Юродивая - читать онлайн книгу. Автор: Елена Крюкова cтр.№ 74

— Вот катится шар, обняли кольца его… катится в черноте, в ночи!.. рисую его тебе слева от пупка, чтобы богатство было, чтобы ты вся в золотых кольцах ходила… а ниже, к развилке ног, рисую тебе зверя ру, чтобы зверь ру дал тебе судороги своих неистовых желаний… а под ребрами, на груди, во всю землю живота, над ключицами, на шее и бедрах я нарисую тебе все живое и мертвое, что населяет Верхний, Средний и Нижний Миры. Оле хо ра!

Кровавая лапа чертила узоры. Ксения застонала. Она лежала…клейкие веки, скрипит от боли шея. Не повернуть голову. Не осмотреться… глаза, яркие синие белки, с трудом развернулись, пошли по планетным орбитам. Лежала… на шкуре мохнатого зверя; шкура была свежевыделанной, от нее пахло сукровицей и салом. Распластанные комки, то, что было некогда зверьими лапами, — черные; брюхо наполовину черное, наполовину белое; башка белая; в подлобье горели ненастоящие, из цветного стекла радужки. Ксения нащупала пальцами огромные загнутые когти. Медведь? Почему такой диковинной расцветки? Кто эта пугающая баба в кожаном балахоне, с висящими на груди на веревках шарами из зеленых, черных и синих непрозрачных камней, похожими на маленькие луны, что корябает ей по животу и голой груди отрубленной птичьей лапой, обмакнутой в кровь ее, в новую рану ее? Бормотанье женщины переходило в свист, в шип, в птичий клекот. Она рычала зверем. Она взвизгивала, как покинутый щенок волка. Она знала много наречий без единого слова.

— Кто ты? — еле слышно вышептала Ксения. — Почему я голая лежу?.. где моя одежда?.. Где я?..

— Тс-с-с-с… я Сульфа, — ответила женщина, наклонилась над Ксенией еще ниже и полоснула лезвием ей по губам. Когда брызнула кровь она припала губами к губам лежащей.

— Вот мы с тобой и покровились, и породнились, — прошептала; она говорила на незнакомом языке, но Ксения без труда ее понимала. — Отметина у тебя на всю жизнь останется.

— Я… на Зимней Войне?… — Труд восстановленной речи, выталкиваемых из себя с натугой слов измучил Ксению. — Дай мне… пить, прошу тебя…

Раскровяненные губы ворочались тяжко, как звездный ствол вокруг Полярного Кола. Женщина усмехнулась, взяла в пальцы один из каменных шаров, висевших у нее на груди на ремнях и веревках, и сунула Ксении в рот.

— Вот, высасывай из него лунное молоко, сок миров, — сказала, смеясь, отирая со щек Ксении кровь. — На всю жизнь напьешься. Больше ничего не захочешь. Ни воды. Ни вина. Ты в горах. Война идет. Ты жива. Я с тобой.

— Кто ты?..

Женщина встала, выпрямилась горделиво, подняла балахон, заголив грудь и живот. Ксения увидела, что все тело ее было расписано темными, лиловыми и кровавыми узорами, живая жизнь шла и цвела на ее теле, бились о берег прибои древних морей, шли стада буйволов на водопой, катались по снегу медведи в любовной схватке, и кочевники с волосами, летящими по ветру, скакали на низкорослых кривоногих лошаденках по шевелящейся тонким, паутинным ковылем степи, и голая девочка плакала над застреленным отцом, а танки на Зимней Войне все грохотали и надвигались, давя под гусеницами все любящее и любимое; и летали в чащобах гигантские махаоны и резвые колибри величиной с наперсток, и жестокие белые люди отлавливали их сачками и делали из них крохотные чучела, чтобы украсить ими Рождественскую ель; и текли, разливались по нагому женскому телу широкие реки, желтые и красные, прорезали в горах каньоны, гладили белыми замерзшими руками плечи и лопатки беспощадных равнин, сонные пески, вздыбленную шерсть тайги; и летели над реками дикие птицы с размахом беспобедных крыльев, и вместе с птицами летели ангелы, держась за птичьи хвосты, и играли в реках и морях рыбы неописуемой величины, выметывая белую снеговую икру, из которой рождались Солнце и звезды; а может, это были не рыбы, а горы, где гремели выстрелы и взрывы, где лежала на шкуре горного медведя голая Ксения, глядела на мир, нарисованный на теле голой бабы, спасшей ее, и вдруг все рисунки задвигались, зашевелились, надвинулись грозно, стали то темнеть, то вспыхивать ослепляюще, могуче, и смуглое тело женщины задергалось в такт чудовищной мировой пляске.

