Чувствуя, что ноги вот-вот откажутся держать его, Жак поднялся на крыльцо и постучал старомодным молоточком по звонкой серебряной пластине. На видеокамере, прикрученной справа от дверей, загорелся красный огонек. Хозяева внимательно рассматривали непрошеного ночного гостя, дерзнувшего потревожить безмятежность их уютного очага. Сообразив, что своим внешним видом он сильно смахивает на мертвяка, король повернулся лицом к объективу и криво улыбнулся. За дверью послышались шаркающие шаги и скрип многочисленных засовов. «Всё-таки приятно, когда твоя рожа известна каждой собаке», – порадовался Жак.
Дверь открылась не на всю ширину. Распахнуть ее дальше мешала специальная цепочка. Даже в своем теперешнем плачевном состоянии Жак мог бы порвать ее одним движением, но он не стал этого делать. Нельзя быть грубым, когда собираешься просить о помощи.
Сквозь узкую щель он увидел морщинистое лицо миниатюрной старушки. Ее подслеповатые глазки смотрели с испуганной доброжелательностью.
– Какая беда заставила вас постучать в наш дом, ваше величество? – тихо спросила она.
«Чертова ведьма, ты разве не видишь, что я сейчас подохну?» – подумал Жак.
– Я ранен, хозяйка. Боюсь, мне самому не дойти до дворца, – смиренно произнес он.
Звякнула цепочка, и дверь распахнулась. Старушка не задумываясь, подставила королю свое хрупкое плечико, и Жак, краснея от смущения, оперся на него.
– Тяжелые времена настали, – кряхтела хозяйка, ведя короля в глубь дома. – Раненые короли шатаются по улицам без охраны и молят о милости добрых людей. Раньше такого не было. Я уж грешным делом подумала, не мертвяк ли к нам заявился. И говор у вас невнятный, но на мертвячий не похож.
«Еще одно слово, и я сломаю твою вставную челюсть!» – едва не вырвалось у Жака, но он сдержал себя. Король очень неуютно чувствовал себя в роли бессильного младенца. Хозяйка привела его в маленькую чистую комнату без окон. Вполне обычная обстановка для жилища обедневшего вельможи или отставного оруженосца. К стене прикручен экран телевизора. Древнего, как обитательница этого дома. Когда-то на Эстее работало телевидение. Жак уже не помнил те славные времена. Однако в некоторых домах телевизионные приемники хранили как фамильные реликвии.
В углу на нефритовой подставке восседала статуэтка древнего племенного божка Борго. Четверорукий двуполый монстрик с головой крокодила строго смотрел на всех входящих в комнату, словно прикидывая в уме, достаточно ли они нагрешили в своей жизни, чтобы он с полным правом мог выгрызть им печень после смерти.
Старушка усадила короля на диван с вытертой до глянцевого блеска бархатной обивкой. Облокотившись на мягкую спинку и расслабив напряженные мышцы, Жак почувствовал себя немного лучше. Рядышком на столике с витыми ножками стоял телефон. Король потянулся к трубке. Гудка не было.
– Мы отключили его. Очень дорого стоит, – посетовала хозяйка.
Жак хлопнул себя по лбу и сморщился от боли. Он попал разбитой рукой по огромной шишке. Ну и поделом! Как можно было забыть, что у него на поясе висит рация? Еще на улице он мог связаться с гарнизонным начальством и вызвать патруль. Тогда бы не пришлось беспокоить старую женщину.
Рация развалилась на куски прямо у него в руке. Где и как он ее разбил, Жак уже не помнил, да это и не имело значения. Придется просидеть на этом диване до утра, скрипя зубами от боли и мечтая об ампуле болеутолителя.
В комнату заглянул старик. По-видимому, муж хозяйки дома. А может быть, и брат. Во всяком случае, ровесник. У него было такое же морщинистое лицо, как у нее, и весь он был сухой и сгорбленный. Только копна седых волос и остатки былой стати давали возможность представить, каким великолепным телосложением он обладал и молодости.
– Посиди с гостем, я схожу за водой и лекарствами, – сказала старушка, поспешно удаляясь.
Дедок осторожно, будто опасаясь ночного гостя, вошел в комнату и присел на краешек кресла, уютно придвинутого к торшеру.
– Не люблю Тиноров, – доверительно сообщил старик.
– Гаденькая династия, – согласился Жак, с удовольствием наблюдая за тем, как вытягивается лицо хозяина дома. – Душновато здесь у вас. Не мешало бы проветрить.
– И эти слова я слышу от самого короля? – высокопарно вопросил старик. – Не ожидал.
– Я четвертый клон, – объяснил Жак, извлекая кинжал из-за отворота сапога.
– Какая разница?
– Четвертый клон всегда воспитывался таким образом, чтобы его характер максимально отличался от характера остальных братьев, – король закусил губу и вспорол рукав рубашки. На локоть было страшно смотреть, но сустав, кажется, уцелел.
– Тогда вы должны понимать, во что ваша дурная семейка клонов превратила планету? – с надеждой в голосе поинтересовался настырный старикан.
– Угу, – промычал Жак и через голову стянул остатки рубашки. – Ничего себе!
С живота была содрана почти половина кожи. Наверное, зацепился, когда прыгал в пролом.
– Бесконечная война, нищее бесправное крестьянство, глупая и жестокая аристократия, – хозяин нудным голосом перечислял грехи правящего режима.
– Я в курсе, – отмахнулся король, размышляя, стоит ли ему расправиться со своими штанами точно так же, как он поступил с рубахой. Или лучше до утра оставить всё как есть, с тем, чтобы потом поручить свои раны толковым врачам.
– Так прекратите это безобразие! – Старик вскочил и хлопнул ладошкой по столику. – Если вы в курсе!
– Послушайте, уважаемый, – Жак неосознанно направил лезвие кинжала на хозяина дома. Тот испуганно попятился. Заметив это, король смущенно спрятал оружие. – Ну так вот, уважаемый, – продолжил он уже тише. – Я на троне совсем недавно. Еще и недели не прошло. И я прекрасно осведомлен обо всех глупостях, которые клонируются на нашей планете из поколения в поколение, но до сих пор у меня не было никакой возможности их исправить.
– Теперь вы король! – Старик капризно поджал губы. – Мы можем надеяться, что вы прекратите наконец войну, дадите свободу людям и передадите власть парламенту?
– Мало стать королем, важно им остаться. Только тогда у меня появится шанс что-то изменить. Сегодня, например, я весь день занимаюсь спасением собственной шкуры. Дайте мне немного отдышаться и…
Вернулась хозяйка дома. Перед собой она катила тележку, уставленную склянками с лекарствами и мисками с водой. Жак устало закрыл глаза и доверился добрым рукам старой женщины. Ее прикосновения удивительным образом не причиняли боли, даже когда он промывала открытые раны и глубокие ожоги. В воздухе распространился запах спирта и обезболивающих аэрозолей. Жидкий бинт, шипя и пузырясь, впитался в плоть. Завтра он превратится в свежую розовую кожу. Боль уходила без следа. Словно ядовитая влага физических страданий впитывалась в песок забвения. Боясь заснуть, Жак разомкнул веки и благодарно посмотрел на старушку.