Рыжая купила Мухе насадку-крюк. Она теперь отворачивала лицо и стала очень раздражительной. Встречались они редко. Муха поблагодарил Маринку – крюк действительно был намного удобней, чем культя, но девушка в ответ сказала что-то злобное. Похоже, рыжая считала, что теперь на неё все смотрят исключительно как на уродину.
Впрочем, это было недалеко от истины. Муху, правда, влекло к ней по-прежнему, но отношения их распались, так и не сложившись. Покрутившись в городе ещё несколько дней, рыжая на очередной пьянке ударила Клеща в глаз, получила в ответ пару пощёчин и куда-то исчезла.
Говорили, она начала пить.
Глава 7
– Честь и порядок!
– Честь и порядок. Как дела, три эс?
Самсон, Стрег и Светлана, патрулировавшие в эту ночь северные кварталы, заулыбались. Павел явно был в хорошем настроении.
– Да нормально всё. Есть одно убийство, но там всё понятно, и к бабке не ходи.
– Ну-ка, ну-ка... – заинтересовался звеньевой.
– Девчонка рыжая купчиху подрезала. Прямо у ворот дома. Охраннику ногу прострелила, саму подрезала. И ушла.
– При свидетелях, что ли?
– Ну, так охранник. Да и прохожие были.
– Что ж никто не задержал?
– Побоялись, говорят. Страшная она, как ведьма. Пятно родимое во всю щёку.
Павел нахмурился. Потом снова заулыбался.
– А, так это известная подруга. Это Маринка, на рынке промышляет. Безбашенная девка. Жаль, что её на грабёж потянуло... Навёл ей кто-то недавно пятно, незаконная магия.
– Она не грабила, – сказала Светлана. – Даже калиту не срезала. Просто пырнула купчиху ножом.
– Понятно. Видимо, купчиха с пятнышком и постаралась. Через ведьму какую-нибудь. Эх, дура Маринка...
– Душегубка, а не дура. Она ей горло перерезала. А охраннику только разбила нос. Ну и пуля в колене. – Стрег, кудрявый красавчик, был настроен жёстко.
– Пистоль или мушкет?
– Пистоль. С двумя стволами. Сначала, говорит, осечка была.
– Хреновый охранник, если девка после осечки сумела с ним управиться. Не добей она купчиху, можно было бы её в стремянные взять.
– Она же воровка, – как новость сообщил Самсон.
– Не имеет значения. Если б поквиталась за обиду без перебора, вполне. А незаконная магия, да ещё на уродство, – это серьёзная вещь.
– Всё равно. Не горло же резать, – буркнул Стрег.
– Конечно. Теперь ей одна дорога – на виселицу. С такими приметами её за пару дней возьмут.
– Так что, Светлана, не будет у тебя подружки, – посочувствовал Самсон.
– Обойдусь как-нибудь, – отрезала Светлана. – Вы её сперва поймайте. Свалит из города – и ищи по всем дорогам.
– С такими приметами далеко не уйдёт, – зевнул Стрег. – Дура девка.
Тарас проснулся в холодном поту.
Всё было спокойно. Рядом посапывала Варвара. Лунный свет заливал цветок на окошке. Вечные хлопоты и бормотание столицы почти утихли – середина ночи.
А снился кошмар.
Тарас подошёл к холодному кругу и налил себе воды. Аж зубы о кружку лязгнули.
Это он сам теперь так дремлет? Или это «чёрный зов»? – Тараса передёрнуло от малых кусочков сна, ещё бродивших в сознании. – Могла ли Ольга использовать такой способ? А может, сонное эхо зомбирования? Расспросить некого. Особенно о зомбировании, тут он единственный специалист. Неужели сестрёнка... Окстись, дурень, одёрнул себя школяр. «Чёрный зов» только ведьмы насылают. А Ольга, хвала Создателю, весталка. Просто мучит вина, в костях сидит. Братишка хренов. Она бы, наверное, не побоялась.
За окном чуть-чуть забрезжило. Пора было вставать.
Они уходили буднично, до рассвета. «Подземный ход», хвала Создателю, не понадобился.
Пока умывались, луну затянуло облаками. Но пережидать дождик не стали, поскольку просвета не наблюдалось. Уходили в мелкую осеннюю морось.
Единственным провожающим был молчаливый старик, верный человек отца Никиты. Он помог упаковать сумки и долго смотрел им вслед.
Боярские стрельцы в этом доме так и не появились.
Никита устал. Он никогда не считал себя неженкой, но так долго ходить ему не доводилось. Кроме усталости, болели ноги. Болели странно – только ступни, зато при каждом шаге. Любая шероховатость, неровность дороги, а их на лесной тропе было предостаточно, как бы впивалась в его ступню, заставляя нелепо приседать. Иногда он успевал среагировать, подавив внутри себя движение, так что лишь дергался, иногда боль оказывалась сильнее, и тогда он двигался в полуприсяде и вприскочку. Как босиком по раскалённому пляжу. На ровных участках было легче, но и там то ветка, то шишка, то камушек... Вскоре эта пытка так его вымотала, что на глаза стали наворачиваться слезы. Он уже не особенно думал, как это выглядит со стороны, – просто не мог идти дальше, вернее, каждый шаг давался ему слишком тяжело. Между тем остальные ничего не замечали. Ярослав с Варварой тихо беседовали, ведя под уздцы единственную лошадь. Тарас шёл, погруженный в свои мысли, а Лучник выдвинулся вперёд, разведывая дорогу. Они постепенно уходили всё дальше, так что иногда Никите, чтобы не отстать, приходилось смешно ускоряться, бежать вслед на полусогнутых. Но когда кто-то оборачивался, Никита выпрямлялся либо делал вид, что у него что-то не в порядке с обувью.
– Что у тебя там такое? – наконец заметил неладное Тарас. Никита давно уже ждал этой фразы, он твердо решил, что скорее свалится, чем первым заговорит об усталости. Это решение постепенно подтачивалось болью, и слова Тараса прозвучали очень вовремя.
– Мы отдыхать не собираемся? – с напускной небрежностью спросил Никита, чувствуя, что ещё немного – и он начнет поскуливать, как избитый щенок. – Привал бы неплохо...
– Какой привал, дойдем уже до Кузьминки.
– А далеко ещё до этой Кузьминки? – поинтересовался Никита, с тоской понимая, что сейчас Тарас отвернется, и ему снова придется догонять остальных.
– Да нет, версты четыре. Может, пять. Пошли, чего ты всё отстаешь?
Никита вымученно улыбнулся.
– Ты что, ноги сбил? Растерся?
– Я даже не пойму, странно как-то, – сказал в ответ Никита, с облегчением опускаясь на подвернувшееся бревно, поросшее одеревеневшей чагой. – Может, в сглаз вляпался?
Тарас тихо прошипел «куру-куру» – это у него было вместо ругательства, – вернулся к Никите, что уже снял обувь, и внимательно рассмотрел его ноги.
– Понимаешь, так странно болит... Никогда так ноги не болели, только ступни, самая мякоть.
– Лопух, – обозвал цветного Тарас, покрутил в руках Никитину обувку и швырнул её на траву.