Им помогали силы Тьмы - читать онлайн книгу. Автор: Деннис Уитли cтр.№ 28

Но, кажется, мозги прочищаются. Он вспоминает, как на него свалилось вырванное с корнем огромное дерево и придавило его. События минувшей ночи нахлынули на Грегори.

Довольно продолжительное время он пролежал в коматозном состоянии. Потом очнулся. Его привела в чувство мысль о том, что, несмотря на то что при налете, должно быть, погибли сотни людей, рано или поздно солдаты охраны, бросившиеся за ним в погоню и нашедшие его, вернутся, чтобы либо забрать на допрос, либо, если он к тому времени умрет, похоронить. Нет, это у вас, господа нацисты, не получится! Не желаю подвергаться пыткам ваших умелых палачей! Надо постараться убежать — ха! убежишь тут! — отползти подальше от этого места, прежде чем они за ним придут.

Отлежавшись в канаве, он вроде бы восстановил силенки, чтобы приподняться на локтях и оглянуться вокруг. Но боль не заставила себя ждать: его прострелило от левого бедра до затылка. Со стоном он откинулся на спину, потом перевернулся на грудь. Руки работали, правая нога — тоже, зато левая лежала мертвым грузом, вся раскаленная исступленно пульсирующей болью. Схватившись за корень, он подтянулся, встал на правое колено и стряхнул с себя листву и дерн. Фут за футом, дважды потеряв по дороге сознание, он прополз больше двадцати футов в сторону опушки, где кончались деревья. Отдышавшись, он огляделся и увидел невдалеке деревушку с церковью, высившейся посредине, в которой, к глубокому изумлению, опознал кирху в деревне Креслин.

Он не мог даже представить, каким это образом он смог перебраться через пролив, отделяющий Пенемюнде от побережья Большой земли. Никакой охранник его сюда, разумеется не потащил бы. А может, ему только почудилось в бреду, что его кто-то нес, может, его подсознательная воля к жизни заставила выкарабкаться из-под упавшего дерева, проковылять через рощу и выбраться всеми правдами-неправдами, пользуясь всеобщей неразберихой, вызванной налетом, потом переправиться на другой берег? Да нет же, чушь какая! Это с переломанной-то ногой?

Некоторое время его осатаневший от боли мозг отказывался дать ответ на мучившую его загадку, потом он решил, что немецкие протестантские кирхи обычно мало чем отличаются одна от другой. Наверно, это кирха не в Креслине, а в Пенемюнде — только он ее не видел раньше.

На протяжении всего дня он несколько раз надолго полностью отключался. А когда приходил в себя, то тщетно пытался сквозь багровую мглу, которой боль застилала сознание, обдумать какие-то шаги, с помощью которых он бы мог выжить. Но все в конечном счете сводилось к одному: если ему не удастся получить помощь со стороны, если его кто-то не обнаружит, смерть — единственно возможный финал для него в этой отчаянной ситуации.

На землю спустились сумерки, за ними пришла и ночь. Сколько он пролежал в непроглядной тьме, Грегори не знал, но вдруг он заметил приближающийся луч фонарика, мелькающий среди деревьев. Его уже давно мучила невыносимая жажда. И теперь, рискуя попасть в руки нацистских палачей, он был вынужден слабым хриплым голосом позвать на помощь — кто бы это ни был.

Он услышал приближающиеся торопливые шаги, затем незнакомый голос крикнул по-немецки:

— Вот он! Нашел! Несите сюда гроб.

С этими словами говоривший нагнулся к Грегори, засунул обе руки ему под мышки и приподнял. От внезапной и ошеломляющей по остроте боли Грегори опять потерял сознание.

Когда он снова очнулся, то обнаружил, что вокруг непроглядная тьма. На этот раз воспоминания о предыдущих событиях вернулись к нему сразу же. Нашедший его в рощице человек крикнул кому-то, чтобы принесли гроб. Гроб?! Он пощупал руками по сторонам и понял, что лежит в гробу, и со вздохом облегчения сообразил по толчкам и ухабам, в которые гроб то и дело проваливался, что его все же не похоронили заживо, а куда-то везут. Куда?

