Семь храмов - читать онлайн книгу. Автор: Милош Урбан cтр.№ 57

Пока возле Аполлинария собирался караван, состоявший из пар лошадей — на одной сидел рыцарь, другая была нагружена кладью — а также из красных, синих и белых носилок и длинных, доверху нагруженных телег о четырех, шести или восьми колесах, всадник пустил коня легкой рысью и под удивленными взглядами присутствующих решительно проехал через сад и виноградник к тому месту, где тропинка резко шла вниз: там, под крутым обрывом, стоял новый монастырь сервитов [50] «На Слупи», в котором еще работали плотники. Человек потянул за поводья и наклонил голову; казалось, он прислушивается. Наверное, ветер донес до него равномерный стук из недр нашего храма. Вид у знатного господина был заинтересованный. Он понудил коня скакать галопом.

Каменотес, который с самого утра трудился прямо подо мною, ничего не заметил. Всадник приблизился к нему сзади, с улыбкой на иссеченном шрамами лице заглянул ему через плечо и неторопливо, уверенным, хотя и осторожным движением высвободил ноги из стремян и ступил наземь. Он сделал несколько шажков — сильно хромая. Если бы не заржавший конь, каменотес не заметил бы его появления. А так он поднял глаза — и тут же угодил молотком себе по пальцу. Я видел, как заволновалась толпа, наблюдавшая за происходящим с другого холма. Горбун удовлетворенно улыбнулся, помедлил, опять прислушался к звукам, доносившимся из храма, и шагнул внутрь, предварительно сняв с головы убор из чернобурки.

Я не знаю, что случилось в самом храме. Грохот прекратился, и горбун выскочил обратно — без головного убора и с красным лицом. Словно бы забыв о своей хромоте, он, как юноша, взлетел в седло, но, едва попытавшись выпрямиться в нем, искривил лицо и так и остался сидеть согнувшись. Ударив благородное животное золотыми шпорами, он углубился в виноградник. Вниз по склону он несся сломя голову. Всадники возле Святого Аполлинария загудели, как осиный рой, и кинулись навстречу горбуну. Одновременно двинулись с места повозки и носилки, и все это направилось к новой улице, спускавшейся от здания капитула.

На поворотной перекладине подъемника, стоявшего в какой-то дюжине саженей от храма, наутро повесили некоего дворянина и двоих каменщиков. Это они работали в нашем храме. Мастеровой подо мной оторвался от своего занятия и с молитвенно сложенными руками глядел на печальное действо. Когда оно закончилось, человек громко вздохнул, и среди вязкой тишины я ясно разобрал его слова:

— Несчастен господин, карающий своих вернейших слуг.

— Дальше!

Он склонялся надо мной, сжимая своими медвежьими лапами мои плечи. Он дрожал всем телом, по мясистым рукам пробегал нервный тик, дыхание было быстрым и прерывистым, а широкий рот кривила гримаса величайшей тревоги. Он был в исступлении, и я даже испугался, что он вот-вот раздавит меня или швырнет на пол. Больше всего пугали его глаза: в противоположность буйствующему и напряженному, вибрирующему от волнения телу они были холодными и застывшими. Два несущие угрозу камешка-нефрита — зеленые камни в праще злобы.

— Говорите! Вы должны закончить! Вы сказали, что там была крыша — уже тогда у храма была крыша! Что делали там эти люди и почему им пришлось ответить за это? Кто был этот дворянин?

— Что вы от меня хотите? О ком я должен говорить?

— Не помните? Недостроенный Карлов, напротив — Аполлинарий, и этот человек на коне… продолжение Божией десницы.

— Приступ… Мне страшно, оставьте меня. Я ничего не знаю, не понимаю, что вы хотите услышать.

— Этого не может быть! Вы лжете! — кипятился Гмюнд. — Вам точно известно, почему его приказали казнить, а я могу только строить догадки. Экая подлость! Именно его. Сколь бы я скорбел об этой ошибке… Трудно даже вообразить большее недоразумение.

— Если я бредил, то прошу прощения. Это болезнь, я страдаю ею с детства. Пожалуйста, оставьте меня.

— Он больше ничего не знает, — процедил кто-то из-за его спины. Прунслик. Гмюнд отпустил меня. Я медленно выпрямился и расправил помятый на груди плащ. Великан сделал шаг назад, не спуская с меня злобного взгляда. Через некоторое время он сказал:

— Извините. Я не смог сдержаться — настолько увлек меня ваш рассказ. Я был ошеломлен тем, что вам известно о водостоках.

— О чем?

— О водостоках на карловском храме. Они пробыли там недолго, их уничтожили орды чашников. Солдаты были суеверны и боялись этих благородных чудищ. Они разбили их, а осколки использовали как заряды для своих метательных орудий. Им надо было только отломить этого самого дракона, демона, дикого зверя или попросту грешника, а остальное за них доделала высота. Камень разлетелся на куски, и самые большие из них смельчаки-гуситы закопали в пяти разных местах, чтобы поверженный соперник не смог отомстить им.

— Я ничего не знаю об этом. Я пойду домой, мне нехорошо.

— Погодите. Да погодите же! Ступайте наверх, поднимитесь с нами на чердак, там вы наверняка все вспомните. Я награжу вас, вы не пожалеете.

— Сомневаюсь, что мне удастся рассказать вам еще что-то. Я изнурен. Я с радостью стану сопровождать вас, но вот лезть под самую церковную крышу — это увольте. Я ужасно боюсь высоты и уважаю запреты. И вообще — как получилось, что с нами сегодня нет полицейского?

Я проскользнул у него под руками, подбежал к тяжелой двери и толкнул ее. Прежде чем она за мной захлопнулась, я успел услышать, что Гмюнд велит мне завтра явиться сюда в это же время. Я бы с удовольствием отказался, однако кровать, к которой я сейчас так стремился, находилась в синей комнате гостиницы «Бувине», где приютил меня мой странный благодетель.

Яма на Рессловой улице, эта открытая рана на теле города, вопиющая к затянутому тучами небу, начала наконец привлекать к себе внимание. Любой прохожий считал своим долгом хотя бы заглянуть в нее или же бросить туда крону, чтобы определить глубину. Водители хотели знать, как долго еще будет затруднен проезд по Карловой площади. Тот, кто подлезал под первый круг заграждения и отваживался приблизиться ко второму, ощущал сильную сладко-кислую вонь, исходящую от провала и отравляющую воздух в ближайших окрестностях. Фрукты в холодной темной яме портились медленно, однако спустя несколько дней процесс разложения пошел полным ходом. Пахла яма одуряюще — сгнившие манго, апельсины, лимоны и персики, а также истлевающие ирисы, фрезии и цикламены доставляли прохожим немало неприятных минут.

Все попытки извлечь похороненный микроавтобус оказались неудачными, мало того — возникла опасность, что грунт провалится и в других местах. Спустя день после происшествия были произведены геологическая и археологическая экспертизы, показавшие, что между бывшим храмом Святого Карла боромейского с прилегающим к нему монастырем и храмом Святого Вацлава огромные пустоты, узкой полосой протянувшиеся вдоль площади до самых земельных владений Эммаусского монастыря. В вечерних газетах, которые почуяли запах скандала и потому подробно занялись данной историей, я прочитал, что об этих полостях (скорее всего, древних пещерах, в Средние века приспособленных под подвалы) новые времена даже не подозревали. После того как при императоре Иосифе разрушили множество церквей и монастырей, о них попросту забыли.