За стенами собачьего музея - читать онлайн книгу. Автор: Джонатан Кэрролл cтр.№ 61

На расстоянии нескольких футов я уловил исходящий от него легкий запах одеколона и пота. Под мышками на курте виднелись темные круги.

— Видите эти камни в камине? На что они, по-вашему, похожи?

— Ни на что. Просто камни. А я должен увидеть в них что-нибудь еще? — Ни тон его голоса, ни выражение лица не давали оснований думать, что он подначивает или испытывает меня.

Я вытащил из кармана блокнот, автоматический карандаш и сделал быстрый набросок. Линия, линия, линия, штриховка, диагональ, арка… Готово.

— Ну, а это на что похоже?

Он нагнулся, снял темные очки и принялся разглядывать рисунок.

— Похоже на… На эти же четыре булыжника, только опутанные проволокой. И еще какая-то арка. — Очки вернулись на место, он покрутил головой. — Когда долго путешествуешь, всегда ужасно затекает шея. В чем дело, Гарри, я что — дал неправильный ответ?

— Вы и вправду не видите здесь ничего другого? Прошу вас, только честно.

— Нет, ничего.

— Вы имеете какое-нибудь отношение к моему сегодняшнему приезду сюда?

— Нет, я думал, вы поедете прямо домой. А это что?

Разговаривая с ним, я перевернул страницу и снова стал рисовать. На второй рисунок у меня ушло добрых минут десять. Но дался он мне значительно легче, чем первый, поскольку я уже совершенно ясно и полно представлял, что должен изобразить. Меня беспокоил только вопрос о возможном влиянии на меня Хазенхюттля. Интересно, правду он говорит или нет? Был этот приезд в Санта-Барбару моим собственным решением, или кто-то физически и психически дергал меня за веревочки — Хазенхюттль или те, кто за ним стоит? Мне страшно хотелось, чтобы это оказалось не так! Я готов был примириться даже с тайной его появления, но только в том случае, если он появился откуда-то из-за меня самого, а не был послан Ими.

Мы сидели рядом среди царящего вокруг покоя и ароматов сумерек. Откуда-то из-за холма до нас время от времени доносились негромкие голоса и смех — Билл Розенберг и его подружка Викки жарили барбекю. Продолжая рисовать, я вспомнил свой последний приезд сюда с Биллом и Бронз Сидни.

— Вы что, так и будете ходить за мной по пятам до тех пор, пока я не закончу работу?

— Только если сами захотите. Вы же знаете, я могу приносить вам пользу, и довольно нешуточную. Я оторвался от рисунка и взглянул на него.

— Правда? И какую же?

— В основном, давать ответы на вопросы. Разумеется, в пределах допустимого.

— А я думал, вы здесь исключительно в качестве сторожевого пса.

— Не только. Я действительно могу помочь. Поверьте, будут моменты, когда вам обязательно потребуется моя помощь.

— Звучит довольно зловеще. Я-то думал, мое дело спроектировать здание.

— Так-то оно так, но у вас есть враги. Хассан был не совсем искренен, когда говорил, будто Ктулу наплевать, если музей построят не в Сару. Ему вовсе не наплевать.

— Ну вот. Взгляните-ка на это. — Я передал ему блокнот. Он снова снял очки и поднес рисунок к самому лицу. Мой дальнозоркий Надсмотрщик.

— Этого я не понимаю.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, я вижу, что это — здание, но не понимаю его.

— Дайте-ка сюда! — я выхватил у него блокнот. — Это Собачий музей.

— Допускаю. Но что поделаешь? Мне все равно этого не понять.

Зато Клэр поняла. На обратном пути в Лос-Анджелес (Хазенхюттля я с собой приглашать не стал) я позвонил ей сначала домой, а затем в магазин и, сообщив, что вернулся, спросил, как насчет совместного обеда? Она охотно согласилась и мы договорились встретиться попозже вечером. В Лос-Анджелесе нет такого понятия, как часы пик, поскольку оно подразумевает, что в какие-то определенные промежутки времени добраться из пункта А в пункт Б труднее всего. В Городе же Ангелов всегда один сплошной час пик, изредка прерывающийся относительными затишьями.

Домой я попал, когда уже совсем стемнело. Квартира, как всегда, выглядела заброшенной, и единственным живым существом, которое меня поприветствовало, был мигающий красный огонек на автоответчике, безмолвно настаивающий, чтобы я прослушал записанные им звонки. Представьте себе мое удивление, когда первым, что я услышал, нажав кнопку, было: «Гарри, ты козел! Эгоистичный, бесчувственный козел». Щелк. Голос Фанни Невилл. За этим следовал деловой звонок, а за ним: «И вот еще что: больше не звони мне, ладно? Даже не снимай трубку и не пытайся». Затем опять деловой звонок, потом: «Я только сейчас сообразила, что ты, наверное, злорадствуешь по поводу моих предыдущих звонков. Но это лишь доказывает, что в отношении тебя я совершенно права, ведь верно?»

Автоответчик отключился, но я еще некоторое время стоял над ним, недоуменно подняв брови. Наконец мой взгляд упал на стоящий у противоположной стены музыкальный центр, и я решил, что хорошая музыка, пожалуй, будет лучшим средством проветрить комнату от напущенного Фанни дыма.

Кумполу никогда не нравились собачьи игрушки, зато он просто обожал кости, они до сих пор валялись в нескольких стратегических местах на полу. Иногда, заскучав, он начинал бродить от одной к другой, погладывая понемножку каждую. Я с тяжелым чувством собрал их и бросил в корзину для бумаг. Нет больше Фанни. Нет больше Кумпола. Любовницы, любимцы и привычки — все покидало меня. Строительство Собачьего музея займет довольно долгое время, но что я буду делать потом? Вопрос о возврате к прежней работе вообще не стоял — воздух вокруг меня был буквально насыщен волшебством и вдохновением, и мне не терпелось посмотреть, что будет дальше, пусть даже это и означало бы столкновение с воинами Ктулу в Австрийских Альпах. Допустим, я и из этой стычки выйду живым, тогда еще интереснее, что произойдет потом.

Перестань биться головой об стену и пойди спокойно поужинай с Клэр — это, пожалуй, был лучший совет, который я дал сам себе за много дней. Рой Орбисон [70] заполнил гостиную, а Радклифф пошел и наполнил ванну.

Помимо аппетита четырехсотфунтового борца-сумоиста, Божественная мисс Стенсфилд обладала еще способностью не только выдерживать, но и наслаждаться любым, даже самой невероятной остроты соусом или блюдом. Я не раз становился свидетелем того, как она удивляла поваров-индусов, официантов-мексиканцев и подавальщиков-корейцев своим пристрастием к самым острым и жгучим блюдам, какие только им удавалось соорудить. Иногда я с внутренним трепетом заимствовал из ее тарелки крошечные кусочки и тут же едва не умирал от полыхающего во рту и во внутренностях пламени, которое она поглощала разве что с легким вздохом удовлетворения. Однажды я даже попросил ее показать мне язык, желая окончательно убедиться, что она не с другой планеты. Но язык оказался вполне нормальным, и единственным заключением, к которому мне оставалось придти, стало то, что некоторые с виду нежные создания способны питаться раскаленной лавой и получать при этом удовольствие. Может быть, нежность каким-то образом гасит пламя? Возможно, нежность души просто маскирует бушующий внутри огонь совсем иного рода, какие-то чудовищные адские костры? А может, я несу всякую чушь, а у нее просто стальной желудок.