Она обнажила в зловещей хищной улыбке зубы. Клыки были выкрашены в черный цвет.

— Я Сульфа, — прорычала, и тотчас лицо ее превратилось в морду огнеглазого тигра, когда он глядит в просвет меж лиственничных ветвей в зимней тайге. Я шаманка. Я спасла свою сестру. Ты тоже шаманка, я знаю. Ты сама не знаешь об этом. Я была там, когда вырос взрыв до неба. Мне звезды сказали. Я поила тебя кровью росомахи, чтобы ты ожила. Я сажала тебе на грудь птенца орла. Ты лежала, не дышала. Тогда, чтобы оживить тебя, я легла на тебя. Я раздвинула тебе ноги и воткнула в тебя черный гладко обточенный сук железного дерева, толстый и длинный. Я проткнула твою землю и достала до твоего неба. Я разорвала и сожгла остатки твоей одежды. Мои соски касались твоих сосков. Я проткнула твое небо и вышла с изнанки твоего мира. Достигнув твоей свободы, я стала безостановочно целовать черным деревом твою свободу. Я плясала в твоей свободе, целовала ее непрерывно, и я бросала охотничье копье, мне хотелось проткнуть испод твоего мира насквозь и посмотреть, что будет дальше. Я хотела видеть, как ты оживешь. Копье, брошенное мной в тебя, коснулось точки жизни, Где Все Родилось. Ты закричала и ожила, и твой лоб покрылся росой. Я облизала твои брови и поцеловала тебе обе ладони, чтобы ты хорошо хваталась жизнь, крепко держала. Но ты не открывала глаз. Ты открыла глаза только сегодня. В танце родились миры. В танце родились мы с тобой. Мне звезды сказали, что ты танцевала на Зимней Войне для солдат, и сложились в узор, показывающий твой танец. Ты не умеешь. Я тебя научу. Я научу тебя всему. Я Сульфа.

Она опустила кожаный подол, пляска мира прекратилась; бесшумно исчезла и тут же вернулась, принеся Ксении еду. Это были кедровые шишки, крупные, с голову ребенка. Сульфа давила орешки пальцами и вкладывала мякоть Ксении в рот. Потом снова милостиво поднесла к губам Ксении белую каменную Луну.

— Ай-Каган, — сказала Сульфа, кивая на круглый белый камень, — царица ночи Ай-Каган. Это ты в будущем, взятая на небо. Я сделаю так, чтобы ты стала ею. Ты выкатишься на небо. Под твое молоко будут подставлять руки и рты. А твое белое лицо будет мертвым. Серебряным и костяным. Ты не сможешь улыбаться. Плакать. Целоваться. Шептать. Петь. Ты будешь вечно глядеть белым каменным лицом вниз, на землю. А тебе будут молиться. Будут кричать тебе: царица ночи, Ай-Каган, помоги мне в родах!.. а мне — в охоте!.. А мне — царем стать!.. вождем!.. а мне — врага убить!.. а мне любимую на грудь привлечь!.. и ты ничего не сможешь сделать для них, круглая, каменная и мертвая, а они все будут верить, бедные, что ты все сможешь. Довольна ли ты своим будущим?

— Нет, — с усилием выдохнула Ксения. Ей казалось, что она вышла из своего тела, медленно летела, кружилась над ним, осматривала бессильное тело свое со всех сторон.

— А если нет — живи здесь и сейчас. Здесь и сейчас, слышишь?! Живи в себе. Живи во всех… Я научу тебя жить внутри зверей. Я научу тебя замыкать на себе самой кольцо любви. Я отправлю тебя туда, где ты жила раньше. Я сделаю тебя тем, кем ты была прежде. Ты будешь мне благодарна.