Избранница Наполеона - читать онлайн книгу. Автор: Мишель Моран cтр.№ 58

Но я ему уже все сказала. Я чувствую, как кто-то опускается на кровать рядом со мной. Это, конечно, Поль. Сейчас он скажет, что тоже лишился дома. И что у него тоже война унесла родных. Но чего он не знает — и не узнает никогда, — так это что значит завоевать империю, а потом наблюдать, как ее раздирают на части объятые алчностью страны.

— Паолетта, — слышу я знакомый голос. Не пойму, сплю я или бодрствую. — Мария-Паолетта, открой глаза.

Я повинуюсь. Наполеон?

— Наполеон, — шепчу я. Мы крепко обнимаемся и не разжимаем объятий, пока я не начинаю задыхаться. Я выбираюсь из-под одеяла. — Этот мундир австрийский?

Он озирается на Поля, тот все понимает и выходит.

— Это был единственный способ попасть сюда. На улицы против меня выходят толпы народа, все требуют возвращения Бурбонов. Ты разве не видела белых кокард?

— Я уже много дней не была на улице.

— Ты нездорова?

— Моя болезнь называется тревога. У тебя девятьсот тысяч человек, но лишь половина из них хранят тебе настоящую верность. Почему они так с нами поступают?

— Никаких нас нет, — тихо роняет он. — Союзники говорят, что воюют не с Францией, а со мной.

— А если они войдут в Париж? Думаешь, русские казаки об этом вспомнят, когда обнаружат столько красивых одиноких женщин?

— Тогда им придется уповать на Господа Бога, Он их защитит. Я для этой страны сделал все, что мог.

Он встает, но я хватаю его за руку.

— Не уходи!

— Армия ждет, Паолетта.

— Ничего, подождет до завтра. Пожалуйста! Только на одну ночь. — Он смотрит на мой распахнувшийся халат. — Ведь неизвестно, когда я тебя снова увижу!

Он тяжело вздыхает.

— На одну ночь.

Наполеон — генералу Савари.

Дрезден, 13 июня 1813 года

«Я хочу мира, и это волнует меня больше, чем кого бы то ни было… но я не стану заключать мир бесчестный либо такой, какой уже через шесть месяцев приведет к еще более страшной войне».

Наполеон — графу Меттерниху

Апрель 1813 года

«Я не могу взять на себя эту инициативу: это будет равносильно капитуляции, как если бы я засел в крепости: пускай другие шлют мне предложения [о мирных переговорах]. Если я заключу позорный мир, это будет означать мое свержение. Я новый человек; я должен обращать больше внимания на общественное мнение, поскольку я в нем нуждаюсь.

У французов живое воображение: они любят славу, легко возбуждаются, и они нервные. Известны ли вам главные причины падения Бурбонов? Они проистекают из поражения Франции в битве при Росбахе».

Наполеон — Марии-Луизе

1813

«Мир можно было бы заключить, если бы Австрия перестала ловить рыбку в мутной воде. [Австрийского] императора вводит в заблуждение Меттерних, подкупленный русскими. Более того, он человек, убежденный, что политика как раз и заключается в том, чтобы лгать».

Дворец Тюильри, Париж

Март 1814 года

Наша повозка единственная на всей дороге, и от этой обезлюдевшей сельской местности охватывает ужас. В Сан-Доминго в селениях оставались люди, даже когда туда пришли французские военные корабли. Кучер предупредил нас, чтобы окна держали занавешенными, но совсем не смотреть в окно невозможно. Лавки, все как одна, брошены владельцами, окна закрыты ставнями, двери заколочены. На фермах — ни души.

— Видели когда-нибудь такое? — спрашиваю я.

— Нечто похожее творилось в первые дни Революции, — отвечает доктор Эспьо. — А сейчас… Император разорил города вокруг Москвы. Мародерство… надругательство… Конечно, русские теперь жаждут возмездия.

Я опускаю занавеску и откидываюсь на спинку. Я бежал с Гаити от разрушений, которые несла война, и вот она настигла меня во Франции. Может, мы совершаем ошибку, что едем в Париж? Когда именно русские дойдут до Парижа, остается загадкой. Мы можем опередить их на несколько недель, а можем прибыть буквально накануне. Но Полина требует свежих новостей, а главное — доктору Эспьо надо взять во дворце Тюильри какие-то лекарства. Врач не говорит мне, чем больна княгиня, но я и так знаю. Сейчас ко всему прочему она страшно похудела, и ее большие темные глаза глядят с бледного как мрамор лица. Ее придворные дамы твердят, это все на нервной почве, но я больше не верю в эти удобные отговорки.

Сегодня мы с ней всю ночь не спали. Ей вздумалось пересчитать, сколько денег она набрала для брата — выручила от продажи украшений. Перед глазами до сих пор стоит, как она дрожащими пальцами снова и снова пересчитывает купюры.

Экипаж внезапно останавливается, и доктор Эспьо хмурится. Он отдергивает занавеску, и нашему взору предстает ужасающая картина: дорога запружена лошадьми и повозками, толкающимися за место на дороге ради бегущих из города хозяев.

— Они уже здесь? — кричит нам какая-то женщина из встречного экипажа.

Эспьо качает головой.

— Мы из Ниццы.

— Вы не в ту сторону едете! — кричит кто-то.

Когда мы добираемся до города, то застаем там безумную толчею из повозок и лошадей. Бегут тысячи людей, и похоже, все, у кого было хоть какое-то состояние, уже уехали. По улицам мечутся женщины, умоляя помочь им выехать, и я сразу вспоминаю отчаяние в женских глазах, когда французы высадились на Гаити. Вижу, как немолодой мужчина высовывается из кареты и предлагает место хорошенькой девушке — но за плату. Не заплатишь сейчас — придется платить, когда придут солдаты, стращает он. Она соглашается, и он подает ей руку.

Чем обернется вторжение русских, никто не знает. Если австрийцы под габсбургским флагом будут с ними, то Париж еще может быть спасен. Если же русские придут одни, пощады не жди.

От ворот города до дворца Тюильри наш путь занимает три часа. Внутри дворца царит еще больший хаос. Слуги носятся из одной комнаты в другую, перетаскивая сундуки и громко отдавая распоряжения.

— Где императрица? — спрашивает доктор Эсьпо.

Какой-то слуга замедляет шаг и показывает в другой конец коридора.

— С членами Регентского совета, месье. Они решают, бежать из столицы или нет.

Мы спешим в зал заседаний Совета. Министры даже не удосужились закрыть двери. И мы стоим с десятком придворных и слушаем, как Жозеф Бонапарт громко рассуждает о том, что еще можно спасти из империи Наполеона. Какие-то девять месяцев назад он был королем Испании. Потом проиграл битву с британцами при Виктории.

— Никто не предан Наполеону так, как я! Но просить императрицу оставаться в этом дворце равносильно убийству.