Ржавое зарево - читать онлайн книгу. Автор: Федор Чешко cтр.№ 62

След вовсе не потерялся.

Он просто-напросто пропал.

Исчез.

Посреди открытой поляны.

Поляна как поляна. Вернее, поросший низкой травою округлый горб (будто бы на склоне Идолова Холма вспучился желвак вроде того, каким одарила Кудеславово темя дубинка Любославы), ни тебе кустика, ни деревца… Только из самой макушки бугра торчит трухлявый пень, за которым не то что старику — жабе не схорониться. А хоть бы и была из того пня сносная похоронка — так где он, пень-то, а где следу конец?

На некоторое время утративший остатки самообладания Мечник топтался у горбяного подножия, пытаясь сообразить, мог ли волхв на этом вот самом месте закопаться в землю, тщательно сравняв за собою неминуемо бы получившуюся кочку (обалдевший вятич даже позабыл испугаться, что к исчезновению Корочуна причастны ржавые твари).

Наконец, измучив разум безнадежными попытками разобраться в происходящем, Кудеслав истово взмолился Навьим-хранителям, Велесу, Светловиду и вообще всем богам, сколько их есть на Здешнем и на всяческих других берегах. Взмолился, чтобы дозволили они сей же миг найти трижды по трижды по трижды клятого старика. Найти и, плюнув на почтенье к его сединам да мудрости, от души надавать остатку волхва Корочуна по шее за все его паскудные ведовские выходки.

К чему угодно был готов Мечник, кроме одного: что эта его отчаянная просьба будет исполнена.

Это свершилось мгновенно, вдруг.

Было так, а стало иначе.

Вроде бы и то же звездное небо над головою, та же легкая туманная дымка путается в обступившем горб-бугор дубняке, тот же свежий оборванный след под ногами… Только теперь понятно, почему он — след — оборвался.

Потому, что мокрая лесная трава, хоть и плохо, но умеет хранить следы, а голый камень — нет.

Вокруг бугра, охватывая его сужающимися кольцами, вилась дорожка, выложенная серыми ноздреватыми голышами-валунчиками. От того места, где оборвался след проклятого старца, до бугряной вершины. Почти из-под самых Кудеславовых ног до одинокого пня, который вдруг оказался березой — древней, увечной, всего лишь о трех ветвях.

Там, близ корней дряхлого дерева, мерцал огонек лучины, а перед нею горбился (не то сидя, не то стоя на коленях) одетый в белое человек, и лучинный отсвет влажно подрагивал на его глянцевитой макушке.

— Вот уж я не чаял, что путь к сему потаенному месту можно открыть этаким заковыристым образом! — продребезжал знакомый ехидный голос. —Ну-тка, подымайся сюда, коль уж пришел. Только слышь, — ехидство стариковой речи сменилось строгостью, — чтоб с тропочки ни ногою! Уразумел?

— Уразумел, — буркнул вятич, ступая на дорожку-улитку.

Отправился к вершине бугра он вовсе не потому, что это старик так приказал. Просто-напросто отнюдь не иссякло страстное Мечниково желанье оказаться рядом с морочливым дедкой, желанье, которое, похоже, и открыло Кудеславу доступ в «сие потаенное место». Да, и желание не иссякло, и причина его отнюдь не изменилась. Однако вятич успел вполне овладеть собою и не стал опрометью кидаться вперед.

«С тропочки ни ногой!» могло оказаться и честным предупреждением, и попыткой заманить в какую-нибудь ловушку-западню, на этой самой тропочке поставленную. Поэтому шел Кудеслав медленно, пробуя ногами камни перед собою прежде, чем ступать полной тяжестью. Впрочем, тесно один к другому уложенные округлые голыши (иные с кулак, иные с голову взрослого мужика) и не позволили бы скорой ходьбы. Еще и мокрые они были, скользкие… «Значит, этого бугра дождь тоже не миновал», — мельком подумал вятич с поразившим его самого удовлетворением. Интересно, как бы это смогли дождевые струи миновать открытое место? Небо-то надо всем Идоловым Холмом вроде одно и то же… Или нет?