Охваченный паникой при мысли о том, что он себя выдал, позвав на помощь, и негодяи-гестаповцы теперь, возможно, закопают его заживо, он стиснул кулаки и стал колотить ими по крышке гроба, кричать, невзирая на усилившиеся боли, требовать, чтобы его выпустили.

Крышка гроба, оказывается, не была заколочена и сдвинулась. Но его слабые крики никто не расслышал, и он опять отключился. Когда через несколько мгновений он пришел в себя, то принялся размышлять над таинственными происшествиями ночи. Пускай, когда он потерял сознание, когда его приподнимали, его приняли за отдающего концы, и вот вроде и отдавшего. Пускай его везут на кладбище, чтобы похоронить по-человечески. Но зачем это немцам? У них же столько своих непохороненных в результате налета бомбардировщиков?

Хотя… Ведь на нем форма майора германского вермахта. В таком случае он несомненно заслуживает того, чтобы быть похороненным по-людски, как полагается. Тогда, чем черт не шутит, может, у него еще и будет шанс «воскреснуть» там, на кладбище и — чего доброго — попасть в госпиталь?

После долгого и показавшегося ему бесконечным путешествия они остановились. Он услышал шум приближающихся шагов, потом гулкие шаги по доскам уже около гроба, затем крышка поднялась. Смутно он осознавал, что все еще ночь, потому что в лицо ему посветили факелом, ослепляя и не позволяя видеть наклонившееся над ним лицо. В гробу было душно и жарко, прохладный воздух освежил его. Кто-то под китель засунул ладонь и послушал, бьется ли сердце. Затем хриплый голос произнес:

— Слава Пречистой Деве! Он выдержал путешествие.

В какой-то другой ситуации, при нормальных обстоятельствах, он бы поклялся, что голос принадлежит Купоровичу, но сейчас он не знал, что и думать. Незнакомый человек поднял его правую руку, и при свете факела он увидел, что правый рукав кителя оторван. Он почувствовал укол шприца и почти мгновенно погрузился в забытье. На протяжении довольно долгого времени на какие-то мгновения выходя из наркотического дурмана, он невнятно сознавал, что кричит и бьется в горячке, пока милосердный укол не отправлял его снова в пустоту и бесчувственность. Когда же он наконец, открыв глаза, почувствовал, что находится в трезвом уме и твердом рассудке, понял, что лежит в постели, в комнате со сводчатым потолком и каменными стенами. Слабым движением он поднял руку, и кто-то сидящий рядом с его постелью пошевелился, Грегори увидел, что это Купорович.

— Итак, друг сердечный, ты опять пришел в сознание, — пробормотал участливо русский. — Хвала Святому Николаю Угоднику и всем святым — тоже хвала. Я за последнюю неделю уже не раз подумывал, что ты вот-вот загнешься, но теперь, кажется, выкарабкиваешься.

Грегори силился ответить, но с его уст срывалось лишь неразборчивое мычание. Вдруг его пронзила острая боль — от левого бедра к сердцу. Купорович заботливо приподнял ему голову, дал попить и сделал еще один укол наркотика.

За три последующих дня, в короткие промежутки бодрствования, по мере того как его способность к восприятию окружающей действительности постепенно возрастала, Грегори неизменно видел Купоровича дежурившим у постели. От него он узнал о том, как развивались события после бомбовой атаки на Пенемюнде в тот роковой день 17 августа.

Купорович услышал крик, обернулся и в тот же миг увидел, как на Грегори обрушилось дерево. Только такой силач, как Купорович, мог освободить Грегори из-под толстенного бревна. Выяснив, что друг еще жив, Купорович понес его обратно к берегу, но, не доходя до калитки с постом, свернул в сторону и так никем не замеченный притащил в лесопосадку, отгораживавшую внутреннюю часть острова от берега пролива. Когда начался отлив, Купорович на спине перенес Грегори через брод в рощицу неподалеку от деревни Креслин.