Рядом накрывали стол. Распорядок дежурства, или что там вместо этого было в банде, так и остался для Никиты непонятным. Каждый вечер хлопотали безликие замарашки, которых бандиты везде таскали с собой, да им помогал кто-нибудь из «младшего» состава. Маринка трудилась редко, никого из «бакалавров» к стряпне не привлекали никогда, и в этот раз без ругани и споров готовился харч на несколько десятков человек. Из длинных жердей сделали настил, на котором разложили всякую снедь, вместо скамеек положили брёвна. В этот вечер стол был богатым – два мешка тройного объёма Хвощ приказал полностью набить продуктами, благо разносолов в башне нашлось предостаточно. Пушистый – совершенно лысый, среднего роста бандит с белым пушком за ушами – нёс к столу из жердей огромную бутыль, переливавшуюся тёмно-красным, и вдруг поскользнулся на тонких, покрытых грязью ветках. Он нелепо раскорячился, пошатнулся, взмахнул руками, Свист и Флейта кинулись поддержать, вот только не товарища подхватили – тот таки грохнулся в склизкую грязь, – а бутыль, что заманчиво плеснула содержимым. Пушистый, чертыхаясь, перевернулся, пытаясь встать, теперь у него проехала рука, уже с меньшим грязевым эффектом, а разбойнички вдвоём держали посудину, оторопело разглядывая потерпевшего.
– Не разбилась? – обеспокоенно спросил Пушистый. Флейта отрицательно помотал головой, а Свист принялся разглядывать бутылку, проверяя, как она себя чувствует.
– Хреново мне что-то.
– Ничего, пообвыкнешь. – Никита был настроен оптимистично. – Пару дней, и войдешь в норму.
Тарас с сомнением покачал головой.
– Хреново мне здесь.
Никита встревожился.
– Что-то конкретное?
– Да нет. – Тарас прислушался к своим ощущениям. – И да. – Он смешно покачал головой, разминая верхние позвонки. – Что-то не так. Не как обычно.
Никита нахмурился. Цветный редко жаловался на жизнь.
– Голова болит, сердце? Мутит? В чем это проявляется?
Тарас снова помотал головой.
– Ну рассказывай уже, раз начал. А я тебя жалеть буду.
– Что-то изменилось. Но я не пойму, что именно. То ли четкости поубавилось, то ли цвета поблекли. Но это не глаза. И не блажь, что-то действительно изменилось. И ногти пульсируют.
– Ты уж подбери слова. Чай, не холопы, риторике обучались. И с ощущениями побогаче, пласт не тот.
Тарас кивнул.
– Да я понимаю. Не хватает даже понятий Колледжа. Где-то оно близко, из магического среза, но слова такого нет. И ощущения такого нет. Не было его у нас на лекциях, не давали. А у меня, выходит, было. – Он говорил очень медленно, выцеживая каждую фразу. – И чувствую я это через руки.
– И сейчас оно не исчезло?
Тарас помотал головой, чуть-чуть искривив губы.
– Слушай, а может, это с тебя последы сходят? Ты ж столько всего нацеплял?
Тарас отрицательно покачал головой.
– Нет, это точно нет. Совершенно не оно. Скорее наоборот. Внутри что-то просыпается. – Он чуть-чуть понизил голос. – Мне кажется, я чувствую всех этих мертвецов.
Трапеза получилась отменной, но торопливой, слишком мешали слепни. Больше всех пострадал Пушистый – он особенно приглянулся этим тварям, так что лицо у мужика распухло, а губы надулись толстыми валиками. Болеть оно не болело, только когда Пушистый наворачивал праздничную снедь, несколько раз, не ощущая, прикусил себе щеку. Соседи радостно сочувствовали, норовя утешительно погладить по голове, а бедняга отмахивался, бормоча что-то нечленораздельное.
