Владелец кинотеатра - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Быстров cтр.№ 54

— Гм… Ты прав, этого мало. Добавь ниже вот что: «В том, что случилось тогда, виноват только я. Прощения мне нет, и я сам себя не прощаю. Вы все поймете, когда увидите, как я искупил свою вину, поймете всю глубину моего раскаяния. Не будьте же беспощадны ко мне». Так лучше?

— Значительно лучше, — буркнул Кордин, дописывая последнее слово. — Учитывая, что во искупление — три корзины вместо одной…

— Тогда так и оставим, — кивнул Ланге, заглянув через плечо Кордина. — Теперь подпись — «Засим, всецело преданный Вам, Александр Ланге», и готово…

— К списку моих преступлений, — Кордин огляделся в поисках пресс-папье, — добавилось еще одно, подделка личных писем!

— Это не подделка. Ты ведь не копировал мой почерк и подпись!

— А я мог бы, наверное… Если посидеть полдня… Хотя это и не совсем моя область. Кропотливо слишком! Я всегда предпочитал мошенничества в небрежно-элегантном стиле.

Оба засмеялись, потом Ланге сказал.

— За полдня и моя рука успела бы вернуться к писчим обязанностям. Но что бы тогда сталось с нашей охотой!

— Так едем сейчас?

— Выезжай с егерями. Я догоню вас чуть позже, хочу сам проследить за отправкой орхидей. Если снова произойдет какая-нибудь путаница…

— О, на сей раз все предусмотрено!

— И тем не менее, я прослежу сам.

— Это ведь недолго. Может быть, мне тебя подождать?

— Но охота ждать не будет, Владимир! Выезжайте, вскоре я к вам присоединюсь.

— Как знаешь, Александр.

Кордин вышел из кабинета. Ланге постоял еще некоторое время, прислушиваясь к его стихающим шагам в коридоре. Потом он взял со стола оставленную Кординым записку, достал ножницы. Он аккуратно отрезал верхнюю часть листа, до красной строки, начинавшейся со слов «В том, что случилось тогда…» Следом за тем он отрезал нижнюю часть с подписью. С неуловимой улыбкой он перечитал текст на оставшейся у него в руке полоске бумаги.

«В том, что случилось тогда, виноват только я. Прощения мне нет, и я сам себя не прощаю. Вы все поймете, когда увидите, как я искупил свою вину, поймете всю глубину моего раскаяния. Не будьте же беспощадны ко мне».

— Вот твоя предсмертная записка, Кордин, — произнес Ланге едва слышно, — исполненная твоей собственной рукой…

Обрезки бумаги он сжег в камине. Да, такой записки будет довольно… В ней — исчерпывающее признание, смысл его станет очевидным, когда Кордин покончит с собой тем же способом, что и отец Павел. Безусловно, эта записка не проясняет, почему Кордин якобы считал себя виновным, но этого и не требуется. Важно, что считал.

Разница в том, что на самом деле Кордин не покончит с собой. Он будет убит… И не все поверят в его самоубийство.

Аркадий Горский не поверит. Он поймет, что произошло, но скажет об этом только самому Ланге. Едва ли стоит надеяться на его одобрение, но… Сейчас Горский далеко отсюда, путешествует за границей. И не время думать о том, что и как ему говорить. Да и при чем тут Горский? Как бы ни был он близок к этой истории, по-настоящему она касается двоих, Ланге и Кордина (Зоя — это совсем другое). И лишь один человек, Александр Ланге, имеет право решать.

Сложив записку, Ланге спрятал ее в карман и быстро написал другую. Теперь перо не дрожало в его руке, и почерк был тверд. Нажатием кнопки звонка он вызвал слугу.

— Эти три корзины орхидей должны быть отправлены Анне Александровне Гондлевской, немедленно, — распорядился он. — Вот к ним записка для нее.

— Будет исполнено, ваше сиятельство.

