Камни Господни - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Строганов cтр.№ 44

— Вижу, дядька Савва, — ответил мальчик. — Да что из того?

— Признаешь?

— Нет, дядька Савва, не признаю.

— Юла это, лесной жаворонок, для этих мест редкий гость. Да ты слушай, сейчас петь начнет.

Птица встрепенулась и, поудобнее устроившись на ветке, звучно свистнула: юли-юли-юли…

— Чудно! — восхищенно прошептал мальчик. — И юлу не переставая поминает.

— Погодь, — поясняя, добавил Савва, — да послушай, что еще птаха вытворять станет!

Замолчав на мгновение, снова птица пронзительно запела, совсем иначе, будто бы выворачивая прежнюю песнь наизнанку: тилю-тилю-тилю…

— Дивно! — Савва глубоко вдохнул опьяняющий лесной дух. — Птаха малая, а поет, только лесу внемля! А вот себя в нем заслышав, смущенье терпит, да супротив себе петь начинает!

— Почто ж ей смущаться, дядька Савва? — пожал плечами пастушок. — Разве не Господь ейную песню вложил?

— Ты пойми, Петруша, что стыдится она не своего дара, а своей малой его доли перед всем лесным благолепием. Все равно, как смущается мастеровой человек, замирая перед неописуемыми красотами храма.

— У нас Борисоглебскую церкву, почитай, трое мужиков срубили, поставили, да сами ж и расписали, — извиняясь, ответил Петруша. — Оно ясно, что кадильницы да чаши со лжицами из Сольвычегодска прислали, еще пару образов да святое напрестольное Евангелие. Так разве они смущаться станут?

Снегов погладил паренька по волосам и махнул рукой:

— Ты лучше сказывай, скоро ли к дедовой избушке придем?

Петруша вытянул руку и указал на еле приметный холмик на краю поляны:

— Так вот же она, дядька Савва.

— Вот тебе и изба! — удивился Снегов. — Не то землянка, не то вовсе нора звериная.

— Дед-то ведун! — воскликнул пастушок. — В городке, среди людев, ведовство сразу же с пол силы теряет, да и лес за то шибко забижается!

— Ерунду бает малец. Бортничаем мы, угодье тут нашенское, — из кустов показался старик со всклокоченными седыми волосами. — Деревья бортим, колоды долбим, мед да воск от пчелок лесных собираем.

Снегов подошел к старику и, почтительно поклонившись в пояс, спросил:

— Как тебя кличут, добрый человек?

— Тишко тута, — пояснил старик. — Тишками нас и кличут. А мы и не спорим, на Тишок и окликаемся!

* * *

— Бортить, все одно, что девку тешить, умеючи надобно, — поучал старик, проводя Савву по бесконечным медоносным угодьям. — Мед-то есть земная душа, как драгоценность, собранная святыми угодниками пчелиными.

— Ухожье у тебя великое! — заметил Снегов многочисленные, заботливо выделанные борти-дуплянки. — Только, старче, никак не возьму в толк, всего год, как пришла Русь на Чусовую, а ты местную Парму словно век обживал.

— Кому, может, и Парма, а для нас — батюшка-лес! — резко обрезал послушника старик. — Мы в нем испокон веку живем. Вон, полюбуйся: тута дельные дерева с пчелами, тута без пчел, а вон тама, — Тишка махнул рукой, указывая за спину, — холстецы на подходе. До Строгановых жили и после их жить останемся!

— Да как же без Руси да среди вогул? — удивился Снегов. — Они своих-то не жалуют, а чужаков и подавно. Или про меж вас уговор какой есть?

— Какой меж нами уговор? — развел руками дед. — Не по одной земле ходим, иными небесами укрыты, воздух в нутрях, и тот разный. Пути-дороженьки у нас разные, ходим да не пересечемся: они — своей Пармой, а мы — святым бором!

Савва растеряно смотрел то на старика, то на мальчика и нерешительно спросил:

— Так вы язычниками будете, а сия земля — святилище идольское?

— Экого ты, Петруша, дурня привел! — старик переглянулся с пастушком и рассмеялся. — А еще сказывал, по грамоте учен, да вельми сведущ!

— Так объясните, кто вы такие, сколь вас и почто, как тати, по лесам хоронитесь? Беглые что ль да опальные, али из полона сюда бежавшие?

— Ты не подумай чего, дядька Савва, — встрял в разговор пастушок. — Русские мы, во Христа крещенные. Только другие, тайные.

— Помолчи, Петруша, — остановил мальчика старик. — Ежели человек на двух ногах хромает, на трех пуще хромать станет.

Старик вытащил из-за пояса топор и, делая насечку на цветущей березе, сказал:

— Чем попусту балякать, лучше отворим вежды. Поживет человече, походит, посмотрит, авось и чего и уразумеет.

Затем, собрав молодыми листьями наполнившуюся влагой подсочку, пережевал их в густую кашицу и принялся намазывать ею глаза растерявшегося от происходящего Снегова.

— Тако, родимой, лучше, — приговаривал старик, втирая в виски послушника пахнущую весной зелень. — Не вопрошай, да не противься, опосля самому лучше и будет!

Глаза защипало, обжигая так, слово в них плеснули кипящей водою, голова пошла кругом, к горлу подкатилась дурманящая тошнота.

— Ты чего творишь, дед! — завопил Снегов. — Выжег, выжег окаянный глаза!

Оцепенение прошло, сменяясь ярым гневом: Савва попытался схватить Тишку, но тот, извиваясь, выскользнул из рук, словно рыба, безмолвно растворяясь в лесной чащобе. Снегов тер слезящиеся глаза рукавами, но жжение не проходило, вдавливая очи вглубь, разрывая, выворачивая наизнанку блуждавшие в голове мысли.

Вскоре боль улеглась и, перестав слезиться, глаза наполнились удивительно теплым, идущим от деревьев светом, согревающими лучиками-дугами ветвей, ноги шли по щекочущей мерцающей траве.

— Диво предивное! — восхитился Савва. — Словно босоногий сапогами траву чую!

Он огляделся вокруг: вот на деревьях светятся золотом отметины, оставленные рогами лосей, а вот зарубки кабаньих клыков цвета тяжелой глинистой земли. Еще по ветвям кустов алые всполохи — здесь прошла волчья пара: молодая, счастливая, сытая.

Сломя голову бросился Савва вперед, едва касаясь ногами по мягким световым волнам, как тут же столкнулся с медленно бредущим по звериной тропе огромным медведем. Испугавшись, зверь, что было сил, взревел и, поднявшись на задние лапы, обрушился на Савву…

* * *

Над головой качаются еловые лапы, через которые едва пробиваются искрящиеся лучи. Тихо. Слышно, как в вышине звенят крылья у кружащихся комаров, да шелестят в не перепревших за зиму листьях мыши.

От земли тянет влагой, пахнет мхом и едва уловимым ароматом фиолетовых цветков сон-травы, оказавшихся случайной подушкою непрошеному гостю.

«Птицы… почему перестали петь птицы? — Савва вспомнил утреннее многоголосие., вдруг для него истаявшее. — Дурно, когда птицы умолкают разом, смертный знак…»

Над головой послышался хруст треснувшей мертвой ветки. Крру, крру, крру… Черное пятно обрело очертания, блеснуло хищным клювом, и принялось рассматривать неподвижно лежавшего человека внимательными умными глазами.