На берегах тумана. Книга 3. Витязь Железный Бивень - читать онлайн книгу. Автор: Федор Чешко cтр.№ 60

А Предстоятель еще не смолк. Отсюда, сбоку, слышны отдельные слова – слышны еле-еле, не лучше невнятного бормотания, но можно понять: он вновь рассказывает, как Мгла осерчала на крайние общины, как серые стали защитниками братьев-людей и как нынешние обитатели Первой Заимки оскорбили Бездонную. Ишь ведь странность… К примеру, руку изнурительные повторения одного и того же делают сноровистее, а вот голову такое напрочь лишает сноровки думать…

А речи-то предстоятельские клонятся к концу, и дело идет к концу, и, может, жизнь туда же наладилась. Вон этот, слева, уж не зыркает – так и прилип взглядом. Тоже дурень – увидал, что даже не косятся в его сторону, и вовсе перестал осторожничать. Хотя где ему знать о пластинках полированной стали, которые приделывают на латных рукавицах чуть выше ладони! Этими зеркальцами можно не только пускать световые блики в глаза врагу…

Так, Предстоятель замолк. Какое-то шевеление наверху… Все, сейчас начнется – на место Предстоятеля выбрался один из Истовых. Смилуйтесь, Всемогущие, до чего же они действительно похожи на огромных серых птиц-падальщиков! Когда у ворот коптильни потрошат акулу, на ближние крыши слетаются едва ли не все стервятники Припортовья. Плешивые, с голыми морщинистыми шеями, они усаживаются спинами к разделываемой туше, делая вид, будто им гулко икать на акульи потроха. Но стоит только потрошителям отвлечься, отойти хоть на пару мгновений… Птицы… Серые птицы – любители падали… С неба падали… Бесы проклятые, не надо, не хочу, не теперь!!!

Что-то непонятное творится на помосте. Ерзают, вроде бы меняются местами, Предстоятеля вон вообще чуть не спихнули с настила. Бешеный поймет, что такое затеялось, не разглядеть. Кто-то вскинул руки над головой… Ясно: тот, который вылез на предстоятельское место, повернулся лицом к Бездонной, а прочие подались в стороны. Вот оно, вот! Отсюда – сбоку, снизу, да еще из-за спин серых мудрецов – почти ничего не слыхать, но к Нурду и Торку (если, конечно, у них все хорошо) колдовской ветер должен приносить каждое слово Истового. Ну…

И тут послушник, уже довольно давно рассматривавший вооружение странного латника, объявившегося после неразберихи с пьянчугой, наконец закончил скрипеть головой. Осторожными скользящими шажками он стал придвигаться к Лефу – боком, прикрывая опасное место под закраиной шлема вздернутым правым наплечником. Очень правильно он двигался, только того не учел, что денек выдался теплый. Почти жаркий выдался день, и завязки, скреплявшие панцирь серого, размякли от пота. Размякли, ослабли и разошлись, когда послушник вздернул плечо. И еще он, на свою беду, не задумался, отчего Лефов клинок подвешен к поясу не в деревянных ножнах, а в чехле из довольно-таки непрочно скрепленной кожи.

Леф позволил серому приблизиться, позволил его ладони плавно улечься на рукоять меча, а потом… Нет, парень не повернулся лицом к врагу, не выхватил оружие – он как стоял, так и прыгнул навстречу послушнику, отжимая рукоять висящего на поясе меча вниз и назад. И оттопырившийся клинок, смяв проколотые ножны, почти на всю длину вошел в правый бок серого. Железо наличника превратило смертный вопль в подобие глухого кашля. Колени послушника подогнулись, но Леф, не давая упасть стремительно тяжелеющему телу, обхватил его левой рукой, привалил к себе. При этом дергающийся в агонии серый сильно задел его по груди, и Леф мгновенно взмок: как раз там, куда ткнулся послушнический локоть, под расшитой бронзовыми пластинами накидкой был спрятан подарок Фурста. Но нет, вроде бы пронесло. Зато двое-трое ближайших послушников глазели на нелепо обнимающуюся пару. И не только глазели – тот, что был справа, уже вскидывал металку. Отчаянным усилием – аж в спине захрустело – Леф крутанул вокруг себя убитого. В следующий миг тело заколотого послушника вздрогнуло от увесистого лязгающего удара: серый метатель опоздал всего на миг. А еще через мгновение проворный метатель всем телом грянулся оземь, и на шлеме его обнаружилась изрядная вмятина. Спасибо, Ларда!

