Вольная Русь. Гетман из будущего - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Спесивцев cтр.№ 38

Единственное, что давало шанс на удачу – отсутствие шведских боевых кораблей. Их в недавней войне датчане почти полностью уничтожили или захватили, а вновь построенные или купленные у голландцев держались своих берегов. В случае удачи рейда на Гданьск предвиделось резкое усложнение обстановки для всех армий Швеции вне метрополии. От дополнительных поборов и самые надежные союзники взвоют, белокурым гуннам придется вести войну, рассчитывая только на трофеи. В случае неудачи для гетмана невелики потери – полторы тысячи сечевиков, пара колдунов да давным-давно ставший неудобным Срачкороб. Само собой, участниками рейда были только добровольцы: после разграбления Царьграда казаки с легкой душой подписывались на любые авантюры.

Не раз при обсуждении мелькало сожаление, что весной глупо и мечтать о плывущих на север хлебных насадах. Их время – конец лета и осень, а не весна, да и какая, казалось бы, может быть торговля у беспощадно разоряемого юга Польши с прочно оккупированным севером? Разве что шведы, недовывезенные осенью, трофеи вздумают по Висле сплавлять, на это шанс имелся. Про себя именно на них Сирко рассчитывал. Правда, в этом случае предстоял бой с охраной вывозимого имущества, который наверняка заметили бы и на берегу. Заметили и могли сообщить в Гданьск: опередить медленно сплавляющуюся посудину всаднику легко.

Эта встреча кардинально меняла ситуацию, позволяла выполнить задание без запредельного риска, поэтому не то что вслух, про себя радоваться наказной атаман не спешил – боялся спугнуть удачу, она, как известно, девка капризная.

Померяй кто характернику в этот момент температуру, частоту пульса и давление, то в двадцать первом веке его однозначно признали бы больным. Однако сам Иван об отвлечении на лечение даже помыслить не мог: казаку в походе приходится переносить все лишения, которые встретятся. Тех, кто не перенесет, бросят в море или прикопают. Он жаждал увидеть скрывшиеся за мыском силуэты зерновозов, неуклюжих и медленных, но массивных, основательных, вместительных – очень удобных для размещения примитивных пусковых устройств, причем привычного для охранников вида, никак не подозрительных для стражи Хлебного острова. Вслух вроде бы никто и не мечтал, а они вот плывут себе неспешно в нужном направлении. Впрочем, в других направлениях эти насады не ходили – делали их для одного путешествия, до Гданьска, где и разбирали на доски, также востребованный в порту товар.

Насады не растаяли в воздухе и не ускорили свой ход. Первый с прежней неспешностью продолжал свой путь по реке, а экипаж второго – видимо, совсем потеряв соображение от звуков казацких барабанов, задающих темп гребли, – при неуклюжей попытке свернуть круто к берегу развернулся боком к течению. Судя по метавшимся по польским судам фигуркам людей, вопреки античным свидетельствам, бог Пан не погиб, а и в семнадцатом веке от Рождества Христова способен был мутить разум нестойких или недостаточно храбрых мелодией своей флейты. Или характерники придали стуку казацких барабанов, далеко разносящемуся над поверхностью воды, сходное свойство?

Сирко решил атаковать насад, идущий первым, проскочив мимо совершенно потерявшего управление второго, оставив его для абордажа следующему за ним кораблю. Увидев проходящую в непосредственной близости запорожскую чайку, кто-то из экипажа развернувшегося поперек течения судна не выдержал и бросился в реку, пытаясь уйти от казаков вплавь. Учитывая температуру воды, это был, скорее всего, путь не к спасению, а на тот свет. Другой поляк продолжал бессмысленно метаться по судну, третий упал и забился с громкими криками на палубе… от происходящего зримо веяло ужасом и колдовством. Хотя в данном случае волшебство творили не характерники, а казацкая слава. Жутковатая, прямо скажем, для всех окрестных народов.

