у восточных ворот, с приказом пробиваться на площадь, потом – еще по разным делам, и, наконец, к великанам. Князь знал свое преимущество. Врагу неизвестно, где его главные силы, а звониградцы в ночной тьме не заблудятся на родных улочках: когда нужно – придут на место самым коротким путем. Только великанам в городе нужен был проводник. Князь отправил к ним Мирко, а сам вступил в сражение на просторной городской площади.

Великаны кинулись в бой, как сходит лавина в горах Альтстриккена. Их вела могучая женщина – вождь Тьелвис. Ее внучка Дригген, совсем молодая, с короткими темными волосами, стянутыми в хвост, защищала свою суровую бабку сбоку. Мужчины и женщины стьямма плечом к плечу в полном безмолвии, под топот собственных ног, врубились тяжелыми топорами в ряды врагов.

Звониград находился в руках у трех объединившихся князей Соверна. Воины из Оргонто, Флагарно и Селлы, захватив в свое время крепость, показали великодушие. Они мало бесчинствовали, не проявляли особой жестокости к «народу богоборца» и поэтому не вызвали к себе непримиримой ненависти горожан. В бою они дрались упорно и храбро, и, впечатленный их отвагой, Влашко предложил совернцам почетные условия сдачи: покинуть город, не складывая оружия. Князья приняли условия и отступили, оставив звониградскую землю ее защитникам.

А на востоке шла страшная смута. Столкнулись город против города, племя против племени и семья против семьи. Этеран воевал с Хиварой за источники воды. Несколько богатых оазисов стали причиной спора партегранского шаха и пустынников-хузари. Малейшее различие в вере, в исполнении обряда служило началом войны на уничтожение. Расставшись с Яромиром, Джахир вместе с певцом Нимраном шесть лет странствовал по этой политой кровью земле. Иногда их спасало то, что бродячий певец во всех странах востока считается неприкосновенным: он «мэшиг», безумец, живущий в мире грез. Иногда – красноречие и дорожный опыт Нимрана-саби, умевшего поладить со встречными. А иногда – лишь мужество и воинское искусство Джахира.

Нимран учил его игре на двухструнной лютне – дияре, – пению и искусству стихосложения. «Ты должен чувствовать свой дияр и уметь найти любой лад с закрытыми глазами», – говорил мастер. Часто Нимран задавал урок, коротко бросив: «Хамсин» или «Ночь». Джахир закрывал глаза и внутренне слышал звуки пустынного ветра или вой шакалов ночью под звездами, шорох песка под брюхом скользящей во мраке змеи, видел тени барханов под луной – и играл это. Он старался передать силу урагана или тишину и покой ночи. «Ты должен уметь сыграть все, что вокруг, – говорил Нимран-саби. – У мира есть душа, и язык у него есть, он говорит с людьми. Стань голосом мира». Джахир играл, и ему казалось, что он знает, как зарождается в пустыне день, как бьет в оазисе ключ, как идет на рассвете на охоту желтый лев. «Но и у души человека есть голос, хотя часто люди не слышат друг друга. Ты должен уметь сыграть и душу человека. Должен уметь сделать песню из любого слова, из всякой новости, услышанной на базаре, – говорил ему Нимран-саби. – Одиночество, радость путника при виде зеленеющих пальм оазиса, ярость битвы, тяжесть труда, страх смерти – все это ты должен сыграть и спеть».

Часто у дорожного костра они вели беседы о жизни разных племен, о вере, о мироздании. Нимран был убежден, что люди – дети Обитаемого мира, у подножия Престола они не будут счастливы никогда.

– Говорят, люди ведут род от падших небожителей. Но мы не похожи на небожителей. Если наши предки и были ими, Обитаемый мир переплавил нас, пересоздал. Благословенный край Вседержителя – чужбина для нас. Те, кто рвется туда сейчас, ищут спасения от нынешней бедности и невзгод. Но мы не сможем жить без этого палящего солнца, которое сделало нашу кожу смуглой, без лая шакалов по ночам, без благоговения перед глотком воды, утоляющим жажду. Вседержитель не сумеет уничтожить Обитаемый мир, пока не убьет его в каждом из нас. И, поверь, когда придет время этого последнего Конца света – в нашей душе – нам будет стократно хуже, чем пленникам Подземья.

Нимран-саби умер от укуса змеи, которая ужалила его во сне во время ночлега в пыли у дороги. Джахир остался бродячим певцом, и на пороге Конца пел обо всем, о чем научился петь.

Он уехал на север не только с мыслью послужить Омиру-саби. Джахир поверил Нимрану, что люди в мире – не жалкое искажение замысла Творца, не его падшие творения, а новый, свободный род. И целью его не может быть исполнение воли Вседержителя и обеспеченное Господом счастье у подножия Престола. У людей другая цель. «Какая?» – думал Джахир. Он и собирался об этом узнать, сражаясь за Обитаемый мир.

На севере Джахиру жилось трудно. Здесь все было не так, как он привык: от одежды, что носили люди, до пищи, которую ели. Хузари плохо понимал местную речь. Девонна всегда готова была позаботиться о нем, но Джахир ее избегал: законы востока не позволяли Джахиру запросто видеться с женщиной. Из-за этого юноша мало бывал в семье Яромира и только сопровождал своего «саби» по делам службы.

Элстонд тоже никак не мог выучить здешний язык. Он сочувствовал Джахиру и звал его обедать к матушке Кейли.

– Если что, матушка тебе и рубашку починит, – говорил он на наречии вардов. – Чего-нибудь нужного нет своего – заходи к нам, может, у нас найдется. Все-таки семьей живем…

Элстонд не сомневался, что Джахир его как-нибудь поймет. Что тут непонятного, если зовут в дом и если Кейли сама, подметив непорядок в одежде гостя, распоряжалась: «Снимай: рубаху Нейви тебе дам, а твою заштопаю и постираю!» По сложению Нейви был больше похож на Джахира, чем широкоплечий молодец Элст. Помогая матери, Лени сшила гостю пару сменных рубашек и подбила мехом дорожный плащ. Хозяйка Кейли отнесла подарок Джахиру.

– Вот, возьми. Это тебе, видишь? – Она показала жестами, зная, что он не понимает ее языка.

Джахир смущался, но в шумном семействе Кейли чувствовал себя все же свободнее, чем рядом с прекрасной вестницей, женой Яромира. Юноша опустил голову перед почтенной хозяйкой, подбирая в уме слова благодарности.

– Носи на здоровье. Пойдем-ка за стол, – улыбнулась Кейли, избавив его от необходимости благодарить.

В те дни у славной хозяйки появилась еще одна забота: бывший король Олверон. В первую ночь, после долгого разговора с Яромиром и Девонной, Олверон у них и переночевал. Но за тревоги и тяготы дальней дороги старый книжник расплатился здоровьем: болели ноги, начало сдавать сердце. Хозяйка Кейли, которой Девонна сразу сказала, кто этот бродяга на самом деле, всплеснула руками. Бывший король в народе считался чудаком, но его не за что было ненавидеть, и время его правления было легче времени Неэра.