Спасибо-то спасибо, но варево заварилось вовсе паскудное. Справа раздался короткий переливчатый свист, непонятный для Лефа, но явно хорошо понятый серыми. Цепь сломалась – по меньшей мере десяток латников и копейщиков кинулись в стороны, норовя охватить Лефа кольцом. Кто-то из них, громыхая, покатился по камням (не то споткнулся, не то вновь Лардина работа); кто-то успел забежать чуть ли не Лефу за спину… Расслышав позади щелчок металки, парень рухнул на колени, и копьецо, чиркнув по его шлему, с треском вонзилось в опору помоста. А сверху доносились выкрики Истового: «раз… милостивицу… оскорбителей… злоумысливших… смиренных братьев-людей… гибелью… грома и дыма…»

Леф не сразу понял, что произошло, – в первый миг парню показалось, будто его угораздило по шлему нечто куда как поувесистее метательного копьеца. Но нет, это в уши вломились звуки – почти не сдерживаемый гомон толпы, выкрики послушников, топот, громыхание панцирей, лязг выдергиваемых из ножен мечей… Колдовской ветер стих – внезапно, будто обрубили его. Леф сообразил, что серое колдовство поломано Гуфой, и сообразил, почему это сделано именно сейчас. Он повалился на спину, опрокидывая на себя мертвого послушника, стряхнул рукавицу с правой руки и запустил скользкие от пота пальцы в складки накидочной кожи, туда, к Фурстову подарку.

А Истовый на помосте, то ли не замечая происходящего, то ли вопреки всему надеясь на удачу замысла серых мудрецов, продолжал выкрикивать сиплым надорванным голосом:

– Вновь молю тебя, Мгла-милостивица, покарай своих оскорбителей, замысливших зло против всех сущих в Мире смиренных братьев-людей! Покарай их ужасной погибелью от грома, дыма и пламени! Покарай! Покарай! Покарай!

И действительно, словно бы в ответ на этот отчаянный призыв (даже Лефу так померещилось, а уж он-то знал, что к чему!), землю тряхнул раскатистый удар свирепого грома, только раздался он вовсе не там, где надеялись Истовые.

Пламенем, клубами едкого дыма, пыли и древесной щепы рванула земля из-под стены Второй Заимки. Мгновенно смолкшая, обернувшаяся на гром толпа видела, как рухнула заимочная стена, как хлынула по склону лавина щебня и расколотых бревен, как в небесную синеву взметнулось жуткое облако черно-сизой гари… И в то же мгновение Леф выцарапал-таки из-под накидки взрывчатый шар, грохнул его о налобник своего шлема и зашвырнул на помост.

Парень не видел, удачным ли получился бросок. Он помнил, как далеко летели брызги и прочее из брюха каменного стервятника, а потому торопливо заслонил смотровую щель ладонью, и тут же чуть ли не над самой его головой будто бы лопнул огромный тугой бубен. Могучий звук отдался в Лефовых ушах злобной, стремительной болью; что-то дробно пролязгало по панцирю мертвого послушника, хлестнуло заслонившую наличник руку; а где-то неподалеку ударилось о землю грузное, мягкое (словно тюк кож свалился или мешок с песком)… И вдруг как ножом ледяным полоснул по сердцу тонкий надрывный плач.

Леф не мог забросить шар, как хотелось, – на середину помоста. В этом не было ничего зазорного. Сложно проявить меткость, лежа на спине под тяжкой панцирной тушей, да еще и торопясь как можно скорее избавиться от Фурстова подарочка, которому до собачьих крылышек, где грохнуть: среди врагов или в руке у зазевавшегося хозяина.