Вирикониум - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Джон Харрисон cтр.№ 73

И пошел дальше.

Архитектура подземелья оказалась странной и действовала угнетающе. Лестницы, многие из которых прогнулись под собственной тяжестью, упирались в причудливо украшенные декоративные арки или, к моему смущению, выводили на какую-нибудь висячую галерею, откуда я не мог найти выхода. У меня не возникало ощущения, что я нахожусь под землей; скорее казалось, что я наткнулся на некий пустой город или огромный заброшенный музей. В главном коридоре я увидел сотни дверей, ведущих в маленькие кубические каморки, и в каждой находился странный предмет высотой в человеческий рост. Обертка защищала эти предметы от разрушительного действия времени. Все покрывал слой пыли. В большинстве этих помещений и коридоров стояла темнота… но не тишина. Одни приборы тикали. Другие, внезапно очнувшись, начинали грохотать, когда я проходил мимо. И я испугался. Сейчас это кажется мне странным, но вскоре я понял, что сам создал большинство этих вещей… или, по крайней мере, собрал их здесь на случай неких непредвиденных обстоятельств, о которых теперь забыл.

В конце концов я достиг освещенной секции. Сначала был туннель длиной в сотню ярдов, где по стенам тянулись тусклые зеленые бусы; потом зал, залитый синим светом, который падал непонятно откуда. И наконец передо мной открылась целая анфилада, где было светло, как днем — и ее наполняли звуки летнего полдня, звуки, в которых слышался дремотный гул насекомых!

В этих залах, сияющих, как спинки жуков, мне довелось провести много лет. Здесь я столкнулся с самим собой… Только не стоит понимать буквально слово «столкновение»: это просто метафора. По большому счету, оно ничего мне не дало. Я так и остался загадкой для самого себя.

Однако кое-что мне открылось — это и привело меня к вам. Именно там я проклял чудовищное бремя бессмертия и роковую ловушку сострадания. Да, теперь я уверен, что бессмертен, хотя понятия не имею, где и когда началась моя жизнь. Я больше не считаю себя человеком. Но именно люди так долго удерживают меня здесь.

Итак, я вошел. Я устал и хотел есть. Залы наполняли сонмы блуждающих огней. Одни принимали форму колонн или размытых сфер, другие напоминали танцующих светляков. Мое беспокойство немедленно передалось им. Они мерцали в затхлом холодном воздухе, плавали вокруг меня, словно были чем-то взволнованны, и таинственно шептали электрическими голосами. Каждый из них был личиной той или иной машины. Одна могла слушать землю, другая — воздух; третья изучала звезды, и все отличались чуткостью, раздражительностью и любопытством чистокровной лошади. Бесконечное перемешивание, совершаемое подобно ритуалу, позволяло им обмениваться сведениями или — если того потребует ситуация — объединяться, многократно усиливая способность к восприятию, данную им изначально. Однако одна превосходила остальные — великолепная колонна цвета кости, более двадцати футов высотой. Поначалу в зале царил настоящий гвалт — помните, как бывает, когда ночью в зарослях ольхи поднимется ветер или внезапно разольется река? Но едва она обратилась ко мне, остальные немедленно смолкли, словно в знак уважения.

Я был потрясен: машина говорила моим голосом. Она утверждала, что действительно имеет превосходство над остальными, поскольку является хранителем моей памяти. Человеческий мозг, как вы понимаете, слишком мал, чтобы вместить воспоминания многих лет. Они тускнеют или стираются, когда вас в очередной раз охватывает безумие и отвращение к самому себе. Прежде чем это произойдет, все лучшее необходимо отправить в своего рода хранилище. Удача — а может быть, некое внутреннее чувство — примерно раз в сто лет приводит меня в эту комнату, чтобы я мог освободиться от своего бремени. В этой светящейся колонне цвета слоновой кости живут сжатые отрывки всех моих прошлых «я» — это похоже на груду глиняных черепков под фундаментом старого дома. Я с ужасом узнавал их… и с каким ужасом с тех пор вспоминаю, как это происходило! Но мой ужас — ничто по сравнению с тем страданием, что я испытывал все эти годы перед лицом собственного несовершенства. Больше десяти тысяч лет эта машина обитала под эстуарием — и теперь в ее памяти появились пробелы! В ней что-то разладилось. Я тоже не раз терял воспоминания, не успев их передать; кажется, кое-что было стерто преднамеренно. Там пропали десятилетия, здесь целые века… пропали, словно их и не было. В начале записи если, конечно, это действительно начало — остались только дразнящие проблески, туманные намеки на существование целой эпохи; весь остальной промежуток по продолжительности превосходит ее лишь вдвое! То, что осталось, похоже на гобелен, ветхий от старости, весь в дырах. Некоторые куски я вырвал сам в припадках старческого гнева… и теперь обречен вечно глядеть сквозь эти прорехи в безбрежную пустоту. В каждом новом воплощении мне приходится заново учиться управлять машинами. Это нетрудно. Но понять в конце концов, с какой целью я вообще здесь нахожусь…

Я могу устроить смотр десяткам тысяч лет, но у меня нет иной личности, кроме той, что удается слепить из крох, собранных в течение одного своего воплощения. В общем, я — лишь то, что вы уже видели прежде. Просто старик, который забрел в Город из прошлого…

Годы, проведенные в той пещере, иссушили меня, они горят в моей памяти, как клеймо! Машины с их странными огнями и голосами, похожими на шорох мертвых листьев; затхлый воздух подземелья; буйство Прошлого… Я видел его в окнах, возникавших в пустом воздухе по моему приказу!.. Я видел себя — одновременно с разных сторон — с простертыми руками, в новом одеянии, я говорил с толпой, я наблюдал за своим первым неуклюжим созданием, следил, как оно кружит над водами. Я видел Послеполуденный мир с его безумием, о котором не буду говорить. Я узнал его… но так и не узнал, кто я или что; мне удавалось лишь слепить из туманных подсказок мимолетный образ, воспоминание, которое ускользает, едва обретя очертания. Хуже другое: с годами моя нынешняя память начинает мне изменять. Я сомневаюсь даже в собственном имени. Скоро окажется, что я с трудом могу вспомнить, почему должен объяснять все это вам… или самому себе. Надвигается пустота.

Не жалейте меня, моя госпожа. Я довольно жалел себя.

Шли месяцы. Я узнавал. Машины заботились обо мне. Они охотно доверяли мне свои тайны. Долгими безнадежными ночами я искал свое отражение в кривых зеркалах прошлого, а днем учился задавать вопросы нынешнему миру. Я стал неопытным ухом, припадающим к тишине, которая воцарилась на Земле, когда кончилась Послеполуденная эпоха. Где прежде пел только воздух, теперь раздавался тонкий электрический шум моих приборов, похожий на плач мертвых детей. Когда Гробец-карлик обезоружил главный мозг в Малой Ржавой пустыне, я услышал это — возможно, ненароком. В моей пещере мерцали огни. И вдруг по всей империи начали гаснуть созвездия сигналов: Чемозит догорали, как погребальные свечи. Позже я наблюдал за его победным маршем по континенту — Эльстат Фальтор был с ним. Они шли от склепа к склепу, пробуждая Рожденных заново. Некоторое время эфир наполняли голоса. Потом, когда трагедия стала очевидной и комплексы возрождения начали закрываться один за другим, снова наступила тишина.

Так продолжалось долго. И вдруг, десять или одиннадцать лет назад я впервые услышал то, что привело меня сюда.