– Там у этого, у валча, зубы от Сявы.
– Ты сам-то понял, чё сказал?
– Ну, в смысле, эта, как его... На ниточке были клыки кабаньи. Сява на шее их таскал, типа бусики... Ожерелье...
– Я понял. – Хвощ помрачнел. Хорошее настроение, в которое он пришёл, заключив сделку с Тарасом, исчезло без следа. Видимо, Сява был для него ближе, чем просто родственник.
Тарас хотел спросить, было ли там ещё чего-нибудь, но сообразил, что всё равно не знает ни одной вещи Филиппа. Слишком давно не виделись.
– Вот как он на нас вышел... – прошептала Ольга.
– Надо уходить, – сказал Шершавый. – Ждать больше некого, скоро могут появиться и другие гости.
– Скоро не появятся, – успокоил его Хвощ. – Будь у валча под боком помощь, он бы не напал один.
– Всё равно надо уходить. Ты говорил, что здесь можно двигаться только в двух направлениях.
Хвощ усмехнулся.
– Ну, вообще-то я знаю ещё тропинку... Но всем там не пройти, и это было так... На крайний случай.
– Маршем до Волоколамска, и через Московию... Там земли спорные. Или через Смоленщину, на запад.
– И зачем я его позвал... Жил себе парень...
– Бакалавр, ты о чём шепчешь?
Тарас тряхнул головой, отгоняя грустные мысли.
– Я согласен. Пойдём на Волоколамск.
Верхушки камышей, светлые сухие стебли, были подсвечены закатным золотом на уходящей голубизне неба. Здесь был залив – река впадала в озеро, одно из множества местных озёр. Рядом в подтаявшей на льду луже – за день прилично скапливалось воды поверх плотного уже льда – отражалось расплавленное солнце, и всё это вместе было так красиво, что Никита не выдержал и потянул из-за пазухи оптический хрон.
– Не жалко? Здесь магазина нет.
– Ничего. У меня их несколько. Я потом увеличу, и в угол, на стену... – Никита примащивался с рамочкой, выбирая подходящий ракурс. Наконец, удовлетворенный, нажал чёрный штырек. Хрон тихо щелкнул, схлопываясь. Теперь все, что видел сейчас Никита, навечно запечатлелось в его маленьком квадрате, так что можно было проецировать картинку, увеличивать её или уменьшать, даже заглядывать в неё под разными углами. Одного нельзя было делать с хронами – что-то в них менять. Ни в звуковом, ни в оптическом. Даже магия была в этом бессильна.
– Ты думаешь, у нас будет этот угол и стены? – Тарас явно пребывал в пессимистичном настроении.
– Конечно, будет, – не дал увлечь себя в тоску Никита. – И сладкая булочка будет. Пока всё нормально, брат. Ярик жив, ты весь в браслетах, а мы выходим на официальный шлях.
– Башню нам не забудут.
– Десять лет пройдёт – всё забудут. И не такое забывали. Тем более весталок никто не обижал.
– Да, пожалуй... – Тарас тряхнул головой. – Ладно, теперь впереди Стамбул.
– До Стамбула тяжело добраться. Там война. Кстати, почему ты не забрал браслет монаха? Была ведь возможность.
– Это сложно объяснить.
– А ты попробуй.
– Ну, забирать браслет через убийство... Он действительно привыкает к человеку, его потом невозможно будет контролировать. Он сожрёт нового владельца.
– Как это?
– Говорю, сложно. Я это скорее чувствую, чем понимаю.
– Но ты мог бы скроить так, чтобы Зенона грохнул кто-то из банды. Тот же Флейта приколол.
– А ещё то, что четыре мне не удержать. Если б не сила декана, мне бы и с третьим не управиться.
– Кстати, то, что дал тебе декан... Ты же со временем должен ослабевать. Ну, в смысле, возвращаться на прежний уровень. А я что-то не замечаю, чтобы ты слабел.
– Здесь всё нормально. Я уже подчинил браслеты и теперь ничего не собираюсь терять. Наоборот, скоро смогу двигаться дальше.
– Даже завидно, цветный. Может, мне самому к браслетику Зенона подобраться?
– Не советую. Тут всё должно идти само собой. Пусть будет что будет. Зенон не сделал нам никакого зла.
– Он монахов покрошил.
– А мы – стражу Девичьей башни.
– Это верно. Ладно, цветный. Доверюсь твоему чутью. Оно сейчас у тебя сильнее.
Никита полюбовался хроном, заглянув в рамочку через специальное стекло. Результат, похоже, ему понравился. Тарас вдруг тронул его за плечо.
– Ты как считаешь, насколько всё предопределено?
– Это ты про судьбу? – уточнил Никита.
– Ну да. Насколько ты сам всё решаешь, а насколько... боги там или ещё кто... Насколько всё за тебя расчерчено?
Никита задумался.
– Ну, я бы согласился с тем, что нам давали на лекциях. В этом ракурсе.
– Я тебя спросил, что ты сам думаешь.
– Да я почти так же и думаю.
– Так скажи.
Никита пожал плечами.
– Ничего не предопределено, всё зависит от личности. Но если ты шагнёшь в пропасть, на чудо не рассчитывай. И удача. Шанс нигде не абсолютен. А почему ты спросил?
Тарас замялся, потом всё же ответил:
– Помнишь, я рассказывал, как пацаном побоялся напасть на рыцарей? И сестру забрали.
– Конечно.
– Вот сейчас вроде все, наоборот, рискнули. А всё равно похоже. Только иначе.
– Абсолютно не понимаю.
– Мне кажется, шанс освободить сестру у меня был и без всякой банды.
– Ещё раз не понимаю. Ты считаешь, мы с тобой могли бы справиться вдвоём?
– С Яриком, с Лучником и с Варварой – да.
– Не грузись, Тарас. Там было слишком много охраны. Даже спящей.
Тарас грустно улыбнулся. Внутри него шевелилось некромантское заклятие, ногти на пальцах пульсировали, перекликаясь с первым, «вросшим» браслетом, и он чувствовал, почти видел, что могло бы произойти...
Так же вошли бы... Наткнулись бы на охрану... И первый же труп пошёл бы рядом, помогая... Три, четыре покойничка – и всё. Ольга свободна, что называется, малой кровью...
Впрочем, чего уж теперь...
Глава 40
Наутро резко похолодало, и пошёл снег.
Погода ухудшалась с каждым часом. Ни о каком уходе от рыбаков уже не могло идти и речи. Перемена была настолько внезапной, что Тарас заподозрил бы неладное, если б не аксиома – знай ведуны или валчи точное местонахождение беглецов, не в снежки бы играли, а просто размазали б вместе с деревней. Тем более что путей отхода с этих пока ещё плохо промёрзших болот практически не было.
Север и отсутствие климатических башен – избалованные столичные жители отвыкли от столь резких перепадов, а местным рыбакам они были не в диковинку. И школяры, и даже лесные разбойники вознесли жертвы Сварогу за то, что оказались хоть в какой-то деревушке. Печь и крыша над головой давали возможность переждать холода с относительным комфортом. Но о движении к смоленской границе пришлось забыть.