Флейта, дурачась, украл у него серебряную ложку. Пушистый долго гонялся за командиром разбойников вокруг стола, а тот всё норовил подарить её кому-нибудь «насовсем», но потом всё же вернул хозяину. Как сказал Никита, «утратил интерес и выронил из пасти».
Лагерь разбили наспех, поскольку утром предполагалось движение продолжать.
– Слушай... – Лучник улыбнулся.
– Что? – не понял Ярослав.
– Лес слушай.
Тишина стояла удивительная. Ветра не было, ухо привычно искало городские шумы, пытаясь переводить в них редкое лесное потрескивание, порождая даже своеобразный морок. Птиц, по зимнему времени, также не было слышно, озёра подёрнулись ледяной корочкой безмолвия.
– Тихо как. Вообще никого. Будем на ночь становиться?
– На ночь нам нельзя. Догонят по следу.
– У тебя же рука...
Лучник посмотрел на свои пальцы и вздохнул. Опухоль всё увеличивалась.
– Порошки помогли? – Ярик час назад отыскал в заначке укрепляющее и отдал его товарищу.
– Хуже не стало, – дипломатично ответил Лучник.
– Так что ты предлагаешь? Я уже с ног валюсь.
– Придётся идти. Надо к утру добраться до дороги, там они нас потеряют. И лошадей неплохо раздобыть. А спать нам сегодня не светит.
Ярик с тоской оглянулся. Отчетливый след, темнеющий набежавшей водой, убеждал его в правоте товарища.
– До утра-то не догонят? – вздохнул он.
– Увидим, – кратко ответил Лучник.
Глава 33
Перед сном Тарас решил пролистать старые конспекты и то, что уже не нужно, выбросить. Даже в раскладном мешке тетради занимали слишком много места. Он снял тяжёлые обложки и начал прореживать некоторые лекции. Большинство листов, впрочем, оставалось.
Палатка была самой большой и тёплой, здесь спали все школяры, весталки и несколько старших бандитов. Хвощ ворочался. Наконец он хлопнул себя по щеке и буркнул:
– Слышь, ты, бакалавр.
– Чего надо, Хвощ? – В интонациях Тараса присутствовала грубоватая деликатность.
– Ты от этих мух поганых можешь заклятие наложить? Заснуть невозможно.
– Не, от мух не знаю. Вообще с насекомыми тяжело работать.
– Блин. Тебя что ни попроси, ты ни хрена не знаешь. Балбесом, что ли, числился?
– А чего тебя мухи так взволновали? Ты их сегодня в супе жрал за милую душу.
– В супе. В супе и ты их жрать начнешь, когда с наше по лесу побегаешь. Кусают, а потом чешется. Так бы пусть ползали, наплевать.
– Да сложно с чинзана работать. Тут же остатки боевого заклятия.
– С чем работать?
– Ладно, что-нибудь смонтирую. – Тарас, которому на шею уселся слепень, зевнул и раскрыл памятное стило.
– Как это – смонтируешь? – не унимался Хвощ.
– Так это. А ты думал, что я сейчас за ними гоняться начну?
– Да нет, конечно. – Хвощ снова почесался. – Но мух-то не будет?
– А вот погоди минут десять. И помолчи, думать мешаешь.
Хвощ поразмыслил над последней фразой, но все-таки замолчал. Он сел, по-восточному скрестив ноги, высморкался прямо на лапник и привалился к сложенным в кучу мешкам, откровенно наблюдая за Тарасом. Тот поводил в воздухе стило, рисуя замысловатую кривую, обвел черту вокруг палатки, пошептал немного и сжег на свечке толику синего порошка, щепоть которого достал из кармана куртки. Порошок прогорел довольно вяло. Хвощ ожидал чего-нибудь более эффектного. Заворочалась, забормотала во сне Варвара. Школяр посмотрел в её сторону и вернулся к чтению, подсвечивая свечой. Шершавый, который ещё утром был в зиндановской больничке, менял повязку на вытекшем глазу. Остальные спали. Подождав немного, Хвощ не выдержал.