Передового насада древнегреческая мелодия тоже достигла, но на нем нашелся человек, сумевший противостоять ей и навести там хоть видимость порядка. Впрочем, у трех шляхтичей, размахивающих саблями, но благоразумно не стреляющих, и полутора десятка хлопов и мысли не возникло драться с лезущими с чайки сечевиками. Не стали попусту палить и пошедшие на абордаж казаки. Деловито залезли на высокую, по сравнению с чайкой, палубу, быстро рассредоточились по ней, попутно сгоняя застывших в безвольном ужасе хлопов на нос. Оружие те сами побросали, попыток сопротивляться не делали. Разве что кого-то из них пришлось приводить в чувство стусанами: бедолаги стояли, застыв от страха, и смогли передвигаться только после энергичного внешнего воздействия.

– Йа протест, – решительно выразил свое отношение к происходящему наиболее богато одетый человек на зерновозе на родном польском. Невысокий, зато весьма объемный, с огромным брюхом, тройным подбородком и обвисшими щеками, как у набившего защечные мешки хомяка. Даже благородная бледность это лицо не украшала, впрочем, она имелась на судне и у явных хлопов: один вид толпы до зубов вооруженных сечевиков способствовал подобному облагораживанию. Зеленый кунтуш, красные шаровары голландского сукна, выглядывающая из-под верхней одежды желтая шелковая рубаха, украшенные разноцветными камнями ножны булатной сабли и уверенность, с которой рука держала дорогое оружие, – все указывало на шляхетство и главенство этого человека здесь. Одетый в грязные, многократно чиненные тряпки, Сирко выглядел рядом с важным паном наглым оборванцем-попрошайкой, разве что сабля – в не менее дорогих ножнах – и револьвер, висевшие на поясе казака, вносили диссонанс в такое понимание происходящего. Характерник заметил не только бросающиеся в глаза детали, но и умный, волевой взгляд поляка.

– И против чего высокоповажный пан протестует? – Атаман спросил без малейшей издевки в голосе, не вынимая клинок из ножен и не хватаясь за револьвер.

– Це произвол. Се есть корабли ясновельможного пана Станислава Любомирского, коронного гетмана Речи Посполитой, вы не маете права… – без труда перешел поляк на русинский.

– У Речи Посполитой действует одно право – право сильного. У пана есть сомнения, що оно на моей стороне?

– Але…

– Нияких але. Ци корабли мне нужны. И я, атаман войска Запоризьского Иван Сирко, их реквизирую.

При звуках имени казацкого главаря лицо предводителя дрогнуло, видимо, до него дошла одна из баек о запорожских колдунах, в которой упоминался Сирко. Однако продолжить энергично и бессмысленно протестовать это шляхтичу не помешало.

– Це произвол. Не маете права. Я буду скаржиться (жаловаться) крулю.

– Маю, маю. В мене сабель больше, – откровенно ухмыльнулся характерник. – Та й высокоповажный пан не скажет, куда ци корабли плывуть?

Рука толстяка, сжимавшая саблю, побледнела, глазки сверкнули молниями из-под скрывших их почти совсем слоев жира. Отвечать на вопрос атамана ему не хотелось. Поставки продовольствия злейшим врагам могли серьезно ослабить положение Любомирских и фатально аукнуться ему самому.

– Так що никуда жаловаться нихто не буде. Прошу пана отдать мне саблю.

Стоявшие за спиной предводителя два более бедно одетых шляхтича дружно бросили свои куда более скромные клинки на палубу, а вот у него самого с этим возникла проблема: кисть руки не хотела расставаться с родовым оружием. Не способствовали успокоению доверенного лица Коронного гетмана и посыпавшиеся как из рога изобилия комментарии сечевиков в его адрес. Крайне неполиткорректные и невежливые. Уже предвкушавший допрос наверняка много знающего об интригах при польском дворе человека, Сирко с пониманием отнесся к трудностям пленника и подождал, пока тот смог наконец разжать кисть правой руки. Захват зерновозов прошел без крови, об утонувшем-таки незадачливом беглеце со второй баржи никто не вспомнил.