Шестерки сатаны - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Влодавец

— Капрал, мы его доставили, — доложил Варан. — Посмотришь?

— Только через щелочку, боюсь испугаться. Сам выбирал или кто посоветовал?

— Считай, что сам. Об ответственности за подбор предупрежден. О мерах взыскания — догадываюсь.

— Это приятно. Ты вообще очень повзрослел, как мне кажется, за прошедшие годы. Мне тут пояснили, что ты, оказывается, уже на прямой связи работаешь? Быстро подняли, однако. Покойный Джек четыре года до этого подрастал.

— Не знаю такого. Я сам за себя. Между прочим, никто еще не жаловался.

— Это я догадываюсь. Ладно, показывай своего кадра так, чтоб он меня не видел.

Конечно, Варан меня ни к какой щелочке или дверному глазку не повел — не то время, как-никак XX век на финише. Телевизор включил какой-то — и пожалуйста, любуйся гражданином во всей красе. Если, конечно, это можно назвать «красой». Поскольку протеже Варана «красивым» мог показаться только жуткому сюрреалисту.

Сказать проще, Варан со товарищи раздобыли стопроцентного бомжа. То есть представителя славного интернационального племени люмпен-пролетариев, которые уже и цепи потеряли, и остатки человеческого облика.

Однако и при социализме эти самые бомжи появлялись как-то сами собой, без посредства ЦРУ, и при переходе к рынку их размножение началось тоже спонтанно, а не благодаря вредительской акции бывшего КГБ. Впрочем, ежели взять более древнюю историю, то бомжи на Руси были всегда. В незапамятные времена, как мне как-то раз поведал отец, таких ребят называли бродниками, попозже — бродягами и босяками, к которым, например, одно время относился небезызвестный Максим Горький.

В общем и целом, Варан привел мне на погляд типичного представителя этой древней профессии, которые при всех режимах и общественных формациях считались отбросами цивилизации. Подразумевалось, что их надо держать минимум за 100 километров от Москвы, на том самом знаменитом 101-м, где, как полагали соответствующие органы, наличие оборванцев уже не может бросить тень на достижения династии Романовых и Петра Аркадьевича Столыпина, потом — на завоевания КПСС и Советского государства, ну а теперь — на успехи демократии и рыночной экономики.

Впрочем, хватит истории. В конце концов, Варан и его ребята привели мне бомжа не в качестве музейного экспоната или объекта социологических исследований, а для вполне конкретного дела. Сейчас мне предстояло принять довольно ответственное решение. От этого решения зависело прежде всего, будет ли этот бомж продолжать свое существование еще пару дней или накроется медным тазом уже сегодня к вечеру. Если я скажу «нет», то Варан спровадит нашего нового знакомого в топку кочегарки, а то, что останется, разотрет в порошок шаровой шлакодробилкой. Если скажу «да», то господин бомж превратится в одноразового киллера, который должен будет сделать одно небольшое, но гнусное дело, после чего опять же исчезнет совершенно бесследно и начисто. Неприятно, но я решал не то, будет ли этот почти человек жить, а лишь то, когда и каким образом он умрет.

Конечно, духан, шедший от кандидата в покойники, по телевизору не передавался, за что я, естественно, претензий предъявлять не собирался. Но о том, что таковой имеет место, можно было судить по поведению Бето, находившегося вместе с бомжем в одном помещении. Бедный парень то и дело морщился, отворачивался, делал глубокие вдохи и еще более глубокие выдохи. По собственному опыту я знал, что после трех-пяти минут нахождения с бомжем в одном помещении у нормального человека появляется нервный зуд на коже, охватывает горячее желание вымыться с ног до головы, обработать себя чем-нибудь дезинфицирующим и даже сделать какую-нибудь профилактическую прививку.

На вид этому начавшему лысеть и седеть мужику, можно было прикинуть далеко за полста. Морщин у него было на все 60 с гаком. Нос приплюснутый, малиновый, весь в каких-то пупырышках или, наоборот, дырочках. Пасть огромная, щербатая, уцелевшие зубы даже не желтые, а коричневые и черные. А вообще его рожа была чисто обезьянья, очень похожая на те, которые бывают у некоторых умных орангутангов. Возрастных таких, долго поживших, но так и недоразвившихся до homo sapiens. Человеки такими становятся только на пороге глубокой старости и подступающего маразма, годам к 90, если доживают, конечно.

— Ну что, хмырь, знакомиться будем? — спросил Бето.

— Будем, — ответил бомж, протягивая свою темно-бурую, в три слоя заросшую грязью лапу.

— Спасибо, — вежливо отстранился Бето, — ручкаться мне с тобой без надобности. Лучше скажи просто, как тебя зовут? Меня, например, зовут Костя, а тебя?

— По паспорту? — спросил орангутанг, удивительно по-обезьяньи почесав лоб.

Это и обнадеживало, и настораживало. Если этот мужичок еще помнил насчет того, что существуют паспорта, то не был полным дебилом. С другой стороны, он вполне мог и вовсе иметь здравый ум и трезвую память, что тоже не позволяло его считать пригодным кадром.

— А у тебя и паспорт есть? — недоверчиво поинтересовался Бето.

— Был, — кивнул тот, — только я его потерял… А закурить не будет, начальник?

— На. — Бето выдернул из пачки сигарету и подал бомжу.

— Спасибо. Огоньку тоже, если можно. Бето подпалил сигарету, бомж глубоко затянулся, едва не искурив «мальборину» в одну затяжку до фильтра.

— Ну, паспорт ты потерял, — вернулся к теме разговора Бето, — а как звали-то, не забыл?

— Тимофеев Иван Петрович, — гордо ответил бомж.

— Год рождения?

— Тысяча девятьсот сорок восьмой. 6 июля родился.

— А где?

— В Саратове.

— В самом городе или в области?

— В самом городе.

— Долго там жил?

— Долго.

— Улицу, номер дома помнишь?

Бомж наморщил лоб, не то действительно вспоминая, не то делая вид, что вспоминает.

— Как вы вообще на него вышли? — спросил я у Варана, воспользовавшись паузой. — Или первого попавшегося сцапали?

— Зачем первого попавшегося? — обиделся тот. — Все культурно. Посадили Чупу принимать посуду на недельку, с задачей по ходу дела приглядеть подходящего. Ну, она вот этого и присмотрела. Сегодня прибрали его, под видом ментов…

В это время гражданин Тимофеев, или как его там, соизволил прекратить мучительные воспоминания и произнести:

— Забыл. Улицу помню, Чернышевского, кажется, а дом забыл, на фиг.

— Родителей как звали? — спросил Бето.

— Отца не знаю, не было. А мать — Валентина Петровна. У меня отчество по деду.