Пожалуй, Мечник уже готов был верить во что угодно. Особенно после того, как разглядел непривычного вида траву, густо обливающую бугор по левую сторону от каменной улитки-тропы.

Трава — не трава, вьюн — не вьюн… Длинные ползучие стебли, узкие остроконечные листья… Давным-давно, когда не прозывали еще Кудеслава ни Мечником, ни Урманом, когда даже Кудеславом никто не кликал его, малолетнего… В ту далекую пору мать, чтимая ближними и дальними соседями как знахарка-исцелительница, показывала ему эти глянцевитые темно-зеленые крестовинки… Нет, те, давние, были тусклыми, мертвыми, потому что привезли их издалека. Растет такая трава в краях, лежащих к полудню и от вятских чащоб, и от Приильменья. В тех краях, где Великий Лес и Великая Степь схлестываются, мешаются друг с другом россыпью перелесков да луговин. Зовут это растение барвнем-барвинком; по рассказам матери, только его могучей неявною силой можно оберечь человека от выпивающей кровь и душу студеной любви шутовки-болотницы. Сила невзрачного растения идет от Хорса — недаром цветы его повторяют собой знак светотворящего бога, недаром расцветает оно не как прочие цветы, по теплыни, а зимою, под снегом — это Хорс взлелеивает искры своего тепла в самом сердце Морены…

По мере того как, следуя тропинке, Мечник не столько поднимался на бугор, сколько огибал его, густое цельное укрывало невесть откуда взявшегося в здешних местах барвинка сменилось такими же густыми порослями сперва подснежника, потом — тенелюбивой лесной фиалки, которая ни за что не могла бы прижиться на открытом склоне (да еще и подобным множеством)… А по правой руке пространство меж двумя извивами дорожки тесно заросло чередой… Растенья, цветущие зимой, потом те, лишь благодаря лопнувшим бутонам которых и удается не принять за случайную оттепель первое дыхание нарождающейся весны, а вслед за ними — истинно вешний цвет, потом — летний… Похоже, от морозов до новых морозов Цветение обегает этот бугор подобно извивам каменной улитки-тропы, проявляя и отмечая собою кажущееся людям плавным перетекание одной поры года в другую…

Близилась, наплывала на Мечника вершина бугра все отчетливей различалась дряхлая береза… Лишь потрудись хоть чуточку не отрывать взгляд от увечного дерева, и окажется, что ты неподвижен, а береза, мнящаяся в призрачном обманчивом свете чем-то живым, медленно поворачивается перед тобой, раскручивая тремя вскинутыми ветвями-лапами звездную бездну неба…

Береза…

Чем ближе подходил к ней Кудеслав, тем явственней слышался ему какой-то прозрачный звон — безумолчный, невесомый, чистый… Ни крепнущее (не потому, что делалось сильнее, а оттого, что ежели по прямой, то уж рукой подать) шкварчание смолистой лучины, ни бормотанье сидящего у древесных корней старца — ничто не могло заглушить этот звук. Звук. Звон. А не журчание ли? Журчание медленных древесных соков? Или… Или, может быть, это волны времени обнаруживают себя, набегая на неведомую преграду?

Наверное, последняя догадка была самой верной. Потому что со временем на вершине колдовского бугра творилось неладное. После всего слышанного от Корочуна о реках и берегах да под влиянием вынужденно медленного кружения вокруг горба Мечнику сразу подумалось о водовороте… Верней, о времявороте… Да леший же раздери всю округу вместе с ее обитателями! Скажи кто Кудеславу еще вчера, будто его, Кудеславова, голова станет по собственной воле рождать подобные, с позволенья сказать, слова — Мечник бы такого пророка по уши в землю вогнал. «Времяворот»… Мерзость…