Не дожидаясь, пока унесут корзины, Ланге взял ружье и вышел. Он направлялся к старому каретному сараю, без особых опасений быть замеченным кем-либо. Всех слуг, занятых работами вне дома, он отослал заблаговременно, найдя им дела, связанные в основном с подготовкой охоты.

Приоткрыв слегка ворота сарая, он протиснулся внутрь, поставил ружье в угол. Небольшие окна пропускали не так много света, чтобы рассеять полумрак, но вполне достаточно, чтобы видеть.

Он отпер замок на двери маленького чуланчика, служившего когда-то для хранения хозяйственного инвентаря, а ныне ставшего просто свалкой всевозможного хлама, который недосуг вывезти и выбросить. Обычно, разумеется, чуланчик не запирался, но Ланге пришлось разыскать ключ к ржавому замку и запереть эту дверь. Впрочем, в старом каретном сарае и так никто не бывал, в особенности после того, что здесь случилось.

Дверь со скрипом распахнулась. За ней стоял крест — другой, но как и у прежнего креста, из обоих концов перекладины и из центра торчали длинные острые гвозди, вколоченные до шляпок с обратной стороны.

Ланге смотрел на крест, думая о брате. Какая же страшная перемена должна была произойти в сердце священника! И как готовил он свой крест — такой же, как приготовлен теперь для его убийцы! И каково ему было, уже истекая кровью из перерезанных вен, кинуться на острия гвоздей… Ланге думал о том, как с пробитыми ладонями, цепляясь слабеющими пальцами за перекладину, брат оттолкнулся от нее, чтобы всей тяжестью обрушиться на центральный гвоздь, пронзивший его шею…

Представив снова события той кошмарной ночи, Ланге отбросил последние колебания. С трудом он принялся вытаскивать крест из чулана.

Когда крест был установлен, Ланге запер ворота сарая и верхом выехал вслед охотничьей экспедиции.

Туман опустился внезапно… Нет, не опустился, а напал сразу со всех сторон. Он был белесым, плотным и глушил звуки. Кордин перестал слышать топот лошадиных копыт справа и слева, перекличку егерей, лай возбужденных собак. Он был один; и хотя он отлично знал, что люди совсем близко, не мог избавиться от ощущения тоскливого одиночества.

Охотничья тропа шла по самому краю лощины. Опасаясь, что лошадь может оступиться в тумане, Кордин спешился. Он решил переждать. Он надеялся, что этот странный туман, возникший так неожиданно, так же быстро и схлынет.

Вдоль тропы росли (вернее, боролись за жизнь) какие-то блеклые вялые цветы, отдаленно похожие на васильки. Кордин сорвал один из них, потом другой, растер в пальцах бледно-синий лепесток, распавшийся точно крыло бабочки. Как мало, подумал Кордин, мы смотрим в суете вокруг, да хоть себе под ноги. А вот ведь, оказывается, и такие цветы бывают. Любопытно, как они называются.

Сделав осторожный шаг назад к тропе, он наступил на круглый камень, скрытый прошлогодней листвой. Под ногой камень вдруг подался. Теряя равновесие, Кордин взмахнул руками. Тяжелое ружье потянуло его вправо. Он упал и покатился вниз по склону, в лощину по жухлой траве.

Спальня Елены больше напоминала сейчас больничную палату; да она и была превращена в больничную палату. Здесь было много белого цвета — все, что можно, было занавешено белым. Елена лежала в постели под белой простыней, на низкой скамеечке у изголовья сидел доктор Генрих Франк. За ширмой (конечно, тоже девственно белой) хлопотали сестры милосердия, сестра Мария и сестра Екатерина из госпиталя святой Анны. Сестрам не было известно, чьего ребенка ожидает Елена, но доктор Франк — он знал все. Он был бледен, сосредоточен, внешне спокоен. Хирургические инструменты поблескивали на подносе поодаль. Доктор Франк был готов к любому повороту событий, к любым осложнениям.